Дружинники встали плотным кольцом возле Люта, ощетинились копьями.
Печенеги закружились вокруг посольства диким хороводом, почти касаясь
наконечников копий своими развевающимися черными одеждами, угрожающе
визжали, скалили желтые зубы. Казалось, еще мгновение - и они сомнут
горстку дружинников.
Лют Свенельдович поднял над головой зеленую ветку.
Хоровод печенежских всадников постепенно замедлил свое бешеное
вращение, умолкли крики и визг. Наконец, печенеги остановились, опустили
мечи и копья.
- Мы идем к вашим вождям! - крикнул Алк по-печенежски. - Не убивайте
нас, но дайте проводников. Жизнь послов неприкосновенна!
Вперед выехал печенежский воин с длинной бородой, в которую были
вплетены ленточки. Под его одеждой угадывались складки кольчуги, на
запястьях покачивались массивные серебряные браслеты. Браслеты и
серебряные пояса свидетельствовали у печенегов о знатности рода, и послы
поняли, что от этого человека зависит их судьба.
Алк повторил свою просьбу, добавив, что посольство приехало от
славного и непобедимого князя Святослава. Бородатый печенег что-то
прокричал резким, срывающимся на визг голосом и указал пальцем на землю.
- Он требует, чтобы мы бросили оружие в траву, - перевел Алк. - Тогда
он выслушал нас.
Лют Свенельдович кивнул дружинникам. Копья и мечи полетели на землю.
Печенег снова заговорил, уже спокойнее, дружелюбнее.
- Если вы действительно послы, то ваша жизнь в безопасности. Завтра
вы предстанете перед вождями печенежского народа. Следуйте за моим конем и
не пытайтесь убежать...
Кольцо печенегов разомкнулось, пропуская посольство.
Лют Свенельдович облегченно вздохнул, обтер рукавом вспотевший лоб.
Начало положено, первый мостик к печенегам проложен.
Печенежский стан находился в низине и открылся взглядам послов
неожиданно, когда они поднялись на гряду холмов. За составленными кругом
повозками теснилось множество юрт из бурого войлока, а среди них большой
белый шатер - жилище вождя. Едкий кизячный дым струился над круглыми
кровлями, развевались на ветру лошадиные хвосты, привязанные к концам
длинных жердей - бунчуки. Сколько бунчуков торчало над юртами, столько
сотен воинов было в стане.
Из-за телег высыпала толпа печенегов с пронзительными криками,
размахивая топорами и обнаженными мечами, побежали навстречу дружинникам,
грозя растерзать, затоптать в пыльную землю, изрубить в куски...
Лют и его спутники остановились, захлестнутые бушующей толпой, и уже
прощались с жизнью - столь устрашающей была ярость обступивших их
печенегов. Всадники, которые встретили посольство в степи, отталкивали
своих соплеменников ударами копий, тоже что-то кричали, но толпа
продолжала напирать.
Вопли, визг, лязг оружия, испуганное конское ржание.
Но вот из стана выехала группа всадников в блестевших на солнце
доспехах, в круглых железных шлемах, над которыми колыхались пучки
разноцветных перьев, и толпа вдруг отхлынула, злобно ворча. Это вожди
печенежского племени.
Лют Свенельдович вторично за сегодняшний день возблагодарил бога за
избавление от верной смерти. Сколь дики и свирепы печенеги, если так
встречают даже послов! И сколь опасны, если выходят на ратное поле
врагами! И сколь мудр князь Святослав, не пожелавший видеть в них врагов!
Мимо расступившихся печенегов, которые продолжали угрожать оружием,
но больше не кричали из уважения к своим вождям, послы проехали к белому
шатру главного вождя, которого печенеги называли великим князем.
Печенежский князь оказался тучным белолицым мужчиной. Волосы у него
были светлыми, необычными для степняка, а жирные плечи обтягивал полосатый
шелковый халат. Если бы не железный шлем с перьями и сабля, заткнутая за
серебряный пояс, его можно было бы принять за купца. Лют Свенельдович
видел подобных купцов в Киеве, куда они приезжали с персидскими товарами.
Князь возлежал на горе подушек, возле видели на корточках остальные вожди,
а позади застыли свирепого вида телохранители с обнаженными мечами.
Дружинники внесли следом за послами подносы с дарами князя Святослава
и, поставив их к ногам печенежского князя, тихо отступили за спину Люта
Свенельдовича.
Великий князь печенегов скользнул равнодушным взглядом по дорогим
мехам, по золотым и серебряным чашам. Внимание его привлекли лишь доспехи
и оружие: остроконечный русский шлем, кольчуга с панцирными пластинками на
груди, прямой меч, булава с острыми шипами. Он шевельнул короткими
волосатыми пальцами и подскочившие телохранители унесли оружие в глубину
шатра. Остальные дары расхватали вожди.
Печенежский князь молча выслушал посольскую речь Люта Свенельдовича,
переведенную Алком, и что-то шепнул невзрачному старичку в черной длинной
одежде, сидевшему рядом с ложем. Старичок проворно вскочил на ноги и
заговорил на языке славян:
- Великий князь из рода Ватана приветствует посла князья Святослава.
Речь посла выслушана и дошла до сердца великого князя. Хазары такие враги
печенегам, как руссам. Но решить, примкнут ли печенеги к походу, может
только совет всех великих князей, чьи люди и стада кочуют по сию сторону
Днепра. Ждите их слова. В юрте, куда вас проводят, вы найдете воду, пищу и
безопасность.
Дружинники, кланяясь, попятились к выходу из шатра.
Великий печенежский князь по-прежнему сидел неподвижно, как истукан,
и взгляд его был устремлен вверх, к круглому отверстию, через которое
видно было голубое небо.
...Долгое ожидание утомляет не меньше, чем бесплодная погоня. А среди
чужих людей, в душном полумраке незнакомого жилища, оно поистине иссушает
душу и тело.
Три томительно долгие недели Лют Свенельдович и его спутники видели
только бурый войлок юрты, тусклое пламя очага да хищные наконечники копий
печенежской стражи, которые покачивались у входа. Часы сливались в
непрерывную сонную череду, и лишь нити солнечных лучей, с трудом
пробивавшиеся сквозь дыры в обшивке юрты, возвещали о приходе нового дня.
Перед вечером молчаливые печенежские воины вволакивали большой медный
котел с вареной бараниной, вносили бурдюки с водой и кобыльим молоком -
еду и питье на грядущий день. И только ночью, в полной темноте, послов
выводили, окружив стражей, за пределы печенежского стана на прогулку. За
три недели послы узнали о жизни печенегов не больше, чем увидели в первый
день...
Все на свете имеет конец. Пришел конец и печенежскому сидению. Послов
снова привели в большой белый шатер. Трехнедельное ожидание завершилось
разговором, который продолжался не дольше, чем требовалось проворному
человеку, чтобы переобуться.
Тот же старичок в черной одежде произнес слова, сразу оправдавшие все
труды и тревоги посольства:
"Великие князья из печенежских племен Ватана, Куеля, Маину и Ипая
пришли к согласному решению воевать с хазарами. Пусть князь Святослав
начнет, а печенеги поспешат к хазарским границам из тех мест, где их
застанет известие о его походе. Да погибнут наши общие враги!"
Отъезд из печенежского стана показался Люту Свенельдовичу и его
товарищам вызволением из подземной тюрьмы-поруба. Они жадно вдыхали
степной воздух, жмурили отвыкшие от солнечного света глаза, горячили
застоявшихся коней.
Домой! Домой!
Что может быть желаннее дороги к дому после таких ожиданий и
опасностей?
А для Алка возвращение обернулось еще одной неожиданной радостью. На
берегу речки Прони, ступив на русскую землю, десятник Вест вдруг сказал
юноше:
- Будь побратимом мне!
Алка окружили дружинники - веселые, улыбающиеся. В серебряную чашу
зачерпнули студеной пронской воды. Лют Свенельдович прикоснулся кончиком
ножа к запястьям новых побратимов. Алые капли крови скатились в чашу,
замутив прозрачную воду. Десятник Вест и Алк по очереди отпили из чаши:
сначала старший побратим, за ним - младший, и Лют торжественно произнес:
- Брат за брата! Единым сердцем! Плечо в плечо! Стремя в стремя!
Отныне и вечно!
Побратимы обменялись оружием и прошли, обнявшись, под склоненными
копьями дружинников. Для отрока Алка это была дорога в дружинное братство.
8. ИТИЛЬ - ЖЕСТОКИЙ ГОРОД
О том, что пора сбить хазарский замок с волжских ворот торговли с
востоком, о том, что немочно терпеть больше хазарские разбои на границах,
на Руси говорили давно. Пришло время превращать слова в действие.
Для всех людей, населявших соседние с Хазарией земли, Итиль был
жестоким городом.
Сюда хазары приводили их в оковах и продавали на невольничьих рынках,
как скот, иудейским и мусульманским купцам, и навечно пропадали страдальцы
в неведомых землях.
Сюда на скрипучих двухколесных телегах привозили дань, собранную с
подвластных народов безжалостными хазарскими тадунами [тадун - сборщик
дани].
Отсюда вырывались хищные ватаги хазарских всадников и, прокравшись по
оврагам и долинам степных речек, обрушивались огнем и мечом на беззащитные
земледельческие селения.
Опасность, угрожавшая со стороны Итиля, казалась соседям вечной и
неизбывной, и только немногие, мудрые и дальновидные, уже догадывались,
что сама Хазария тяжело больна, а награбленное чужое богатство придает ей
лишь внешний блеск, но не исцеляет внутренние недуги.
Потом, после гибели Хазарии, люди станут гадать, когда и почему она
покатилась к упадку, теряя прежнюю силу и завоеванные земли.
Может, упадок Хазарии был предопределен с восьмого столетия, когда на
нее напали арабы? Каган, правитель Хазарии, склонил голову перед
чужеземной грозной силой, принял из рук халифа урезанную власть, отдал
себя под защиту наемной гвардии мусульман-арсиев...
Может, удар Хазария получила не извне, а изнутри, в девятом столетии,
когда против Кагана подняли мятеж своенравные хазарские беки? Могучий и
честолюбивый бек Обадий объявил себя царем, а Каган превратился в
почитаемого чернью, но безвластного затворника кирпичного дворца в центре
Итиля...
Может быть, роковую роль сыграла иудейская вера, к которой склонились
беки? Она разъединила людей, оттолкнула от Хазарии могучего союзника -
Византию, разрушила связи с христианскими и мусульманскими странами...
А может, конец могущества Хазарии наступил позднее, в десятом
столетии, когда начали таять, как весенний снег под жаркими лучами солнца,
некогда огромные хазарские владения? Крым перешел под власть Византии.
Степи между Волгой и Доном заняли печенеги. С востока наступали
кочевники-гузы, и раскосые всадники на лохматых лошадях набегали на
коренные хазарские области в низовьях Волги. Глухо роптали болгары,
готовые поддержать любого врага Хазарии. Стремились к самостоятельности
вожди аланов в предгорьях Северного Кавказа. Владения Хазарии сжимались,
как сохнущая кожа, и в конце концов у нее остался небольшой треугольник
степей между низовьями Волги и Дона и побережье Азовского моря. Жалкие
остатки прежнего могущества...
А может, все перечисленное не причины, а только следствие упадка
Хазарии? Может, настоящая причина совсем в другом - в самой сущности этого
государства-грабителя, живущего чужим добром?
Хазария не создавала богатства, а лишь присваивала чужое. Хазары
кормились и одевались за счет соседних народов, изнуряя их данями,
разбойничьими набегами, торговыми пошлинами. В городе Итиле пересекались
торговые пути, а самим хазарам нечего было предложить иноземным купцам,
кроме рабов да белужьего клея. На рынках Итиля торговали болгарскими
соболями, русскими бобрами и лисицами, мордовским медом, хорезмскими
