представительно.
Казимиру это обещание показалось до того невероятным, что он принял
его за шутку.
Аббат вторично его повторил.
- Найдите только, ваша милость, невесту по вкусу, и я не отрекусь от
своего обещания: я вас обвенчаю.
Казимир задумался и хотя ничего не ответил, однако, не забыл слов
аббата.
Вечером к ксендзу Яну пришел Кохан, и речь зашла о короле; когда
фаворит стал описывать, в каком удрученном состоянии находится Казимир,
как он убивается бездетностью и одинокой жизнью, аббат живо прервал его:
- Напрасно вы жалуетесь! Я говорил это королю, повторяю и вам: пускай
он только найдет невесту, я его обвенчаю! Я! Слышите? Как меня видите
живым. Я не боюсь ничего... Папа, в конце концов, признает его брак с
Аделаидой недействительным. Что это за брак, когда они пятнадцать лет уже
живут врозь! Ему насильно навязали некрасивую, несносную женщину, он с ней
даже не сблизился и никогда не был ее мужем.
- Так это возможно? - воскликнул Рава.
- Было бы возможно, если б только король был так же решителен, как я.
- Решимости-то у него хватит, потому что он больно тяготится и
бездетностью, и жизнью без семьи в пустом доме, и любовными интригами,
которые ему надоели. Но какая княжна или знатная дама захочет выйти за
него, когда существует сомнение... когда...
- А вам непременно нужна княжна! - рассмеялся аббат. - Ведь
королевское дитя, от какой бы то ни было законной жены рожденное, будет
таким же королевским, несмотря на то, какая в нем течет кровь. Пусть
берет, кого хочет! Была бы только молода, по сердцу и могла бы ему дать
наследника.
Аббат еще раз весело повторил, поднимая руку, как бы для
благословения:
- А я обвенчаю!
Рава задумался.
- Гм! - произнес он. - Король будучи в Праге, наметил себе одну,
которая ему очень понравилась.
- Какого сословия? - спросил ксендз Ян.
- Мещанка, но очень богатая; он с ней познакомился при дворе во время
императорских празднеств. Она не слишком молода, статная, красивая, с
хорошими манерами, вдова Рокичана...
Ксендз Ян быстро повернулся, так как, бывая часто в Праге, знал
тамошние дела.
- Я ее знаю, - произнес он, - муж ее, Миклаш построил на свои
средства костел. Семья хорошая, хоть и мещане; невеста известна своей
красотой, и никто не осмелится сказать про нее дурного слова.
- Это правда, - произнес Кохан, - но ведь для королевы этого мало.
- Ну, тогда ищите другую; в Германии при княжеских дворах достаточно
девушек, но оттуда, пожалуй, не дадут. Из Руси король не захочет брать из
боязни получить какую-нибудь неотесанную, вроде Альдоны.
Веселый ксендз покачал головой, и продолжал:
- Это уж не мое дело - сватать! Ищите невесту, а я не откажусь от
своего обещания; еще раз повторяю - как меня живым видите, уж обвенчаю.
- А что скажет на это краковский епископ? - спросил Кохан.
- Пусть его говорит, что ему угодно, - возразил аббат, - я его не
боюсь. Лучше обвенчать короля, чем допустить его гибель...
Разговор с аббатом заставил Кохана так же призадуматься, как и
короля. На следующий день они вместе поехали на охоту, и всякому, кто
лично не знал ксендза Яна, трудно было бы догадаться, что это аббат.
В штатской одежде, с мечом у пояса - по уставу духовные имели право
носить при себе оружие для защиты на случай опасности - верхом на статной
лошади, которой он правил как рыцарь, в плаще, небрежно накинутом на
плечи, красивый, молодой ксендз Ян своим молодцеватым видом вовсе не похож
был на духовное лицо, и лишь раздаваемые им по привычке благословения
могли вызвать подозрение.
Всегда в хорошем расположении духа, большой охотник оживленной
беседы, веселый сотоварищ пира, не слишком строгий к человеческим
слабостям, ксендз Ян пользовался общей любовью; однако более
требовательное и более строгое духовенство косо на него поглядывало, но он
на это не обращал внимания.
Король его очень любил и, по возможности, старался держать при себе.
На охоте, во время отдыха в лесу, ксендз Ян возобновил с королем
вчерашний разговор.
- Милостивый король! Ищите невесту - ксендз и все необходимое для
обряда венчания к вашим услугам! Кохан что-то говорил о Рокичане.
Казимир вздрогнул, потому что со вчерашнего дня не переставал о ней
думать.
- Этой женщиной все любуются при императорском дворе, и она занимает
там первое место, - произнес Казимир. - Я не скрою того, что она мне очень
понравилась, и что я ее полюбил... ее чело достойно короны...
- После того, как вы столько лет промучились с той, которую любить
нельзя было, - произнес аббат, - наступило время взять ту, которая вам по
душе. Разве не случалось, чтобы короли женились на мещанках, а в истории
римских народов и других бывали примеры, что даже и на крестьянках! Если
она вам нравится, то зачем же искать другую?
Король покраснел и, протянув ему руку, произнес:
- Подождите немного, ксендз аббат. Кто знает? Может я и воспользуюсь
вашим обещанием.
Ксендз Ян снова навязчиво предложил свои услуги.
Возвратившись в Краков, Казимир в тот же вечер призвал к себе Кохана,
игравшего с Добком в шахматы.
- Послушай, - сказал он, приближаясь к нему с нетерпением, которое
обыкновенно овладевало им при всех важных предприятиях, - слушай, мне
нужно... - при этих словах он запнулся и в раздумьи остановился.
- Мне необходимо побывать в Праге, но я не хочу, чтобы кто-нибудь
узнал о том, что я там буду.
Для Равы это не представило никакого затруднения, и он тотчас же
ответил.
- Отправимся, как будто на охоту. Кто за вами будет следить? А в
дороге можно будет устроить так, чтобы нас не узнали.
- А в Праге? - перебил король, но сам тотчас же прибавил:
- В Прагу нужно кого-нибудь вперед послать.
Кохану легко было догадаться о цели этой поездки.
- Если нужен посол к Рокичане, - сказал он, - то я поеду!
- Послы и посредники ни к чему не повели, - ответил король. - Я лично
должен с ней переговорить... Наступил решительный момент. Ксендз Ян
вызвался нас обвенчать. Я готов на все решиться, лишь бы иметь надежду,
что Людовик не отнимет короны от моего потомства. Рокичана хоть и мещанка,
однако, достойна быть королевой.
Рава ничего ему не возразил.
Для безопасности Казимира его мог сопровождать Добек Боньча,
прозванный Фредрой, так как можно было смело положиться на его
находчивость, храбрость и громадную силу; сам же Рава взялся ехать вперед
в Прагу, чтобы приготовить помещение для короля и предупредить вдову.
После короткого разговора и обсуждения решено было поступить по
совету Кохана: он поедет один в Прагу, а король в сопровождении небольшой
свиты отправится туда на следующий день.
На рассвете Кохан, закутанный в капюшон, тронулся по направлению к
чешской столице, выбирая кратчайший путь и хорошо знакомые ему тропинки.
Для себя лично он мог найти помещение в старом городе, у мещанина
Вуйка, у которого он уже несколько раз останавливался; ему нужно было
позаботиться лишь о помещении для короля и о разговоре с Рокичаной.
Он рассчитал, чтобы приехать в город в сумерки, но еще до закрытия
ворот, и прямо отправиться к Вуйку. Он знал, что его там радушно примут,
так как никогда не скупился и щедро платил, а дочь Вуйка, красивая Зоня,
веселая, миловидная, игривая девушка была к нему расположена и всегда была
ему рада. Все знали и догадывались, почему он так часто туда заглядывал, и
его приезд ни для кого не был секретом.
Да и Зоне, с утра до ночи говорившей, трудно бы сохранить секреты;
она выболтала бы и собственные грехи, до того у нее язык чесался. Будучи
сама легкомысленной и кокеткой, она всегда была рада помочь во всякой
интрижке, так как ей казалось, что чужой грех оправдывает ее собственное
поведение.
Как раз в то время, как приехавший Кохан переодевался в отведенной
ему комнате, Зоня, стоявшая на крыльце дома, заметила приходившего мимо
Енджика. Она его хорошо знала, слышала о его любви к Рокичане, и хотя
жалела его, однако часто над ним подтрунивала. Он шел с опущенной головой
и не заметил девушки, которая шаловливо нагнувшись к нему, шепнула:
- Тебе остается только повеситься, Енджик! Они отнимут-таки от тебя
Кристину. Опять приехал от польского короля посол, который возит ей
драгоценности; если б она была каменная, то и то не устояла бы... Да, она
счастливая женщина.
Енджик остановился и сильно насупился; из слов Зони он догадался о
приезде Кохана, на которого он давно уже точил зуб. Девушка, между тем, со
смехом убежала в комнату.
Енджик, мучимый ревностью и желанием принять меры для охранения
доброго имени вдовы, притаился за углом дома, поджидая Кохана.
- Ничего они не достигнут, - шептал он про себя, - пускай же даром не
шатаются и не пятнают ее доброй славы. Этому же должен быть положен конец!
В сумерках Кохан выбежал из дома Вуйка, спеша к вдове; но лишь только
он появился на улице, как Енджик его остановил.
Думая, что его по ошибке приняли за другого, Рава пробормотал что-то
и хотел обойти нахала, заступившего ему дорогу, но Енджик удержал его за
плащ.
- Не бойтесь, - сказал он, - я не разбойник, я знаю, кто вы и с какой
целью сюда прибыли; мы должны переговорить.
- Но я не знаю, кто вы, - возразил нетерпеливо Рава, хватаясь за меч,
- да и у меня нет ни времени, ни желания с вами разговаривать.
- Я Енджик, здешний купец, меня все знают, - воскликнул чех, не
позволяя Раве уйти, - вы должны со мной поговорить!
Рава вспылил.
- Никто не смеет меня принуждать! - крикнул он.
В этот момент Енджик что-то шепнул ему на ухо. Рава притих, и они оба
вошли в дом Енджика, находившийся на расстоянии нескольких шагов.
Осветив комнату, купец, как гостеприимный хозяин, велел подать пива
и, усевшись на скамейке против Равы, начал:
- Вы опять приехали? Что? Но напрасны все ваши труды. Король, или не
король - никто не возьмет Рокичану без венчания! Я ее знаю с детских лет.
Если бы даже она согласилась - чего, конечно, никогда не случится - то
родные и друзья этого не допустят. Зачем же напрасно давать пищу людским
толкам?
После минутного раздумья Енджик взглянул на Кохана глазами, метавшими
молнии, и видимо на что-то решившись, сказал:
- Я скажу вам всю правду. Я ей ни брат, ни сват, между нами очень
далекое родство, но я ее люблю с детских лет и, хотя эта любовь до сих пор
мне дала лишь одно горе и в будущем ничего лучшего не предвещает, я от нее
не откажусь. Кристина для меня недосягаема, но я не позволю, чтобы другие
ее обидели. Вы должны знать о том, что страстная любовь толкает людей на
безумные поступки. Примите это к сведению. Я скажу вам только, что если ее
кто-нибудь обидит, я на всякую месть готов. У нее мужа нет, а родственники
- Господь их знает - заступятся ли, но я... клянусь Богом, я этого не
допущу! Я человек маленький, купец, но это ничего не значит, руки у меня
есть, и я не пожалею последней копейки, чтобы...
Он не закончил, ударив кулаком о стол и, сжав губы, взглянул на
противника, как бы требуя ответа.
Кохан, человек опытный, мог хранить хладнокровие или быть пылким,
смотря по тому, как этого требовали обстоятельства. Он придерживался
правила: против пылких быть хладнокровным, а против хладнокровных -
горячиться. Видя перед собой сильно взволнованного, хотя и сдерживающего
себя Енджика, он старался оставаться спокойным.
- Послушайте, - произнес он, - я, собственно говоря, не понимаю, что
