видеть тебя. И у меня создается ощущение, что вы оба безмерно счастливы.
Ивар широко улыбнулся, что случалось с ним крайне редко.
- Да, я счастлив. И горд. А теперь я счастлив вдвойне, потому что ты
вернулся.
- Это правда, - новобрачная согласно кивнула. - Я выбрала его. Я
поняла, что иначе ничего не получится. Я прошла девять десятых пути, а
потом моя гордость заставила меня остановиться. Я ждала. Но он преодолел
свою часть, колеблясь и спотыкаясь на каждом шагу. И вот он со мной, мой
силач, мой четвертый, мой последний муж. Но он дороже всех остальных,
вместе взятых.
- Я принял решение с самого начала, - запротестовал Ивар. - Нежность
твоих глаз не оставила меня равнодушным.
Евгения повернулась к Ильдико и Николану.
- Клянусь, никогда раньше не говорил он мне таких теплых слов! -
воскликнула она.
А Ивар действительно разговорился.
- По всем главным вопросам в нашей семье решающее слово остается за
мной.
- Ну... - Евгения вроде бы хотела возразить, но передумала и
улыбнулась. - Продолжай. Расскажи им, как мы живем.
- Моя жена принимает мои суждения, мой взгляд на жизнь, мое мнение по
самым различным вопросам. Я решаю, куда мы пойдем, и когда. Я даже говорю
жене, что ей надеть.
- Но, - добавила Евгения, - он не выказывает интереса к тому, какими
землями я владею, сколько у меня лошадей и скота. Не спрашивает, много ли
у меня золота и где я его храню. Пока он не будет докучать мне с этими
вопросами, меня будет вполне устраивать его верховенство по части
пустяков, которые он находит столь важными. Так что, вполне возможно, что
мы составим идеальную семейную пару.
Николан по собственному опыту (будучи рабом, не раз прислуживал во
дворце Аэция) знал, с какой роскошью обставляются трапезы в знатных
римских семьях, но никак не ожидал увидеть нечто подобное в поле, вдали от
человеческого жилья. Его потрясло и обилие блюд, приготовленных поварами
на костре, и блеск золотой и серебряной посуды. Дамы сменили дорожные
наряды на праздничные. Ильдико надела светло-синее платье, Евгения - белую
тунику и, поверх нее, зеленую паллу. Неужели, подумал Николан, это Ивар
подобрал столь идущую ей одежду.
Ужин начался с белой рыбы, пойманной утром в озере, мимо которого они
проезжали. Затем последовал жареный кролик. Евгения улыбнулась своему
мужу.
- Мой дорогой Четвертый, я бы не отказалась от второй порции кролика.
- Нет, - твердо ответил Ивар. - Ты добьешься лишь того, что
раздобреешь в талии.
А слуги уже несли мясо с нарезанными финиками. К каждому блюду
подавали свое вино.
Ужин закончился, на столе остался лишь кувшин вина.
- А теперь, - Николан взял инициативу на себя, - я хочу услышать все,
что произошло с вами, после чего расскажу о своих, довольно-таки грустных
приключениях.
И ему рассказали, как Ивар нашел женщин в Константинополе, как
Ильдико одержала вверх над арабами, как прошла свадебная церемония в
маленькой христианской церкви на берегу Дуная. Жених был в золотой тунике,
стянутой темно-синим поясом. Наряд этот Ивар выбирал себе сам.
Затем Ивар заговорил о том, как они выбирались из Константинополя.
- Мацио оказался прав. Дороги в Рим были для нас закрыты. Горные
перевалы тщательно охранялись. Так что нам пришлось идти через Гаризонду.
- Тоннель под горой?
Ивар кивнул.
- Конечно, меня мучили сомнения. Все-таки со мной были две
очаровательные женщины. Но они не хотели слушать ни о чем другом. Ильдико
даже предложила взять с собой двух слуг и разведать путь. На это я
согласиться не мог, поэтому мы запаслись факелами, набили переметные сумы
провизией, на случай, что нескоро выберемся из-под земли, и вошли в
тоннель.
Этого путешествия нам не забыть до конца жизни, - продолжил Ивар. -
Вода за многие столетия выровняла каменное ложе, но ноги лошадей постоянно
скользили, так что нам приходилось крепко держать поводья. Я ехал первым,
поэтому, как ты понимаешь, продвигались мы медленно.
- Вы встретили что-нибудь живое? - спросил Николан, вспомнив страшные
истории, которые рассказывали о Гаризонде.
- Только змей у входа в тоннель. Потом - ничего. Кроме постоянного
шума. Каждый шаг стократно отдавался от стен и потолка пещер. Когда один
из нас произносил какое-то слово, оно повторялось и повторялось, пока не
затихало где-то далеко впереди. Ильдико даже пела и смеялась, слыша свой
голос.
- А что вы так увидели?
- Ничего, кроме света факелов. Нас было двадцать человек и каждый нес
факел. Оглядываясь назад, я видел цепочку огненных бабочек, парящих в
темноте. Ильдико, однако, разбирало любопытство, и вскоре она оказалась
рядом со мной. При этом она настаивала, что отлично видит в темноте.
Говорила, что на стенах есть какие-то древние надписи. Письмена и рисунки
животных и людей. Мы даже прозвали ее Госпожа Кошачьи Глазки. Но когда она
заговорила о надписях, мы подняли ее на смех и сказали, что она все это
выдумывает. Но, возможно, мы ошибались. Она доказала нам, что видит в
темноте до того, как мы поднялись на поверхность.
- И как же? - заинтересовался Николан.
- Она сказала, что в сторону отходит еще один тоннель и там лежит
человеческое тело. Я поехал посмотреть. Она хотела сопроводить меня, но я
ей не разрешил. Так вот, она сказала правду. Еще один тоннель уходил в
сторону, а у входа в него лежало человеческое тело. Лежало давно. От него
остался один скелет.
- Вы смогли узнать, кто это был?
Ивар покачал головой.
- Он лежал так давно, что кости при прикосновении обращались в пыль.
Рассказ Николана о двух его поездках на римскую территорию занял
много времени, поскольку его друзья хотели знать все, до мельчайших
подробностей. Евгения рассмеялась, когда он упомянул Лутатия Руфия.
- Ох этот проныра, затычка в каждой бочке! Поверите ли, я даже
подумывала, а не выйти ли за него замуж. А все потому, что он чистокровный
патриций. Но он моложе меня... на год или два, и рот у него не закрывался
ни на минуту. Так что я быстро отказалась от этой идеи.
- Он говорил мне, что и принцесса Гонория привечала его, - добавил
Николан.
Тут вскинулась Ильдико. И засыпала его вопросами, на каждый из
которых он отвечал предельно коротко. Она прекрасна? Да. Она ему
понравилась? Ну... да. Он ей понравился? Да. Вероятно тон Николана и его
краткость, позволили Ильдико сформулировать свое мнение о принцессе.
- Я думаю, все, что о ней говорили, правда. И мне очень жаль того
симпатичного юношу-раба с Востока. Она использует его и отбросит за
ненадобностью.
Когда новобрачные удалились в свой шелковый шатер, Ильдико сняла с
головы черную повязку. Ее длинные золотистые волосы рассыпались по плечам
и она облегченно вздохнула.
- Вот теперь мы можем поговорить. Благо, есть о чем. И особенно, о
причине, побудившей тебя вернуться на родину. Ты, конечно, понимаешь,
какая тебе грозит опасность?
Николан кивнул.
- Мы, безусловно, увидим, что Ранно Финнинальдер прибирает власть под
себя. Я уверен, что он распускает лживые слухи о той роли, что я сыграл в
битве при Шалоне. Рано или поздно мне предстоит предстать перед Ферма.
Потому-то я собираюсь оставаться в этом обличье до тех пор, пока не сочту
безопасным для себя открыть свое истинное лицо.
- Но почему ты решил вернуться именно сейчас? - Ильдико помялась. - А
вдруг Ферма признает тебя виновным. Ранно умен и коварен. Он не
остановится ни перед чем, лишь бы уничтожить тебя.
- У него есть много причин ненавидеть меня. Во первых, он оставил за
собой принадлежащие мне земли, - а глядя в огромные глаза Ильдико Николан
подумал: "Но больше всего он ненавидит меня из-за тебя. Он боится, что ты
можешь помнить обо мне".
Но ты не сказал мне, почему счел необходимым вернуться, - Ильдико
обхватила руками колени и наклонилась вперед. - Ты думаешь, что наш народ
может подняться на борьбу за независимость?
- Аттила уходит из Ломбардии, - ответил Николан. - Отступление армий
может привести к развалу империи гуннов, - его глаза свернула. - Я должен
быть со своим народом. Я знаю много полезного об организации армии, - он
помолчал, прежде чем добавить. - И я знаю, что Аттила тяжело болен.
- Мой отец слишком стар, чтобы возглавить борьбу за свободу, -
девушка тяжело вздохнула, - а брат мертв. Роймарки не будут играть
решающий роли в приближении великого дня освобождения. Как было бы хорошо,
если бы ты повел нас к свободе, - тут она замолчала, нахмурилась. Пока он
ожидал, что она скажет, с луга донеслось громкое ржание. Ильдико просияла.
- Это король. Он желает мне доброй ночи, - новая мысль пришла ей в голову.
Она пристально посмотрела на своего собеседника. - Николан, что-то
подсказывает мне, может придти час, когда тебе потребуется сильный и
быстрый конь. Вот я и подумала... а почему бы не попытаться? Вдруг ты
понравишься капризному королю? Он возможно, дозволит тебе ездить на нем.
Пойдем к нему на заре и посмотрим, как он тебя встретит.
Хартагер поднял голову и приветственно заржал. Присел на задние ноги,
передние взлетели в воздух. Так он показывал, что рад появлению хозяйки.
- О, мой красавчик! - воскликнула Ильдико. - Тебе недоставало меня, о
король?
Издалека наблюдая за Ильдико, Николан не мог оторвать от нее глаз.
Она повзрослела с того дня, как он видел ее уезжающей с караваном вдовы.
Фигурка округлилась в нужных местах, отчего стала более женственной. А
золотые волосы по-прежнему сверкали, словно второе солнце.
И пребывание в Константинополе не прошло для нее даром. На ней было
красное платье с вырезом на спине и расшитое золотом. Талию ее перетягивал
кожаный пояс с серебряными инкрустациями. На плоскогорье такого не носили,
но Николан не мог не отметить, сколь к лицу Ильдико этот наряд.
Удивительным нашел он и ту взаимную привязанность, что читалась в
отношениях девушки и громадного черного скакуна. Хартагер вел себя как
жеребенок. Стоял, расслабившись, и слушал, что она нашептывает ему на ухо.
Иногда вскидывал голову, словно подтверждая, что все понял. Глядя на
Хартагера, опытный специалист нашел бы в нем характерный черты различных
пород лошадей. Скорость и блестящая шерсть указывала на арабскую кровь,
длина и маленькая головка говорили о том, что в его роду были тюркские
лошади. А уж силой и широкой костью он был обязан лошадям восточных
степей. И королем он стал потому, что соединил в себе все достоинства
своих предков.
Наконец, Ильдико повернулась к нему.
- Я объясняю королю, что ты - друг. Что он может доверять тебе и что,
быть может, скоро ты станешь его наездником. Видишь, как он
присматривается к тебе. У него есть разум, и обычно он быстро принимает
решения. Иногда мгновенно. И он показывает, нравится ему кто-то или нет. Я
видела, как он выказывал к человеку бешеную ненависть, и вот таким следует
держаться от него подальше. Как он воспринимает тебя, пока сказать не
могу. Он, похоже, в раздумьях. Но, по-моему, он тебя полюбит.
- Вроде моя особа пока не вызвала у него неудовольствия.
- Ты - один из нас, и он это знает. Главное в другом. Полюбит ли он
тебя, позволит ли сесть на его спину. С тех пор, как мы уехали из дому, он
разрешал это только мне. Хартагер знает, что он король, и не допускает
никаких вольностей.
В последнее время он немного нервничает, - продолжала Ильдико. -
Думаю, ему хочется домой. Много раз я видела, как он застывает и смотрит
