Конунг Святослав собирает ладьи и скоро все море станет опасным для
варяжских торговых караванов!
Святослав выбирает, на кого обрушить меч!..
Святослав, Святослав, Святослав...
Грозное имя русского князя звучало летом 965 года на многих языках,
его произносили с тревогой и ненавистью, с восхищением и надеждой, но
никогда - равнодушно. Князь Святослав казался воплощением могучей силы,
которая вдребезги разнесла обветшалое здание Хазарского каганата и теперь
готовилась к новому прыжку.
Но куда?
Вожди кочевых племен и наместники земледельческих областей, стратеги
византийских фем и императорские сановники, мусульманские визири и
прославленные полководцы арабского халифата ловили слухи о князе
Святославе, подсылали соглядатаев, составляли про запас посольские
встречи, готовили караваны с богатыми дарами на случай мира и полки на
случай войны.
Но больше всего их интересовал сам русский князь, неожиданно
вознесшийся на вершину воинской славы. Они расспрашивали очевидцев о
словах и поступках Святослава, прикидывали, как использовать его возможные
слабости, чтобы повернуть дело себе на пользу. Даже за внешней простотой,
которой, по слухам, отличался предводитель руссов, подозревали какой-то
скрытый смысл. Гадали, к какой религии склоняется князь. Казалось, все
взяли на заметку опытные вершители государственных дел, даже то, что князь
Святослав был молод, очень молод - в лето хазарского похода ему
исполнилось всего двадцать три года. А это возраст, когда чувства еще
властвуют над разумом...
Представлялось вероятным, что юный предводитель руссов поведет войско
в сказочно богатую Таврику [Таврика - Крым], где среди вечной зелени
нежатся на берегу теплого моря белые города, где сады отяжелели от
фруктов, а несчитанные отары овец сползают по горным склонам в долины.
Разве можно удержаться при виде такого незащищенного богатства?
Таврический путь князя Святослава казался единственно возможным и
даже неизбежным, как ливень, который следует за черной тучей...
Но они ошиблись, эти многомудрые мужи, угадыватели чужих мыслей и
похитители чужих тайн, и причина их ошибки коренилась в непонимании самой
сути хазарского похода. К Босфору Киммерийскому пришел не лихой стяжатель
добычи, а предводитель войска великой державы, и его стремительный бросок
на Хазарию был лишь началом единого сабельного взмаха, который прочертит
широкий полукруг от Каспия до Дуная. Не о сиюминутной выгоде думал
Святослав, остановивший войско на пороге Таврики, но о будущих великих
походах. Ворваться в Таврику значило воевать с Византийской империей, а
время для этого не пришло. Недавние завоевания требовали закрепления.
Еще сидел за кирпичными стенами Саркела царь Иосиф, помышлявший
сложить на обломках Хазарии новый каганат. С опаской поглядывали вятичи на
невредимый Саркел, который они называли "Белая Вежа" и который по-прежнему
казался им символом хазарского могущества. Что значили для вятичей победы
на Волге и на Северном Кавказе? Лишь негромкое эхо этих побед доносилось
до вятичских лесов. А Саркел был рядом и там сидел хазарский царь!
Только падение Саркела развеяло бы последнюю веру вятичей в силу
хазар. Самому Святославу взятие степной крепости не сулило ни достойной
добычи, ни славы - что это значило по сравнению с недавними громкими
победами! Но все-таки Саркел нужно было брать и князь Святослав повернул
свое войско на север.
Он уходил из Тмутаракани, оставляя позади себя не кровь, не дым
пожаров и не проклятия, а благодарную память жителей. Добрые семена
доверия и дружбы, посеянные в тмутараканской земле, прорастут щедрой
нивой. Поднимется на берегу Сурожского моря еще одно русское княжество и
будут там править князья русского рода...
14. ШТУРМ САРКЕЛА
На исходе сентября, когда к теплому морю потянулись первые журавлиные
стаи, в русский стан под Саркелом приехал гонец из стана Святослава. Он
передал долгожданные слова князя: "Ладьи построены, войско готово к
походу. Скоро буду сам!"
Много было радости в дружине. Приближался конец осады. Гонец сказал,
что на ладьи погружены камнеметные орудия, перед которыми не устоят
никакие стены.
Камнеметные орудия - катапульты [катапульта - механизм,
предназначенный для метания камней или горшков с горючей смесью в
осажденную крепость] были изготовлены искусными византийскими мастерами.
Византийцы, озабоченные безопасностью своих владений в Таврике, искали
дружбы князя Святослава и были готовы на любые услуги. Первой пришла,
опередив судовой караван князя Святослава, большая конная рать воеводы
Люта Свенельдовича. Алк вздохнул с облегчением, кончилось их с Вестом
воеводство под стенами проклятого Саркела, тяжкий груз ответственности
перекладывался на другие более сильные и опытные плечи!
Лют Свенельдович был настоящий военачальник, не то что добродушный
силач Вест. Воин он отважный и товарищ хороший, но не воевода. Вест с
самого начала объявил: "Драться нужно - вот он я! Всегда готовый! А от
начальствований меня освободи, побратим. Не по мне это дело..."
Алк даже обиделся на побратима, но потом понял, что нельзя требовать
от человека того, чего нет. Сила-то у Веста богатырская, но ум не быстрый.
Каждый на свой лад красен...
Однако думать одному за всю дружину было нелегко, и Алк искренне
обрадовался воеводе Люту.
Гузы тоскливо смотрели сквозь бойницы, как надвигается из степи на
город многочисленная конница, как растут возле стен Саркела воинские
станы. Они больше не кричали и не пускали стрелы, даже если любопытные
дружинники из новоприбывших подъезжали к стенам совсем близко. Видно
защитники Саркела чувствовали приближение конца и берегли стрелы для
последнего боя.
С ликующими трубными возгласами, развевающимися стягами подплывала к
Саркелу судовая рать князя Святослава. Все осадное войско столпилось на
донском берегу, оставив возле воротной башни небольшую сторожевую заставу.
Вылазки из города уже не опасались - не до того гузам. Видят, поди, как по
реке надвигается неминуемая гибель!
Воинские ладьи плыли величественно и грозно.
Алк вспомнил свое сторожевание на Оке и поразился несхожести
тогдашних и нынешних чувств. Тогда были страх и враждебность, теперь -
горделивая радость, счастливое приобщение к этой могучей силе...
Не дожидаясь, когда гридни перекинут на берег мостки, с большой
нарядной ладьи спрыгнул князь Святослав, пошел, разбрызгивая воду красными
сапогами к воеводе Люту и Алку. Князь был без доспехов, в просторной белой
рубахе до колен: ветер шевелил длинный локон волос на его непокрытой
голове.
Князь почти не изменился с того времени, как Алк видел его в
последний раз под Итилем, только лицо его больше загорело, стало почти
коричневым, и еще ярче выделялись на нем голубые глаза. Он по-прежнему
носил серьгу с жемчужинами и рубином, но теперь к ней прибавилась золотая
цепь на шее. Алк узнал потом, что эту цепь подарили князю благодарные
жители Тмутаракани.
- Ну как, воевода? - весело спросил князь, повернувшись к удивленному
таким обращением Алку. - Не упустил царя-то? На том спасибо. Кончилось
твое сидение под Саркелом.
Да, осадное сидение кончилось!
Прибытие князя Святослава словно прогнало из дружины сонную одурь.
Застучали топоры плотников, ладивших штурмовые лестницы. Печенеги под
присмотром русских десятников растаскивали заграждение из телег, открывая
проходы для приступа.
Византийские мастера в коротких синих кафтанах хлопотали возле
катапульт, прилаживали к деревянным рамам упругие канаты, сплетенные из
воловьих жил, натягивали рычаги.
Дружинники ставили на колеса большой деревянный сруб, обтянутый сырой
кожей - "черепаху". Сырые кожи должны были уберечь боевую машину от
хазарских горячих стрел. Внутри "черепахи" висело на цепях тяжелое дубовое
бревно, окованное железом - таран.
Тысячи людей, русских ратников и печенегов, подносили землю в мешках,
корзинах, а то и просто в шапках - засыпали ров. Как по ровному полю,
поползет к Саркелу страшная своей неуязвимостью "черепаха", и воины,
спрятавшиеся внутри, будут долбить тараном крепостные ворота.
Вечером ратники искупались в прохладной речной воде, переоделись в
чистые рубахи. Утром - приступ!
Штурм Саркела поразил Алка осмысленностью и четкостью движений
войска.
Первыми к стене побежали цепи лучников, осыпая врагов стрелами. Едва
меж зубцами стен или в бойнице показывалась лохматая шапка гуза, туда
летело несколько смертоносных стрел, и защитники города не могли как
следует прицелиться в набегавших со штурмовыми лестницами пешцев.
Лестницы густо облепили стену, по ним взбирались наверх воины с
мечами и топорами, а у подножия стены ждали своей очереди другие воины,
прикрываясь от камней и стрел большими щитами.
"Черепаха" уткнулась в проем воротной башни. Тяжелые удары тарана
сотрясали башню, крошились железные полосы на воротах, летели щепки от
толстых дубовых брусьев. Ворота гнулись и расползались щелями.
А за "черепахой" уже стояла конная княжеская дружина, ожидая, когда
наконец рухнут ворота и можно будет ворваться в крепость. Честь первыми
ворваться в город была доверена самым храбрым воинам. Среди них был сотник
княжеской дружины вятич Алк.
Но первыми в Саркеле оказались не княжеские дружинники, а пешие
ратники, которые забрались по лестницам на стену. Они захватили башню и
изнутри откинули засовы.
Бой разгорелся на узких улочках внешнего города. Гузы молча падали
под ударами мечей и копий. Они не просили пощады. Сами не щадившие никого,
они считали, что побежденный не достоин жить...
Только немногие гузы успели добежать до внутренней стены и укрыться в
цитадели.
И все повторилось снова.
Пешие лучники натянули свои луки, поражая стрелков на гребне стены.
Пешцы прислонили к стене лестницы и полезли наверх; выставив вперед мечи,
они протискивались между зубцов и исчезали в цитадели. Затихал, удаляясь,
шум боя. Распахнулись ворота, отомкнутые изнутри. Дружинники в конном
строю въехали в цитадель.
Оставалась только высокая башня - последнее убежище царя Иосифа.
Княжеские дружинники спешились и медленно пошли вперед. Навстречу им
летели стрелы; не короткие и толстые стрелы гузов, а длинные, с хищными
зазубринами на остриях - оружие арсиев. Дружинники подняли щиты над
головами и под их прикрытием начали долбить топорами дверь.
Алк тоже бросил уздечку кому-то из пешцев и, расталкивая толпу
дружинников, приблизился к башне. И - вовремя! Дружинники разом нажали и
тяжестью своих тел, обтянутых кольчугами, выдавили остатки дверей и
ворвались в башню. Алка кто-то толкнул в спину, он не удержался на ногах и
упал головой вперед в темноту.
Над ним скрежетала сталь, раздавались хриплые возгласы сражавшихся,
стоны. Кто-то больно наступил сапогом на правую руку, Алк невольно разжал
пальцы, меч откатился. Он шарил рукой по каменным плитам пола и никак не
мог найти рукоятку своего меча. С трудом отполз к стене, поднялся,
прижимаясь спиной к осклизлым холодным камням. Глаза постепенно привыкали
к полумраку.
Дружинники, взмахивая мечами и топорами, теснили арсиев вверх по
узкой лестнице. То один, то другой скатывался по ступеням вниз, на груду
тел, уже лежавших у подножия лестницы. Но через разбитые двери
протискивались и спешили на помощь новые дружинники.
Алк подхватил оброненный меч и тоже бросился в сечу.
