конца эту невероятную скорость. Не откажет ли его могучее сердце?
При выходе из поворота случилась то, чего она опасалась. Ветер снес с
ее головы черную повязку. И теперь ее волосы белокурой волной летели над
черной спиной жеребца. Ей вспомнился разговор с Малхуди. "Забавный
мальчишка! Может, он окажется прав. У нас действительно появился шанс на
победу"!
Тут она заметила, что и ноги у нее босы. Она и не помнила, когда с
них свалились сапоги. Красивые сапоги, украшенные золотыми фигурками, из
зеленой кожи. Больше она их не увидит.
Наездник Сулеймана, напуганный неумолимо сокращающимся расстоянием от
преследователя, взялся за плетку. Ильдико услышала его голос, требующий от
лошади бежать быстрее, еще быстрее. На боку Сулеймана вздулся рубец от
удара. И Сулейман действительно чуть прибавил.
Ильдико наклонилась вперед и похлопала по шее черного жеребца.
- Сейчас, король, - прошептала она. - Сейчас или никогда. Можешь ты
обойти его? О, великий король, ты должен меня спасти!
Ей показалась, что и без того бешеная скорость возросла еще более.
Как он был прекрасен! Ее отец не ошибся, сказав, что этот молодой черный
жеребенок станет достойным наследником королей прошлого. Но справится ли
его сердце с такой колоссальной нагрузкой?
Они настолько сблизились, что она уже могла коснуться рукой рукава
наездника Сулеймана. Он что-то кричал, призывая на помощь всех богов
пустыни, и без устали нахлестывал жеребца. Хартагер, однако, нагонял его.
Дюйм за дюймом. Но неумолимо приближалась и финишная черта.
- Король! О, король! - воскликнула Ильдико и закрыла глаза, боясь
того, что произойдет в ближайшие секунды. Ее босые ноги сжали бока
Хартагера.
Громоподобный шум заставил ее открыть глаза. Они пересекли финишную
черту. На голову впереди Сулеймана. Но заметили ли это острые глаза судей?
Ее сердце, казалось, вот-вот вырвется из груди. По крайней мере,
надежда у нее оставалась. Автоматически она коснулась ногой бока жеребца.
- Потише, король, потише. Все кончено.
Она пустила Хартагера легкой рысцой, не решаясь обернуться и
посмотреть на трибуну, чтобы увидеть вердикт судей. Тут же почувствовала,
что рядом возник всадник. Не на Сулеймане.
- Не поворачивайся, - она узнала голоса Юсуфа. - Никто не должен
видеть, что ты говорила со мной, - последовала напряженная пауза. - Ты
выиграла. Ты это знаешь?
- Я на это надеялась, - прошептала она. - Но полной уверенности у
меня не было.
- Больше ничего не говори. Слушай внимательно. Каждая секунда на
счету. Я тебя потерял. Мне это тяжело. Поначалу я думал наказать
Сулеймана, который меня подвел, но потом подумал, что ты этого не
одобришь.
- Он боролся до конца!
- Его наездник слишком часто пользовался плеткой. Этого я ему не
прощу. Он сам отведает того же угощения... Смотри прямо перед собой.
Видишь прогал между деревьями справа от себя? Поворачивай туда. Дорога
уходит в густой лес. Следуй по ней. Там ты найдешь своих друзей и лошадь
для себя. Скачите быстро. Вы должны как можно дальше уехать на запад до
того, как станет известно о вашем побеге. Мои люди приглядят за черным
жеребцом. Его оботрут, выгуляют, а ночью привезут к вам. Я обо всем
позаботился, - вновь возникла пауза. - Теперь посмотри на меня. Один
взгляд. Ах, какая же ты красивая... и я вижу тебя в последний раз!
4
Николан ожидал, что Аэций примет его один на один. Но, когда его
ввели в длинный зал с мраморными стенами и возвышением в дальнем конце, он
увидел, что диктатор Рима стоит там в окружении большой группы людей. Он
отличил между ними высших военачальников по коротким туникам и испанским
мечам, а также сенаторов и политических деятелей по суровости лиц и
пурпурным полосам на тогах. Их взгляды не отрывались от Николана,
пересекавшего зал.
Чиновник, стоящий на ступенях, указал послу, что ему следует
оставаться внизу.
- Твое имя? - воспросил он.
- Николан Ильдербурф.
- Что привело тебя сюда?
- Я привез послание Аттилы, императора мира и высшего владыки вод и
небес.
Чиновник покачал головой.
- Такого здесь не знают.
Тогда Николан воспользовался титулом, который и Аттила предпочитал
всем прочим.
- Меня послал Аттила, Бич Божий, который воюет с Римской империей.
Чиновник, после кивка Аэция, поклонился Николану.
- Его знают. Что за послание ты привез?
- Мне велено изложить его командующему римскими армиями.
После этих слов Аэций отделился от остальных, спустился на несколько
ступенек.
- Я - Аэций.
Они обменялись коротким взглядом.
- Ага! Ты - помощник Аттилы, о котором мы столько слышали.
Удивительно, что он послал в Рим столь полезного ему человека, - суровее
лицо римлянина закаменело. - Трудно поверить, что человек твоего возраста
и низкого происхождения смог так быстро и высоко подняться. Может,
правитель гуннов посла тебя, моего бывшего раба, чтобы выказать мне свое
презрение?
- Я выполняю его приказ, господин мой Аэций.
- А не боишься ли ты последствий? Я имею право распять тебя на кресте
как беглого раба?
- Грозящая мне опасность не составляет для меня тайны. Но я прибыл с
охранной грамотой, как парламентер.
Аэций оглядел свою свиту. Нахмурился.
- Ты храбр. Говори.
- Мой господин Аттила уполномочил меня сообщить, что верховному
главнокомандующему армий, вторгшихся в Италию, ясна избранная тобой
стратегия защиты. Ты оставил ему равнины Ломбардии, но угнал с них все
живое. Ты уничтожил запасы зерна с тем, чтобы армии не досталось ни крошки
съестного. Гарнизоны городов будут отчаянно биться на своих стенах.
Стратегия твоя не нова. Она применялась и раньше. Даже при защите Рима.
Смотрящие на него глаза горели ненавистью. Его изумило, сколь
похожими все они выглядели, эти хозяева цивилизации, жестокие, не знающие
справедливости. Защитит ли его охранная грамота, подумал Николан. По его
спине пробежал холодок страха.
- Но... - он запнулся, отгоняя захлестывающую его панику, - Аттила
хочет, чтобы вы полностью осознали ту цену, которую придется вам
заплатить. Он намерен жечь леса, травить земли, реки, озера, пока запах
умирающей земли не достигнет высоких стен города на семи холмах. Он
намерен взять штурмом города и разрушить дома, не оставив камня на камне.
Уничтожение будет столь полным, что в грядущих веках не удастся найти и
места, где стояли эти города.
Он предаст мечу каждого мужчину, женщину, ребенка с безжалостностью,
какой еще не знала земля. Крики жертв, которым уготовлена столь ужасная
судьба, достигнут ваших ушей, пока вы сидите на этих холмах, уподобляясь
легендарному Фабию. Крики эти достигнут ушей всего мира, вызывая удивление
и, скорее всего, презрение.
Стоит ли спасать Рим и одновременно обрекать на уничтожение
плодородные земли, которые кормят этот город? Может ли осторожность спасти
великую империю, построенную на смелости и решительности?
- Это всего лишь слова, - вырвалось у Аэция.
- Мой господин Аттила хочет, чтобы вы знали, на какие он готов пойти
крайние меры. Эти богатые провинции будут уничтожены с жестокостью, какой
еще не видел мир. Гордость и репутация Рима будут погребены под криками
жертв и языками пламени.
Лицо Аэция, побагровевшее от злости, внезапно побледнело. Он
повернулся к свите.
- Я все знал с самого начала, оставляя открытыми горные перевалы. И
объяснил вам, чем это грозит, - он обвел взглядом лица, найдя многие
холодными и враждебными. - Мне известно, что далеко не все не согласны со
мной. Благодаря выбранной мною стратегии, я, возможно, войду в историю
трусом, который стоял и смотрел, как погибают целые провинции. Но это
единственный способ спасти Рим.
- Ты мог уничтожить гуннов у Шалона, - с упреком указали ему. - Но ты
не двинулся с места и дал им уйти.
Аэций повернулся к говорившему.
- Ты не сражался у Шалона, Квинтий Кассий. Ты не солдат. О войне ты
знаешь понаслышке. Будь ты в Шалоне, ты бы понял, почему мы не могли
ничего предпринять. Ведь и на арене случалось, что два гладиатора,
схватившись в жестоком поединке, оба падали на песок, не в силах поднять
оружие. Такое произошло и в Шалоне.
Он спустился еще на пару ступенек, простер руку к Николану.
- Мы тебя выслушали. Ответа не будет. Ты можешь идти.
Как только Николана вывели из зала, Аэций вновь повернулся к своим
советникам. Чуть улыбнулся.
- Это крик отчаяния Аттилы. Мне ясно, что он на пределе.
- Он сделает то, что сказал, - воскликнул Квинтий Кассий. - Уничтожит
равнины.
- Да, - кивнул Аэций. - Но если мы двинем на него армию, он уничтожит
Рим.
- Мы победили его в Шалоне! Почему мы не сможем победить его вновь?
- Я скажу тебе, почему мне не победить его вновь, как удалось в
Шалоне, - Аэций с трудом сдерживал переполняющий его гнев. - В той битве
мы потеряли наших лучших солдат, которых заменили необученные новобранцы.
У нас нет союзников, что тогдастояли с нами плечом к плечу. У гуннов
численное превосходство. Их конница без труда обойдет нас с флангов. Это
будет бойня, - и тут гнев прорвался наружу. Аэций резко возвысил голос. -
Я спас цивилизацию в Шалоне! И хоть кто поблагодарил меня? Я слышу лишь
критику тех, кто ни разу не поднял меча в защиту империи. Горстки
политиканов, завидующих моей власти. Я могу сказать вам только одно, моим
дорогим согражданам, которые хорошо живут днем и сладко спят ночью. Я
готов сложить с себя данные мне полномочия и предоставить вам разработку
стратегии защиты. Я не буду возражать, если вы найдете другого полководца,
который одержит для вас новую победу над гуннами.
И тут стало ясно, что такая развязка их не устраивала. Слава
победителя при Шалоне по-прежнему озаряла Аэция. Они хотели контролировать
стратегию защиты, но не могли отправить в отставку того, кто однажды уже
спас их.
- Но жертвы этого дикого чудовища будут взывать к нам из залитой
кровью земли, - воскликнул сенатор. - Можем ли мы стоять и смотреть, как
Аттила вырезает половину Италии?
- Ты повторяешь то, что уже говорилось во времена Фабия, - ответил
Аэций. - Однако, он спас Республику. Если вы оставите мне право решать, я
спасу Рим. Второй раз.
Николана вновь пригласили к диктатору Рима. Аэций пришел в себя после
взрыва эмоций в зале приемов. Он сидел за столом, заваленным бумагами,
спокойный и хладнокровный. Таким его помнил Николан по тем дням, когда был
его рабом.
- Садись, - распорядился Аэций, не поднимая глаз от бумаг.
Несколько секунд спустя он-таки посмотрел на Николана.
- У тебя есть еще одно послание от твоего господина?
- Есть, - кивнул Николан, - но оно предназначено только для твоих
ушей.
- Естественно.
Аэций откинулся на спинку стула, вглядываясь в лицо Николана. Стену
за его спиной украшали знамена, захваченные в битве при Шалоне. А посреди
них висел меч, вероятно, тот, которым сражался Аэций.
- Аттила предлагает провести мирные переговоры. При условии, что они
начнутся немедленно. Его требования, господин мой Аэций, суровы.
Территориальные уступки и ежегодная дань золотом до тех пор, пока не будут
согласованы новые условия мирного сосуществования.
Диктатор Рима пренебрежительно усмехнулся.
- Он хочет сорвать плод победы без единого удара?
- Северные провинции Италии и равнины Ломбардии у его ног. Он все
оставит нетронутым. Штурма городов не будет, не прольется ни одна капля
