бегать! Пущать не надо было работаря энтого! Жениться тебе
надобно, чтобы предостеречься от энтих!..
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Я в последнее время думаю, что, как есть
породистые собаки, так есть породистые люди. Дворняжка сходится
с дворняжкой, а элита, та только с элитой. И еще у людей все
решает нацио, только они не понимают этого. Русскому жениться
на басурманке - это то же самое, что ризеншнауцера скрестить с
эрдельтерьером...
АГРИППИНА ПАНТЕЛЕЙМОНОВНА. Чево? Ты раньше девка-присуха
была. Красива шибко! А щас погляди в зеркало! Да кто на небя
позарится на такую? Какой ризеншпицер? ( Звенит звонок.) А вот
и энтот... прохиндейка! Пойду отворю!
( Открывает. В квартиру врывается КОСТЫРЕВ с двумя
телохранителями.)
КОСТЫРЕВ. Где эта швабра? Где? ( Ищет по всей квартире.)
АГРИППИНА ПАНТЕЛЕЙМОНОВНА. Мужик-от паскудистой тебе
попался, от элементов прятался, а тута вот возник.
( МОЛОДЦОВ сначала прячется за диван, а потом
по-пластунски ползет к двери.)
КОСТЫРЕВ. Блин, одел костюм навороченный, новье! А эта
кишечница его завалила. Я ее за это порешу! Все равно вычислю!
( В квартиру врываются два "омоновца" с автоматами
наизготовку. МОЛОДЦОВ вскакивает.)
МОЛОДЦОВ. Мордой лица - к стене! Пакли - за бошку!
КОСТЫРЕВ. Что-то я не понял.
МОЛОДЦОВ. ( Надевает КОСТЫРЕВУ наручники. Достает сотовый
телефон.) Товарищ енерал! Вымогатели обезврежены! Разрешите
остаться для выяснения отношений личного характера? ( другим
голосом ) Приглашу! Обязательно приглашу! Спасибо, товарищ
енерал!..
КОСТЫРЕВ. Козлы! За что я вам плачу?
МОЛОДЦОВ. Теперь у тебя будет бесплатная охрана.
( КОСТЫРЕВА и его телохранителей выводят.)
Ну вот, теперь я без пяти минут начальник отдела по борьбе
с неорганизованной преступностью... Только во рту как будто
птички покакали... Я бы хотел потетатеткать с вашей матушкой...
( Входят АНТОНИНА и ЯРИЛ. В руках у мальчика - корка
хлеба.)
Пока вы ходили, я обезвредил троих особо опасных
преступников.
АНТОНИНА. Я памятник себе воздвиг?..
АГРИППИНА ПАНТЕЛЕЙМОНОВНА. А где хлеб-от?
АНТОНИНА. Голубям скормили... Как налетели - всю буханку
склевали. Как на картине Кукрыниксова "Жрачи прилетели."
МОЛОДЦОВ. "Жрачи прилетели" - это не Кукрыниксов, это
Левиафан.
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Ну что ж, спасибо вам за героизм! Задачу
свою вы выполнили. Желаем вам дальнейшего продвижения по
службе.
МОЛОДЦОВ. Выходит, я зря подбивал клинья, разводил тут
вас? Ну, ладно!.. ( Выходит.)
Вторая сцена.
Вечер. Горит ночная лампа. ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА и АГРИППИНА
ПАНТЕЛЕЙМОНОВНА, сидя в креслах в полутьме, смотрят телевизор и
вполголоса переговариваются. Одет по-домашнему.
АГРИППИНА ПАНТЕЛЕЙМОНОВНА. Мужика себе бери розживчивого,
который все продумает и всего добъется, все доступит да
приобретет... Вот, например, как энтот, что у тебя на работе -
Петрухин!..
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Так он парень неплохой, только ссытся и
глухой...
АГРИППИНА ПАНТЕЛЕЙМОНОВНА. Самое главное, чтобы не хужее
был прежнего, чтоб робливал так, что по сто потов вытекало.
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Да что они сейчас делать-то могут?
Только катаются и яйца свои катают! Мне и одной совсем даже
неплохо.
АГРИППИНА ПАНТЕЛЕЙМОНОВНА. Уж чего хорошего-то, чего?
Одна-разъединенька живешь? ( Дверь приоткрывается и выглядывает
ЯРИЛ.) Не открывай! Там Терминатор стоит! А ну-кась в постель!
Пропал бутан! Пойду приужахну! ( Уходит. ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА сидит
некоторое время, пытается смотреть телевизор, затем встает и,
осторожно ступая, идет на кухню, где АНТОНИНА под гитару поет
песню. Сначала она стоит в дверях и слушает, потом проходит и
садится рядом с домохозяйкой.
Сон Веры Павловны.
Вере Павловне снится странный сон:
Синим кобальтом покрыт небосклон,
На нем из желтого кадмия круг,
И изумрудные травы вокруг - целый луг...
Чудное пение божественных сирен
Манит, завлекая в сладкий плен,
Но, захочешь уйти не дадут:
Красные тени стоят там и тут - ждут...
Вернись скорей, Вера Павловна!
Вернись назад, Вера Павловна!
Вера Павловна, вернись скорей,
Вернись назад, в мир людей!
Выстроены в ряд хрустальные дворцы,
В них сидят взаперти их творцы,
А из слоновой кости замки
Вырастают как грибы-поганки - из ямки...
Ах, а это!? Куда не ступи,
Вместо асфальта - золотой настил!
Но, захочешь уйти, - не дадут:
Красные тени стоят там и тут - ждут...
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. А вы хорошо поете! И голос у вас низкий,
как у мужика... А мы фильму смотрели, "Неоконченная пьеса для
механического апельсина", Кубрикова, кажется... Говорят, вроде
известный, не знаю...
АНТОНИНА. А я ничего не смотрю. Говорят, вредно,
облучение, и все такое прочее. А недавно включила - какие-то
цветные квадратики полчаса показывали. Не знаю, что за
передача...
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Может, тогда хоть радио? ( Включает.
Пауза.) Ой, этот Жар!
АНТОНИНА. А, по-моему, Тархундиев!
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. В смысле - жара.
АНТОНИНА. А я вот сижу и грущу, думаю о своей жизни. Так
она и проходит: за частыми пьянками и нудными разговорами на
запущенных кухнях, за регулярными прогулками по магазинам и
томительным совершением мелких покупок, за светлым ожиданием
завтра и ленивым ничегонеделанием... А ведь так и пройдет...
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Никто не даст нам избавленья...
АНТОНИНА. Изабелла, вы когда-нибудь любили?
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Да. Нет. Я не знаю.
АНТОНИНА. А я да. Я и сейчас люблю.
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Хотите, я покажу вам свои фотографии? (
Раскрывает перед ней альбом и тут же захлопывает.) Нет! Нет.
Эти фотографии... Они уже пожелтели... Я думала, они только
после смерти, а они уже, уже пожелтели... Я думала, они только
после смерти, а они уже, уже желтые... А ведь так же пожелтеет
и сморщится кожа, кожа на моем лице... Лицо не может не иметь
цвета... Оно или красное, или белое, или желтое... А когда все
в порядке, телесного цвета. Наверно, мы бестелесные, когда нам
слишком хорошо... А когда плохо...
АНТОНИНА. Ничего. Все будет хорошо. Все там будем. У меня
ведь тоже такой кризняк... На каком-нибудь там овощехранилище
вместе с другими корнеплодами гниют и плоды моих былых побед.
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. ( Обнимает АНТОНИНУ. Мне кажется...
Кажется, я... ( Они встают и танцуют под медленную музыку.
Врывается бабушка.)
АГРИППИНА ПАНТЕЛЕЙМОНОВНА. Да вырубите вы энто! Ужой спать
пора, а вы тут бесчинствуете! Завтра будете...
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Все, все меня завтраками кормят... А что
завтра? Известно, что... Если бы старость могла...
Третяя сцена.
АНТОНИНА лежит на ковре лицом вниз и плачет навзрыд.
Входит ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА.
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Что случилось?
АНТОНИНА. Я поняла.
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Что ты поняла?
АНТОНИНА. Жизнь, в которой торжествуют материальные блага,
- это смерть, духовная смерть!
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Кто тебе сказал?
АНТОНИНА. Я сама дотумкала!
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Ерундистика какая-то! Жизнь торжествует
над смертью и смеется ей в лицо: ха-ха-ха!
АНТОНИНА. ( Загибает пальцы на руке и шевелит губами.)
Сосчитайте сами! Сосчитайте, кто придет на ваши похороны.
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Ты что, тронулась?
АНТОНИНА. Это не я. Это Девил. ( Берет книгу и читает.)
Если вы полагаете, что люди очень интересуются вами, ответьте,
пожалуйста, на вопрос: сколько людей придет на ваши похороны,
если вы завтра умрете? А?
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Ну и сколько ты насчитала?
АНТОНИНА. Пока только двоих!
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Кто это, если не секрет?
АНТОНИНА. Моя мать. Мой отец. И... все!
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Что, и все?
АНТОНИНА. Как мне паршиво! Как пусто внутри! Пусто
снаружи! Как будто что-то потеряла, а что - не знаю. Одна ведь
я, одна. Нету у меня ни друзей, ни подруг... Никому я не
нужна... Никто не любит меня. Никто! Никто не жалеет. Наверно,
я сама виновата. Я боялась, что меня будут жалеть. Боялась! Я
хотела выглядеть сильной. Мне было стыдно своих слабостей.
Стыдно, пока я не поняла: жалеть - значит, любить... И
всех-всех людей нужно пожалеть...
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Что, и меня тоже?
АНТОНИНА. И вас тоже...
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Спасибо, конечно, за откровенность,
только не надо меня жалеть - у меня все путем...
АНТОНИНА. А у меня - нет. Никого не любила. Никого не
жалела. Никого и никогда. Кроме себя. Себя одной. Вот и сейчас
лью эти слезы по себе, только по себе. Бедная я, несчастная...
Я случайное создание, не изведавшее любви... Плод, перезревший
и сгнивший прямо на ветке. Я человек с атрофированными
чувствами. Я инвалид. Руки-ноги на месте, но чего-то нет. Любви
и жалости. Не к себе, а к другим... Я несчастная, несчастная...
Ненавижу себя!
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Антонина, наверно, я приду...
АНТОНИНА. Куда?
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. На твои похороны. Занеси меня в свой
скорбный список. Под номером три.
АНТОНИНА. А что, если я признаюсь... Признаюсь, что
обманула... то есть обманул тебя? Я не она. Я он!..
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Да знаю я это! Знаю! Давно поняла! Еще
когда с твоей головы упал парик. Ну, хочешь быть мужчиной -
пожалуйста! Я не против. Но я до сих пор не поняла, зачем это
все было нужно? Весь этот бал-маскарад... Зачем?
АНТОНИНА. Я тебя люблю! Люблю безумно! Я обожаю тебя! Я
готов ползать за тобой и целовать пол, по которому ты ходишь.
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Ну остановитесь! Что за
самодеятельность?
АНТОНИНА. Почему ты обманываешь себя, ведь тебе тоже
одиноко в твоей холодной постели? Неужели ты не хочешь ласки и
тепла?
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Я не хочу! Не хочу хотеть. Что такое
любовь? В школе у Ярила говорят так: любовь - это два дурака с
повышенным давлением...
АНТОНИНА. Ну зачем так грубо?
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. И ты, ты говоришь мне про грубость? Ты,
проехавшая трактором по моим нервным окончаниям?
АНТОНИНА. В этом же весь кайф - вроде трактором, а все
равно тонко... К тому же, не по окончаниям, а по всяким там
началам...
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Пора заканчивать эти словесные баталии.
Все равно это разговор ни о чем...
АНТОНИНА. Ни о чем? Все это - ни о чем? Первый раз я
увидел тебя у Дома мод и обомлел. Ты шла сквозь толчею так
легко, как будто летела. Ветер развевал твои длинные волосы и
платье, подчеркивая совершенство форм твоего тела. Все
заглядывались на тебя, но ты не обращала ни на кого внимания.
Ты была выше этого. Ты парила над землей, над заплеванным
асфальтом и плотскими желаниями... И я понял, ты - та женщина,
о которой я мечтал всю жизнь!..
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. А у тебя богатая фантазия!
АНТОНИНА. Я вспомнил прыжки. Ощущение стремительного
свободного падения куда-то вниз, туда, куда падают слабые
небесные тела - к центру тяжести. Когда тебя сильно тряханет,
раскроется купол и ты уже паришь над землей... Ты не человек,
ты бог! Вокруг тебя только небо и облака, облака и небо... А
под тобой весь мир как на ладони... Но этот миг короток -
встрепенешься, а земля уже несется на тебя своей громадой. А
после прыжка, сидя на сумке с парашютом, воображаешь себя
счастливым принцем из сказки с хорошим концом. Куришь, смотришь
в небо, и каждая жилка в тебе трепещет от наслаждения.
