готовились торжественно ступить на землю Запада. Волны здорово потрепали
суда, составлявшие основу мостов. Двадцать кораблей затонули, у многих
открылись течи.
Рассвирепев, царь приказал расправиться с незадачливыми строителями
моста и наказать непокорный пролив. Пятерым ионийцам, руководившим
возведением переправы, отрубили головы. Их обезображенные тела бросили в
море. Отсечь какую-либо часть пролива было делом сложным даже для
наместника Ахурамазды, поэтому решили ограничиться тем, что опустили в
воду две тяжелые цепи, которые должны были сковать строптивцу руки, а
затем к воде подступили двенадцать дюжих палачей. Пока они наносили по
гребням бушующих волн три сотни полновесных ударов, стоявший рядом жрец
Ахурамазды провозглашал:
- О, злая вода, принесшая горе парсам! Великий царь по воле
Ахурамазды подвергает тебя этому справедливому наказанию, ибо ты оскорбила
бога и верных слуг его! Великий царь все равно пройдет по тебе, хочешь ты
этого или нет. Смири гордыню, иначе мы не принесем тебе жертву золотом и
сталью. И никто не принесет тебе жертву!
Подобные увещевания помогли, шторм стих. Царь повелел восстановить
мосты. На этот раз строители постарались на славу, наведя не один, а целых
два моста. Семьсот пузатых грузовых судов, поставленные борт к борту,
составили две длинные цепи, соединившие берега пролива. Суда были накрепко
связаны между собой льняными канатами и ремнями из бычьей кожи, а поверх
их палуб был наложен настил из крепких тисовых досок, покрытый слоем
утрамбованной земли. Дабы уберечь воинов и лошадей от случайного падения,
по бокам настила были сооружены ограждения. Эти огромные мосты были прочны
и надежны; лишь легкое поскрипывание досок выдавало, что под ногами не
земная твердь, а колышущиеся остовы кораблей, а еще ниже - морская бездна.
Желая обезопасить переправы от возможных диверсий эллинов, а также
насладиться созерцанием мощи парсийского флота, царь накануне вечером
приказал боевым эскадрам стать неподалеку от моста. Кораблей оказалось
столь много, что они были вынуждены выстроиться в четыре линии.
Первую целиком образовывали пунические триеры. Навархи Финикии
привели двадцать эскадр, насчитывающие триста кораблей. Финикияне издавна
пользовались славой непревзойденных мореходов. Их чернобортные
меднотаранные корабли пускали на дно ахейские и троянские триеры, пред
"детьми моря" трепетали Кемт, Хеттия и Кипр. Черные паруса повергали в
панику морских торговцев, заставляя их безропотно расставаться с серебром.
Со временем могущество Финикии ослабло, и она была покорена ассирийцами, а
позднее Парсой. Но и сейчас моряки-пуны славились своей выучкой и отвагой.
Их быстроходные корабли составляли ударную силу парсийского флота.
Следующую цепь составляли кемтяне, памфилы и карийцы. По мореходным
качествам эти суда уступали пуническим триерам, но зато их экипажи были
хороши в абордажных схватках. Почетом пользовались дети Хапи, чьи огромные
секиры и крючковатые абордажные копья наводили ужас на врагов. Не уступали
им доблестью и карийцы, неожиданно для прочих завоевавшие славу
бесстрашных бойцов.
Следом стояли триеры Кипра, Ликии и геллеспонтийских городов.
Ионийцы, фракийцы и подошедшие последними киликийцы во главе с Сиеннесием
замыкали строй.
Четыре линии по триста судов каждая. Двенадцать сотен кораблей!
Отлично снаряженных и готовых к битве.
Воистину, сам Мелькарт не отказался б командовать таким флотом!
Флагманский корабль с вымпелом Сиеннесия стоял бок о бок с триерой
тиранши Галикарнасса Артемиссии. По слухам в молодости Артемиссия была
дивно хороша собой, но сейчас она растолстела и подурнела. Власть портит
женщин. Теперь это была типичная бой-баба с мужскими повадками. Ее мощные
телеса были втиснуты в чеканный медный панцирь, на голове красовался
массивный шлем. Стоя на корме своего судна, она смотрела в сторону
Сиеннесия и, когда тот встречался с ней взглядом, язвительно улыбалась.
Они были давние знакомцы. Однажды Белый Тигр вознамерился взять судно
Артемиссии на абордаж и получил отпор, какого не ожидал. Меткие
галикарнасские лучники порядком сократили число пиратов, одна из стрел
вонзилась в бедро Сиеннесия и его эпактрида была вынуждена спасаться
бегством. Воинственная тиранша долго гналась за киликийским кораблем,
выкрикивая оскорбления. Теперь им предстояло сражаться бок о бок.
Киликиец поморщился. Не от того, что его раздражали насмешливые
взгляды Артемиссии. Просто порыв ветра донес запах благовоний - это жрецы
воскурили фимиам, ублажая Ахурамазду, - а Сиеннесий не выносил
искусственной вони.
Становилось все светлее. Берег оживал. Скакали всадники в блестящих
доспехах, строилась в колонну заспанная пехота. Неподалеку рокотали
барабаны, над водой разносились взвизгивания - это авлеты [авлет -
флейтист на корабле, задающий темп гребли] проверяли сохранность своих
флейт.
Наконец, эфир расцветился солнечными лучами. Они упали на воду, и она
заискрилась. Но мгновением раньше за холмом, на котором расположились царь
и свита, взревели трубы, возвестившие о появлении светлого лика
Ахурамазды. Звук этот достиг кораблей одновременно с первым лучом.
По этому сигналу откинулся парчовый полог царского шатра. Воины и
вельможи пали ниц, приветствуя своего повелителя. Облаченный в парадные
одежды царь подошел к жертвеннику и, сложив руки, вознес горячую молитву
Ахурамазде.
- Прославлю благомыслием, благословием и благодеянием благомыслие,
благословие и благодеяние. Предаюсь всему благомыслию, благословию и
благодеянию и отрекаюсь от всего зломыслия, злословия и злодеяния. Приношу
вам, Бессмертные Святые, молитву и хвалу мыслью и словом, делом и силой и
тела своего жизнь.
Сиеннесий отчетливо видел, как шевелятся темно-красные, подкрашенные
соком свеклы, губы Ксеркса.
Жрецы разожгли пред алтарем костер из чистых миртовых веток. Огонь
был светел и почти не давал дыма. Взяв из рук Артабана чашу с драгоценным
соком хаомы, царь торжественно вылил содержимое на огонь. Тот слегка
поблек, но затем языки пламени взметнулись еще выше. Ахурамазда принял
жертву, переход должен быть удачен.
Но следовало ублажить и богов соленой воды, которые с виду были
благосклонны, но в душе могли затаить обиду на царя, приказавшего наказать
море. Поддерживаемый под обе руки евнухами царь неторопливо спустился с
холма, размахнулся и бросил в воду золотую чашу. За ней последовал меч из
превосходной индской стали. Вода чуть взволновалась, но тут же стала
зеркально гладкой. Боги пролива приняли искупительную жертву. Ксеркс
поклонился воде.
Вновь запели трубы, и великая армия начала переправу. Первым ступил
на западный берег Ксеркс, самолично управлявший четверкой лошадей
Ахурамазды. За ним шла свита и первая тысяча. А затем на мосты хлынул
нескончаемый поток воинов. Их было так много, что переправа длилась семь
дней. Их было так много, что хазарапат приказал подгонять замедляющих шаг
бичами. Их было так много, что не выдерживали крепчайшие тиковые доски
настила.
Минуло семь дней, и тьма опустилась на землю Запада. Тьма, идущая
вслед за просыпающимся солнцем.
Тьма.
ЭПИЛОГ. УСТАМИ ЗОРОАСТРА
Дорого искупается - быть бессмертным:
За это умирают не один раз при жизни.
Ф.Ницше, "Эссе Номо"
Думал ли мало кому известный тогда отставной преподаватель
Базельского университета Фридрих Ницше, садясь в феврале 1883 года за стол
в небольшом домике близ Рапалло, что всего через какие-то шесть месяцев
суждено родиться бессмертному "Заратустре", может быть, самому великому
философскому труду, какой только знает человечество; труду, где
переплелись музыка и поэзия, порожденная совершенством человеческой мысли
философия и изысканнейший литературный стиль. Наверно, нет. Как не
догадывался и о том, что созданный его пером философ-поэт Заратустра
возродит интерес к древней религии, крохотные островки которой оставались
лишь кое-где на нагорьях Ирана и в Индии.
Реанимированный Ницше Заратустра вдруг стал необычайно популярен.
Цивилизованный мир внезапно открыл для себя мудреца и пророка, по глубине
мысли и силе убеждения не уступающего, а порой и превосходящего и
ветхозаветного Моисея, и Христа, и Мухаммеда. Стало ясно - и это было
откровением - что религия древних ариев-иранцев является праосновой для
множества прочих религий, в том числе и мировых, таких как иудаизм,
христианство, ислам. И интерес к зороастризму возрос еще более. Именно
тогда ученые всерьез занялись исследованием личности реального Заратустры,
столь схожего и столь разного с Заратустрой Ницше.
О историческом Заратустре известно крайне мало. Признается, что он
реально существовал - по крайней мере это подвергается сомнению в меньшей
степени, нежели существование Моисея или Христа, - но определение
хронологических рамок жизни пророка вызывает немало споров. Пехлевийская
[т.е. относящаяся к эпохе Сасанидов] хронология относит время жизни
Заратустры к 7-6 векам до нашей эры, "за 258 лет до Искандера". (Речь идет
о Александре Македонском). Согласно античным источникам маг и волшебник
Зороастр жил позже, вплоть до 5 века до нашей эры, являясь современником
Дария и даже Ксеркса. Большинство ученых-востоковедов считают, что время
жизни Заратустры относится скорее к 11-10 векам до нашей эры.
Древние признавали Зороастра величайшим волшебником. В эпоху
средневековья к его помощи взывали алхимики и колдуны. С приходом
Просвещения о Заратустре забыли и вспомнили лишь тогда, когда Ницше вложил
в уста арийского пророка проповедь во славу сверхчеловека.
Тайное и явное Заратустры погребено под пирамидой времени. Мы не
имеем письменных свидетельств о жизненных перипетиях арийского пророка,
подобных тем, что знаем о Моисее, Христе и уже тем более Мухаммеде. Дошли
лишь легенды, одна из которых свидетельствует, что родители пророка, как и
прочие иранцы, были кочевниками, почему и дали своему сыну имя Заратустра,
что означает Староверблюдный. Другая легенда сообщает, что при появлении
на свет младенец Заратустра рассмеялся. Это происшествие поразило
воображение кочевников. Впервые новорожденный приветствовал суровый мир,
грозящий ему неисчислимыми бедами и опасностями, не плачем, а смехом.
Став взрослым, Заратустра избрал судьбу проповедника. Его речи,
независимый характер, фанатизм, присущий пророкам, редко приходились по
нраву племенным царькам, и потому Заратустра много лет бродяжничал,
гонимый отовсюду, покуда не нашел пристанища у царя Виштаспы, ставшего
ревностным приверженцем новой веры. При дворе этого царя пророк провел
остаток жизни, проповедуя свое учение среди кочевников. Но даже здесь его
не оставляли в покое враги, которых за долгие годы странствий Заратустра
успел нажить немало. Один из них, жрец иного учения, проник во дворец,
подкрался к Заратустре во время молитвы и поразил его ножом в спину.
Согласно легенде пророку было тогда семьдесят семь лет.
Вот, собственно, и все, что мы знаем об этом загадочном человеке.
Куда меньше, нежели о других пророках. К счастью, проповеди Заратустры,
сохраненные для потомков в "Авесте", позволяют судить как о характере
пророка, так и о сути его учения.
Подобно множеству других диких народов древние арии имели
