Казимир, казалось, колебался сойти ли ему с лошади, затем, шепнув
что-то Кохану, он остановил коня у ворот и, похлопав старика по плечу,
направился вместе с ним к хате.
Гарусьница с радостью и с благоговением встретила короля; она была
горда оказанной ей честью и счастлива тем, что такая высокая особа снова
посетила их дом.
Как заботливая хозяйка, она тотчас же начала готовить угощение, но
Казимир предупредил ее, что ничего есть не будет. У нее был старый мед, и
она начала искушать им гостя; Казимир, не желая ее обидеть, со
снисходительной улыбкой согласился, хотя и не был любителем этого напитка.
Вядух стоял перед королем, который внимательно его разглядывал.
- Ты даже не постарел за эти годы, - обратился он к нему.
- Потому что я и тогда уже был стар, - возразил Вядух веселым
голосом. - У нас рассказывают об одном человеке, который, взяв теленка в
руки в первый день его появления на свет Божий, носил его на руках и на
второй, и во все последующие дни ежедневно и впоследствии до того привык к
тяжести, что мог поднять целого вола. Так и с нашим трудом и работой,
милостивый пан. Если их не бросать, силы не уменьшаются, и человек не
слабеет. Если б я хоть один день отдохнул, на следующий день меня одолела
бы старость и немощь.
Король с грустью рассмеялся.
- Ты это умно придумал, - прошептал король.
- Я лишь повторил то, что от других слышал, - возразил крестьянин.
- Я охотно почерпну что-нибудь из этой премудрости, - прибавил
Казимир.
Через секунду, король, оглянулся кругом и опираясь рукой о стол,
обратился к мужику со следующими словами:
- А знаешь ли ты, старина, что тебя ждет?
Вядух отрицательно покачал головой.
- А я прибыл к тебе, чтобы попросить тебя об услуге...
Крестьянин поклонился.
- Прикажите, милостивый пан.
- И не маленькой, - добавил король, - но она мне нужна...
После некоторого молчания Казимир прибавил:
- Вы, вероятно, слышали, что я пригласил в Вислицу дворян на
четвертой неделе великого поста. Им станут там объявлять новые законы,
которые будут введены не для одних лишь дворян и духовенства, но и для
всего люда и для крестьян тоже.
Вядух улыбнулся с недоверием.
- Милостивый пане! - произнес он. - Я ежедневно наблюдаю одно и то
же, когда кормлю лошадей, и им приходится есть из общих яслей, наполненных
кормом. Если бы человек за ними не смотрел бы, то старшие и сильнейшие все
съели бы, не оставив ничего на долю слабых и маленьких. Так может
случиться и с вашими "яслями", к которым, вероятно, нам даже не дадут
протиснуться...
- Это уж ваше дело, - произнес король с улыбкой, - я наполню "ясли"
и, пока жить буду, останусь при них. В Вислицу съедутся дворяне,
духовенство, рыцарство и обыкновенные паны... необходимо, чтобы и мужики
там были...
Вядух с удивлением взглянул на короля и ничего не ответил.
- А допустят ли нас туда другие? - шепотом спросил он после
размышления.
- Вы скажете тем, которые захотят вас прогнать или запретят вам
доступ, - что вы повинуетесь моему приказанию. Я хочу, чтобы вы там были.
Крестьянин как будто не видел в этом надобности и покачивал головой.
- Поезжай ты, - произнес король, - возьми с собою несколько
состоятельных крестьян, пользующихся у вас почетом; будьте вы при мне для
того, чтобы не могли сказать, что я о вас забыл или пренебрег вами. Ведь и
без того меня называют королем холопов, - пускай, по крайней мере, знают,
что я им хочу быть так же, как я король для дворян, рыцарства и всего
люда, который живет в этом королевстве... Поэтому я вам приказываю, чтобы
вы привезли в Вислицу нескольких ваших собратьев. А для того, чтобы вам не
пришлось израсходоваться в случае, если не хватит корма для ваших лошадей,
потому что в Вислице его могут съесть лошади дворян, возьмите это на
дорогу.
При этих словах король вынул из кошелька приготовленный сверток с
деньгами и положил его на стол...
- А Вислицу-то я поеду, - с гордостью промолвил крестьянин, - если
только жив буду, - но не за ваши деньги, милостивый король. Это годится
для бедняков. Мы - люди простые и живем попросту, такими родились и так
привыкли; мы золота на себе не носим, но и у нас кое-что найдется
припрятанным в горшке под лежанкой про черный день.
- Возьмите это; меня вы этим не разорите, - рассмеялся король, -
возьмите для других, для того, чтобы вы могли выбрать других не по
богатству, а по уму и их серьезности... и - всего хорошего!..
С этими словами король встал и, чуть-чуть отведав налитого меда,
направился к дверям. Вядух шел вслед за ним, почтительно склонившись. У
порога король, повернувшись к нему, добавил:
- Помните, что к четвертой неделе поста там необходимо быть...
непременно... потому что я осведомлюсь о вас...
Когда король вышел к своим людям, они еще сидели за медом, которым их
угостили; наскоро допив кубки, они вытерли усы и вскочили на лошадей.
Казимир уже отъехал на большое расстояние от двора, а мужик все еще
стоял задумавшись, как бы приросший к земле...
Гарусьница даже вынуждена была выйти к нему и хлопнуть его по плечу,
чтобы заставить очнуться.
- Что с тобой, старина?
Ничего не ответив, Вядух вошел в хату, где на столе лежал королевский
мешочек, и, опустившись на скамью, погрузился в глубокую задумчивость.
Жена остановилась перед ним с заложенными руками, устремив на него
испытующий взгляд и покачивая головой.
Лекса не мог собраться с мыслями и долго не отвечал на ее вопросы.
Наконец, он встал, сотворил крестное знамение и, поправив шапку на голове,
тяжело вздохнул.
- Да свершится воля твоя Господня. Если нужно в Вислицу, то попаду и
в Вислицу...
- Что же, разве это для тебя обида, а не честь? - спросила
Гарусьница.
- Ты, старуха, лучше молчала бы, потому что ты ничего не знаешь! -
воскликнул Вядух. - За такую честь человек потом расплачивается жизнью. Я
никогда не кичился своим богатством, потому что не хотел вызывать зависти,
а теперь нельзя ударить лицом в грязь и осрамить себя и свое сословие!
Поохав немного, Вядух прошелся несколько раз по комнате, выпил
оставшийся после короля бокал с медом, поправил на себе пояс, крепче
стянув его, осмотрел свои лапти, и выглянув через окно, чтобы по солнцу
определить время, обратился к жене.
- К ужину, вероятно, возвращусь, а может быть и нет... Смотри,
голубушка, чтобы я, возвратившись, нашел похлебку. А теперь мне нужно
собираться в путь.
Выбрав самого лучшего коня, старик, не отказавшийся еще из-за
возраста от верховой езды, бодро уселся на лошадь и ускакал.
По соседству жило несколько богатых крестьян, но не все они были
похожи на Вядуха. Самые выдающиеся из них льнули к дворянам и к ним
заискивали, поступали к ним на службу, обязывались нести повинности. С
ними нельзя было говорить о положении крестьянства, ибо они, хоть и
принадлежали к этому сословию, но не принимали близко к сердцу его
интересы.
Другие предпочитали спокойно оставаться у себя, не подвергаясь
никаким неприятностям, потому что, несомненно, надо было быть
подготовленными к тому, что рыцарство недоброжелательно отнесется к их
присутствию; некоторых Лекса не мог пригласить, так как они уже слишком
просты были; поэтому выбор был очень труден, и Лекса был сильно озабочен,
так как он стыдился удовольствоваться небольшой горсточкой сотоварищей.
Дорогой Лекса тяжко вздыхал о том, что король возложил на его плечи
такое тяжелое бремя, но сбросить его он уже не мог.
До самого позднего вечера Гарусьница, дремля на скамье, напрасно
поджидала его возвращения. И на следующий день ни к обеду, ни после обеда,
ни вечером старика все еще не было. Жена не столько беспокоилась о нем,
сколько злилась. Она пошла с жалобой к сыну, и когда возвратилась, мужа
все еще не было дома; лишь на третий день она услышала голос Лекса,
звавшего Вонжа, чтобы убрать коня.
Она тотчас же обвела взглядом лицо старика, желая узнать, в каком
расположении духа он возвратился; лицо его было спокойное, ясное, и на
губах играла улыбка. Он потребовал еды, и это было хорошим признаком. У
него не было привычки отдавать отчет жене в своих делах, поэтому она и не
расспрашивала его, зная, что он потом сам расскажет, если она не выкажет
своего любопытства.
На следующий день он начал готовиться к отъезду в Вислицу. В первый
раз в своей жизни Лекса сдал все хозяйство на руки сыну, потому что у него
было слишком много работы. Вынули из сундуков и приготовили самую лучшую
одежду, так как им приходилось и в Кракове остановиться и, хотя Лекса не
любил выставлять на вид свое богатство, он на этот раз говорил, что не
желает осрамить свое сословие.
Нужно было приготовить прочный возок, подобрать к нему лошадей,
потому что, хотя крестьяне и ездили верхом, в дорогу приходилось брать с
собою всякие запасы, так как там, где много народа собирается, иногда и за
деньги хлеба не достанешь, а в Вислице, следовало надеяться на многолюдный
съезд.
Время быстро летело; некоторые крестьяне начали приезжать к Вядуху,
который назначил день отъезда в Вислицу. Почти ежедневно кто-нибудь из них
обращался за советом к Лексе, так как все его считали как бы своим вождем.
Они не все тронулись из Прондника, потому что некоторые должны были
присоединиться по дороге. Вядух молча попрощался с женой, угрюмо велел
сыну смотреть в оба за хозяйством, а то ему потом несдобровать.
Отряд крестьян, хоть и без оружия, без щитов, шишаков, имел довольно
представительный вид, и каждый из них запасся для дальней дороги секирой,
топором, большой палкой, которыми можно было защищаться в случае
нападения.
Находчивый крестьянин выбирал товарищей, сообразуясь не только с их
умом и материальным положением, но обращая внимание на то, чтобы они его
своим внешним видом не осрамили. В числе их были и седые, серьезные
старики, и молодые, румяные лица. Все они сознавали, что едут не ради
себя, а в качестве представителей своего крестьянского сословия.
Все те дороги, по которым они проезжали, были переполнены; со всех
сторон по ним тянулись дворяне, духовенство, воеводы с челядью и со
стражей, отряды рыцарей.
В те времена можно было почти всякое сословие узнать по его одежде и
вооружению. Духовные правила строго определяли, как духовенство должно
быть одето дома, в костеле и во время путешествия. Мещанам нельзя было
наряжаться ни в шелка, ни украшать себя драгоценными камнями, хотя бы у
них и были на это средства; бароны и знать везли с собой свиту, а потому
всякий встретивший кучку крестьян при первом взгляде на них узнавал, кто
они такие и что они не принадлежат к дворянскому сословию.
Встречные, не стесняясь, громко выражали свое изумление, недоумевая
зачем мужики едут в Вислицу. Не верили даже тому, что они осмелятся туда
прибыть.
Времена, когда рыцарство еще не выделилось в отдельное сословие,
когда все имели право участвовать в вечах, куда старики стекались со всех
сторон, давным-давно уже были забыты. По мере того, как шляхтичи и рыцари
росли, значение крестьян падало, и за ними уже не признавали никаких прав,
а на них лишь лежала тяжесть повинностей.
Поэтому эта поездка крестьян, собравшихся в довольно большом
количестве, вызвала удивление дворян. Их останавливали на дороге,
расспрашивали, но осторожный Вядух заблаговременно предупредил своих
