Лутатий Руфий тут же поднялся. В голосе его послышались железные
нотки.
- Насчет этого я могу высказаться вполне определенно. Побег абсолютно
невозможен.
Как-то утром Николан подошел к северному окну и сразу понял: что-то
случилось. Лагерь гудел, как растревоженный улей. Легионеры стояли кучками
и что-то шумно обсуждали. Удивило его и обилие монахов. Из-под клобуков
выглядывали лишь их настороженно-испуганные глаза. Мимо его двери то и
дело проходили люди. Ему показалось, что несколько раз он слышал рыдания.
Ответ принес ему Руфий. Он вошел в комнату, бледный как полотно.
- Аквилия пала, - объявил он. - Гарнизон доблестно сопротивлялся, но
гуннов было больше, чем песчинок в пустыне, - он шумно глотнул. - Город
уничтожен, все жители безжалостно вырезаны. Мужчин выводили на ярмарочную
площадь и буквально разрубали на куски. Каждый гунн ездит теперь с
отрубленной головой на пике. В первый день женщин пощадили, поскольку
гунны пировали, потом их всех обезглавили. Детей убили первыми, размозжив
им головы о крепостные стены.
- Они пребывали в уверенности, что эти стены выдержат любой штурм, -
прошептал Николан, потрясенный услышанным.
- То же произойдет и в других городах, - продолжил Руфий. - Они
совсем рядом. Алимиум, Конкордия, Падуя, Виченца, Верона, Бергамо. Даже
Милан и Павия. Нигде не найти спасения, пока это чудовище рыщит по свету.
Понимая, что резня в Аквилии может отразиться на его судьбе, Николан
вновь подошел к северному окну. Стоял прекрасный день. На берегах великой
реки пели птицы. Радостно ржали кони. Небо сияло бездонной синевой, а под
ним, не так уж далеко от лагеря, в ужасных муках гибли ни в чем не
повинные люди.
- И выхода нет, - Руфий чуть не плакал. - Нет никакой возможности
остаться дома. Придется идти на войну. С которой мне не вернуться. Я умру
жалкой смертью.
- Нет, сражения не будет, - заверил его Николан. - Я знаю Аэция. Он
не изменит своего решения. Будет сидеть здесь, не мешая Аттиле уничтожать
город за городом.
- Если он так поступит, тебя ждет незавидная судьба. Люди хотят
отомстить. И ты, мой бедный друг, скорее всего станешь первой жертвой. Я
уже слышал такие разговоры.
Николан мрачно кивнул.
- Я знаю. Я прочитал свой приговор на лицах людей, когда утром
выглянул в окно. Другого, собственно, я и не ожидал.
- Ты, однако, совершенно спокоен, - удивился Руфий.
- Если я и спокоен, то лишь потому, что смирился с таким исходом. Я
живу под страхом смерти с того самого момента, как отказался служить в
армии Аттилы. Привык, знаешь ли.
- Но почему ты отказался служить в армии?
- Озаботился состоянием своей души. Понимаешь, мне стали близки
взгляды христиан.
- Я сам христианин, - признался Руфий. - Но не из тех, кто
воспринимает религию на полном серьезе.
- Аттила пригрозил, что казнит меня, но затем начал давать мне
специальные поручения. Срыв которых опять же обрекал меня на смерть.
- Но... - на лице офицера отразилось недоумение, - ты же мог убежать
от него. Почему ты приехал сюда?
- Убежать? Но куда? Две империи разделили мир между собой. Рано или
поздно меня бы поймали. Те или другие. А тут у меня был хоть какой-то
шанс. Теперь его нет, - Николан помолчал. - Почему в лагере так много
монахов?
- Из Рима приезжает папа Лев. Наша последняя надежда.
Николан нахмурился.
- Что он может сделать? Спасти мир, явив чудо? Заставить воды
Адриатики выкатиться на берег и смыть захватчиков, как в свое время воды
Красного моря поглотили египтян?
Руфий, похоже, разделял его сомнения.
- Римский папа бог или обычный человек? Во всяком случае, времена
чудес миновали.
Николан сел на мраморную скамью у ванны, наполненной водой.
- Говорят, Лев - сильный папа, - продолжил Руфий. - Он и Аэций
единственные наши лидеры. Император - слабовольный идиот, - молодой офицер
заходил по комнате. - Мы погибнем в расцвете сил, ты и я. Не проще ли тебе
будет просто лечь на дно ванны и остаться там?
Николан покачал головой.
- Нет, дружище Руфий. Я предпочитаю встретить смерть лицом к лицу.
Самоубийство - не та дорога, что может привести в царство божие.
На лице Руфия отразилось сомнение.
- Это утверждают христиане? Мой дед принял крещение, когда
христианство стало государственной религией, по примеру остальных. Но
никто из нас не верит в учение Христа.
С каждым часом напряжение в лагере росло. Николан стоял у окна и
наблюдал за происходящим, ожидая, что с минуты на минуту за ним придут.
Когда солнце закатилось за горизонт, он подумал: "Больше я никогда его не
увижу".
Но лишь когда стемнело, он услышал приближающиеся шаги, которые
стихли у его двери. Николан встал, решив, что его час пробил.
В комнату вошел Аэций, сопровождаемый слугой с зажженной лампой. В ее
слабом свете Николан искал изменения в лице диктатора Рима. Но видел те же
спокойствие и суровость.
- Ты слышал? - спросил Аэций.
- Мне сказали о падении Аквилии.
- Твой хозяин держит слово. Все население уничтожено, до последнего
человека. Я не изменил своего решения, и не изменю его, даже если он будет
брать город за городом. Но люди негодуют и требуют отмщения. И в первую
очередь хотят разделаться с тобой, - он выдержал паузу. - Я не собираюсь
отдавать тебя им.
Прежде чем Николан успел раскрыть рот, чтобы выразить свою
благодарность, Аэций остановил его взмахом руки.
- Не думай, что я делаю это из-за заботы о тебе. Если я о чем-то
забочусь, так это о собственной душе. Один раз я несправедливо подверг
тебя жестокому наказанию. Возможно, в благодарность за спасение ты
простишь мне тот грех. И еще, - вот когда в голосе прорвались те чувства,
что переполняли Аэция. - Я по-прежнему правитель Рима! Почему я должен
уступать требованиям лицемерных сенаторов и слабовольных генералов? Я
сказал им, что сами они могут отправляться на помощь осажденным, если так
остро переживают за них. Но нет, они желают сидеть здесь, в полной
безопасности, и пить кровь беспомощных жертв.
Я могу уделить тебе лишь несколько секунд, - голос его вновь обрел
привычное спокойствие, - поэтому слушай внимательно. В этой части дворца
стражи нет. Я уйду, оставив дверь открытой. Выходи следом, закрой дверь и
поверни направо. Один из моих слуг будет ждать тебя в конце коридора. С
ним пройдешь к конюшне. Твоя лошадь оседлана и ждет тебя. В переметных
сумах запас провизии на неделю.
- А как же те, кто приехал со мной? - спросил Николан.
Аэций безразлично махнул рукой.
- Их отпустят позже. Можешь о них не волноваться, - он пристально
вгляделся в Николана, прежде чем шагнуть к двери. - Ты думаешь, что забота
о том, как подумают обо мне потомки - проявление слабости? В одном я
уверен - я, который спасу Рим благодаря моей выдержке, войду в историю как
трус. Эти крикливые римляне не могут понять, что другого пути к спасению
просто нет. Они не станут восхвалять меня, когда Аттила уведет свою
голодающую армию. Они будут требовать моей головы. Я не питаю особых
иллюзий. Но по крайней мере меня никто не обвинит в убийстве парламентера.
В дверях он обернулся.
- Ты по-прежнему мечтаешь о покорении Рима гуннами?
- Нет, господин мой Аэций.
- Но раньше тебе этого хотелось?
- Совершенно верно.
- Мне кажется, что среди своего народа солидарных с тобой не было.
Остальные сохранили верность Риму.
- Нет, господин мой. Они предпочли Рим Аттиле, но в этом они лишь
выбирали меньшее из двух зол. Если у покоренного народа мужественное
сердце, он сохраняет верность своим традициям и воспоминаниям. У моего
народа мужественное сердце.
Аэций потер подбородок рукой.
- Возвращая тебе свободу, мне следовало добавить, что ты получаешь ее
при выполнении двух условий. Первое, ты не должен возвращаться на службу к
Аттиле.
- Даю тебе слово.
- У тебя острый взгляд. Ты видел многое из того, что будет ему
полезным. Если ты попадешь к нему в руки, ничего ему не говори. К каким бы
методам убеждения он не прибегал.
- Клянусь, господин мой, я ничего не скажу.
- И второе. Сначала отправляйся в Равенну. Добраться туда будет
нелегко. Не зря ведущую в город дорогу окрестили Дорогой трусов. Все
добрые римляне, напуганные возможным пришествием Гунна, устремились в
Равенну. Так что смотри, как бы тебя не затоптали. Тем не менее, я прошу
тебя поехать туда и как можно быстрее добраться до Тергесте. Я хочу, чтобы
ты передал мое письмо одному человеку в этом городе. Наверное, тебя не
удивит, что среди моих врагов зреет заговор. Они хотят сместить меня с
поста главнокомандующего и обвинить в измене. Моя безопасность будет
зависеть от того, сможешь ли ты передать письмо. Ты готов взять его?
- Да, господин мой.
- Я тебе доверяю, - Аэций протянул письмо Николану. - Будь осторожен.
Никто не должен знать, что ты выполняешь мое поручение. Дело настолько
важное, что я не могу доверить его никому из своего окружения. Нельзя
терять ни минуты, - с тем он и вышел из комнаты.
5
Николана ввели в величественный дом. Сопровождаемый слугой, он
миновал бесчисленные залы, лестницы, коридоры, пока не оказался в
просторной комнате, из окон которой открывался прекрасный вид на бухту.
Там его встретил высохший старичок с проницательными глазками.
Николану он представился как К.Кай Росий, и дважды прочел письмо
Аэция, прежде чем вновь посмотрел на своего гостя.
- Он пишет, что тебе можно доверять, - лицо его покраснело от
негодования. - Это же безобразие! Человек, спасший в Шалоне весь мир от
нашествия варваров, должен заботиться о собственном благополучии и даже
жизни после того, как варвары уберутся восвояси. Ох уж эти римские
политики, с толстыми кошельками и абсолютной беспринципностью! Я не
испытываю к ним ничего, кроме презрения!
Несколько мгновений один из самых богатых купцов Тергесте разглядывал
бухту, затем повернулся к Николану.
- Что привлекло твое внимание в этом городе?
- Через проломы в стенах могут проехать в ряд шесть всадников-гуннов.
- Что еще?
- Я не видел вооруженных людей.
- Все легионы Иллирии Аэций забрал в свою армию. Это правильно. Я не
солдат, но и мне ясно, что прежде всего надо защищать Рим. Это все?
- Я не заметил часовых, ни у ворот, ни на стенах.
- Какой показалась тебе наша провинция?
- Поля зеленеют, обещая богатый урожай. А по ту сторону моря все
выжжено солнцем. Армия Аттилы будет голодать.
- Ты очень наблюдателен. Сколько, по-твоему, Аттила продержится на
равнине Ломбардии?
- Пока не захватит все города северной Италии и не использует
имеющиеся там съестные припасы. Ни днем дольше.
- До нас дошли известия, что все города северной Италии в его руках,
- К.Кай Росий пристально всматривался в Николана. - Наш губернатор не
скрывает, что он - враг Аэция. Он пожаловался Сенату, когда тот забрал
легионы. Ходят слухи, что он очистил казну Тергесте до последней
сестерции, чтобы послать Аттиле крупную сумму в обмен на обещание не
вводить войска в провинцию. Это измена, но он, естественно, все отрицает.
Однако, после того, как Аттила всей мощью ударил по Аквилии, он ходит,
словно самодовольный гусак. Только что не говорит: "Я спас Тергесте! Я!"
Но будет ли Аттила и дальше держать слово?
- До тех пор, пока сможет себе это позволить, - уверенно ответил
Николан. - Пока у армии не кончится еда.
