путников о том, чтобы не вдаваться ни в какие разговоры и молча проезжать
мимо тех, которые их заденут; товарищи Вядуха придерживались его
распоряжения.
Для того, чтобы не быть задетым и избегнуть любопытных расспросов,
Лекса ехал окольным путем, а не по обыкновенной проезжей дороге.
Наконец, они доехали к болотистой равнине на берегу Ниды и к стенам
замка. Издалека они увидели новый костел, построенный Казимиром, и перед
их глазами предстали стены, окружавшие город, расположенный на холме у
устья реки, с воротами и башнями.
Но по мере приближения к замку и к городу, - а везде на дорогах была
большая давка - они могли понять, что не только в самой Вислице, но ни в
Горисавицком предместье, ни в Кухарах, они для себя не найдут помещения.
Везде было переполнено. Над замком развевалось королевское знамя.
Возы с припасами епископов и вельмож ехали, охраняемые челядью; по дороге
толкали друг друга, обгоняли, затевались ссоры, и люди хватались за
оружие. Видя все это, крестьяне должны были осторожно отыскать себе
местечко где-нибудь в стороне и там расположиться, потому что все сухое
пространство вблизи было занято расставленными возами, лошадьми, палатками
и горевшими кострами.
Весна была ранняя, только что началась, травка на лугах чуть-чуть
показалась, а потому нечего было надеяться на свежий корм для лошадей. Но
крестьяне не особенно заботились в этот момент о лошадях, так как дело шло
о них самих.
Протиснуться между дворянами и занять среди них место было неудобно и
опасно, поэтому они остановились на дороге в стороне, перед Краковскими
воротами, а Вядух на авось поехал искать какого-нибудь пристанища и
кое-что разузнать...
Но это было нелегко, и пришлось долго блуждать. По дороге, по которой
они ехали от Латанича и Кобыльника до Красного Ходча, везде было много
народа и повсюду, где мужик показывался, его провожали глазами, и каждый
задавал себе вопрос, что он тут делает?
Наконец, на самом конце Гориславицкого предместья Лекса, заметив
хату, не слишком бедную и не слишком богатую, решил на всякий случай зайти
в нее. Изба была похожа на крестьянскую; а около города было изрядное
количество полумещан, полуселян.
Свой своего всегда узнает. Вядух сошел с лошади и хотел войти в хату,
но заметил, что она уже занята рыцарской челядью. Он очень неудачно попал
туда, потому что оказалось, что это челядь Неоржи, которая тут
расположилась. Один из слуг, часто видевший его, сразу узнал прибывшего.
- Вядух, гм? Что ж это, ты тоже приехал в Вислицу в гости к королю? -
начал насмешливо слуга воеводы.
Старик не имел желания ответить на эту колкость, хотя в нем кипело от
обиды.
- Как видите, - произнес он, - и мы в гости!
Не желая вдаваться ни в какие дальнейшие разговоры, Вядух выскользнул
из комнаты. Вслед за ним вышел и хозяин хаты, представительный крестьянин,
пожелавший узнать, что ему надо.
Вядух в первый момент колебался, открыть ли ему цель своего приезда и
вначале ограничивался неопределенными ответами. Наконец, он решил ему
сказать, кто он.
- Зачем я буду это скрывать? - произнес он. - Король нам приказал
приехать сюда, чтобы и мы услышали то, что будет обнародовано. Тут нас
целая кучка, и нам негде приютиться. Посоветуйте.
Тут трудно было что-нибудь посоветовать. Болотистая местность,
залитая еще теперь весенним разливом реки Ниды, с трудом могла вместить в
себя всех, которые сюда съехались. Король приютился в замке в нескольких
небольших комнатах, вместе с архиепископом Ярославом Богорией и с Янгротом
краковским. Познанский епископ Войцех Палука и Мацей Вроцлавский
остановились в доме ксендза при костеле. Из воевод лишь двое, более
близких к королю, кое-как поместились в замке, остальные в местечке у
мещан по два человека в одной комнате; даже городские ворота - Краковские,
Буские, Замковые - были переполнены людом; приехавшие расположились на
улицах и на рынке.
Крестьяне не нашли угла для себя и отправились в Бжезин. Там они
упросили крестьян позволить им переночевать; они решили на следующий день
потихоньку пробраться в замок, потому что слышали, что именно в этот день
- как раз была четвертая неделя поста - после торжественного богослужения
в костеле, где обедню должен был служить сам архиепископ, на дворе
королевского замка будут объявлены новые законы. Тем временем они вдоволь
могли наслышаться о том, как заранее отзывались об этих законах. Простой
люд рассказывал о них разные небылицы, а духовенство не скрывало того, что
оно совсем не радуется этому королевскому новшеству.
- Он знает, что он делает, - говорили одни, - он добровольно не
ослабит своей власти, он скорее ее отнимет у других, увеличив этим свою
собственную. Понемногу он лишит рыцарей их свободы, и у нас будет как на
Руси, где имеют право голоса одни лишь князья, а дворяне лишены его. Тот
же порядок он захотел ввести и у себя.
Духовенство, знавшее более подробно об этих новых законах, находило
их варварскими и неприменимыми, указывая на то, что можно ввести другие
законы чужеземные или римские, более подходящие для страны.
В их словах проглядывало недоброжелательство и недоверие, которое они
питали к ксендзу Сухвильку. Однако, архиепископ стоял на стороне короля, а
он был высшим пастырем.
Но не обошлось и без нареканий на него, о которых шепотом передавали
друг другу. Ксендз Сухвильк был его племянником; знали о том, что
архиепископ очень снисходителен к королю, и однажды в трудную минуту выдал
ему из гнезнинской сокровищницы на несколько тысяч гривен крестов, чаш и
драгоценных камней, за что впоследствии ему назначен был доход из копей в
Величке; поговаривали о том, что архиепископ для удобства обменивался с
Казимиром церковными землями.
Малополяне и великополяне, куявцы, а также и мазуры опасались
потерять свои владения.
Наконец, всем известное пристрастие короля к холопам, и его желание
им покровительствовать внушало опасение, что он увеличит их права в ущерб
дворянам.
Поэтому умы волновались; однако, власть короля, хотя права его и
границы их ничем не были определены, признавалась всеми, и ее почитали.
Король мог, как высший судья, приговорить к смертной казни всякого дерзко
выступавшего против него, и никто не осмеливался и не мог этого сделать, и
лишь потихоньку роптали...
Окружающие короля, наученные Сухвильком, повторяли то, что
многократно от него слышали: что новые законы обеспечат справедливость,
уменьшат и уничтожат все насилия и злоупотребления, что было бы стыдно,
если бы Польша не ввела бы у себя постановления, принятые всеми другими
государствами.
На следующий день благовест возвестил о богослужении, а так как
большая часть прибывших не могла поместиться в костеле, то громадная толпа
осталась на дворе. По окончании службы вся толпа во главе с королем и
архиепископом направилась к замку.
Погода не особенно благоприятствовала торжеству; холодный ветер
завывал, небо было покрыто тучами. Но ни Казимир, шествовавший с
победоносным видом, ни другие этого не заметили. Свита короля в этот день
выступила с истинно королевской пышностью, во всем блеске оружия, в
дорогих платьях, окаймленных драгоценными мехами.
Сам Казимир был в черном, с цепью на шее, на нем был роскошный пояс,
а на плечи его был накинут пурпуровый плащ на горностаевом меху. Часть
свиты была в пурпурных платьях с польскими орлами на груди, другие с
оружием и позолоченными шишаками, на которых были символические знаки:
топоры, соколы, луна.
Хотя толпа стихла, однако, когда король начал говорить, слов его
никто не слышал, так как ветер шумел, а издали доносились крикливые
голоса.
Затем видели лишь, как Сухвильк поднял вверх пергаментные листы с
печатью на шнуре, как архиепископ благословлял, затем как король опять
что-то говорил, причем лицо его так сияло, глаза были такие радостные, как
будто он достиг высшего счастья. Лицо короля возвещало народу, что
совершилось великое, бессмертное дело.
Пока все это происходило, Вядух вместе со своими спутниками, каким-то
чудом протолкавшийся в замок, не найдя другого места, влез на забор. Хотя
ему было очень неудобно, потому что и там была страшная давка, однако, он
был вознагражден тем, что Казимир, обводя толпу глазами, увидел его и ему
усмехнулся.
Вслед за взглядом короля взоры устремились на крестьян, о прибытии
которых Неоржа уже знал, с гневом рассказывая о том, что они осмелились
это сделать.
Накрыли столы, часть толпы начала расходиться, и Вядух недоумевал,
как поступить; к нему подошел один из придворных, который бывал вместе с
Казимиром в его доме и знал его хорошо.
- Король приказал мне вас угостить, - обратился он к крестьянам. -
Для вас приготовлен отдельный стол. Пойдемте.
Мужики колебались, опасаясь вызвать ревность других, но не посмели
ослушаться. Придворный, Гослав Кройц, повел их к назначенному месту, но
они уже издали заметили, что там расположились землевладельцы. Мужики
хотели тотчас же уйти обратно, но Гослав не допустил и приказал рядом со
столами, самовольно занятыми дворянами, поставить другие столы с
угощеньями и усадил мужиков.
Паны увидели рядом с собой крестьян, подняли шум и гам, выражая свое
негодование. Их волнение передалось другим, сидевшим дальше, и дело
грозило закончиться скандалом...
Во избежании этого Вядух, вместе со своими товарищами, не смочив губ
и не дотронувшись до королевского угощенья, удалились окольным путем,
который указал им Гослав.
Уход крестьян не успокоил рыцарей и дворян. Некоторые предполагали,
что мужики приехали с жалобами на них, и возмущение их все более
увеличивалось. Они грозили отомстить им за это. Хотя и были слухи о том,
что мужики приехали по приказанию самого короля, но они этому верить не
хотели.
Вядух, возвратившись с товарищами в свою квартиру, стал с ними
советоваться, что теперь делать, что предпринять. Большая часть была того
мнения, что им следует возвратиться домой, ибо они исполнили свою
обязанность, явившись сюда; другие предлагали всем вместе отправиться к
королю и поблагодарить его за оказанную им честь. Вядух советовал
оставаться и ждать, не будет ли каких приказаний.
- Чего ждать! - воскликнул возмущенный старый крестьянин Строка. -
Дождемся того, что рыцарство нас саблями изрубит... Нам здесь нечего
делать, да и теперь нет необходимости ехать всем вместе; каждый может
руководствоваться своим умом и своим желанием.
На следующее утро явился к только что вставшим мужикам придворный и
пригласил их в замок от имени короля. По дороге в замок встречные
останавливали крестьян с насмешками, но толпа значительно поредела, и они
легко пробрались.
Крестьян пригласили в приемную. Король в сопровождении придворных
вышел к ним с ласковой улыбкой на устах. Взглянув на Вядуха, он приветливо
кивнул головой.
- Я желал, - громко сказал король, - чтобы и вы присутствовали здесь,
когда с благословением Божьим новые законы или, вернее, старые законы
наших дедов, но писанные... будут обнародованы. Они будут защищать и
охранять от опасности каждого, и вас в том числе, крестьян...
Возвращайтесь спокойно по домам и передайте всем и каждому, что отныне суд
творить будет не судья, а закон, перед которым все будут равны.
Мужики преклонили головы, а король, взглянув на них, улыбнулся и,
обратившись к окружавшим его сановникам, произнес:
- Они наши кормильцы и должны находиться под покровительством закона
