нах, считал, что старший товарищ обдумывает хитроумные планы поимки "си-
цилийцев".
На самом деле Старик думал, что какая-то сволочь ободрала с аресто-
ванного "Мерседеса" никелированные фирменные цацки, а поскольку посто-
ронние здесь не бывают, значит, это дело рук своей, милицейской, своло-
чи, точнее, твари, маскирующейся милицейским мундиром под своего. Скорее
всего кого-то из сержантов дежурной смены.
Хорошо бы подловить пакостника и набить морду и, конечно, из органов
- с треском. Но за это не уволят: мол, мелочь... А какая мелочь, если
душа гнилая?
Допив чай, Сизов написал на листке календаря несколько адресов и фа-
милий, протянул Губареву.
- Поговори с ними аккуратно. Аккуратно, понял? Вначале от меня привет
передай, это обязательно: так, мол, и так, Игнат Филиппович, Старик, про
жизнь да здоровье интересуется... А потом про автоматы поспрашивай: где,
что, у кого, разговоры там, слухи, предположения... И без всяких записей
- люди этого не любят. А листок потом мне вернешь. Понял?
Губарев кивнул, похвалив себя за недавнюю проницательность.
- Что же ты понял? - с некоторой брюзгливостью спросил Сизов.
- Что надо сработать очень аккуратно, - смиренно, как и подобает ста-
рательному ученику, ответил Губарев, заглаживая развязную небрежность
молчаливого кивка.
Сизов хмыкнул:
- Ну ладно, пошли.
Сбежав по широкой мраморной лестнице и отдавив тяжелую, украшенную
бронзовыми щитами с мечами дверь, они окунулись в плотный разноцветный и
шумный поток прохожих. В разгар рабочего дня по улицам города всегда ка-
тились толпы никуда не спешащих людей, стояли очереди у кинотеатров, не
было свободных мест в кафе и ресторанах. Жители Тиходонска, служившего
воротами Северного Кавказа и Закавказья, привыкли к такой особенности
городской жизни, приезжие неизменно ей удивлялись.
Сизов и Губарев прошли по главной улице два квартала до перекрестка,
где людская воронка засосала их под землю в длинный кафельный коридор,
стены которого украшали мозаичные панно на исторические темы. Богато от-
деланные подземные переходы были еще одной особенностью Тиходонска.
Здесь Сизов, постоянно контролировавший обстановку вокруг, резко напра-
вился к сидевшему на холодном полу перед кепкой с несколькими медяками
грузному человеку в клетчатой ковбойке, рукава которой были закатаны,
чтобы обнажить розовые клешнеобразные культи.
Из щелок опухшего лица выглядывали безразличные ко всему глаза, но,
когда Сизов подошел вплотную и, расставив ноги, сунул руки в карманы,
взгляд инвалида приобрел осмысленность и колючесть.
- Подайте, Христа ради, начальничек, - привычно забубнил он и пошеве-
лил клешнями.
Губарев пытался вспомнить статью, карающую за попрошайничество в об-
щественных местах, и прикидывал, как сподручней выносить нарушителя, но
Сизов, покопавшись в карманах, бросил в кепку несколько монет и, круто
развернувшись, двинулся к выходу из перехода.
- Спаси вас Бог от ножа, пули, лихого человека, - облегченно заголо-
сил инвалид.
Лейтенант догнал Сизова уже на лестнице.
- Он вас знает, что ли?
Сизов мотнул головой.
- Чувствует. Нахлебался...
Возле универмага сыщики расстались. Губарев направился к трамвайной
остановке, а Сизов сел в троллейбус и через десять минут шел через не-
большой сквер, неофициально называемый "клиникой", потому что вплотную
примыкал к медицинскому институту.
Когда-то сквер был совсем другим - сплошь заросший бурьяном, лопуха-
ми, кустарником, вьющимся между деревьями диким виноградом, с замусорен-
ными до непроходимости аллеями и старательно разбитыми фонарями. Под вы-
сокий кирпичный забор, огораживающий мединститут, были стащены скамейки
со всей "клиники". Вечерами в непроглядной темноте, под тоскливый вой
собак из вивария и бодрые ритмы джаза с танцплощадки соседнего парка
имени Первого мая, именуемого всеми попросту "Майский", на этих скамей-
ках шла насыщенная жизнь, ради которой их и тянули, сопя и чертыхаясь, в
самое глухое и труднодоступное место.
Тогда не было баров и дискотек, плавучего буфета "Скиф" и видеосало-
нов, шальные деньги водились у немногих и тратились с опаской в специ-
альных местах, нравы еще не успели испортиться и старая сотенная бумажка
размером с носовой платок не могла служить универсальным ключом, откры-
вающим любые двери. Развлечения были попроще и крутились вокруг "зверин-
ца" - круглого бетонного пятачка, окруженного высокой решеткой, на кото-
рой, заплатив смехотворную по нынешним меркам сумму - трешку "старыми",
можно было отплясывать шикарное танго и "развратный" фокстрот, а если
франтоватые, держащие марку лабухи снизойдут к просьбам наиболее отчаян-
ных голов и выдадут на свой страх и риск что-нибудь "ихнее", можно было
подергаться под запрещенные ритмы, остро ощущая изумленные взгляды плот-
но обступившей решетку публики.
А на тех скамейках под глухим забором за густыми кустами выпивали пе-
ред танцами для смелости вермута или портвейна, реже - водки, туда же
ходили добавлять, когда хмель начинал проходить. Туда же вели разгоря-
ченную танцами и объятиями партнершу, с которой удалось столковаться, и
на "разборы" тоже выходили туда. Здесь же при неверном свете свечного
огарка дулись в "очко" и "буру", здесь же ширялись редкие тогда морфи-
нисты - слово "наркоман" в лексиконе тех лет отсутствовало.
"Зверинец" в Майском и "клиника" считались в районе очагами преступ-
ности, хотя ножевые ранения случались не чаще двух-трех раз в год, а о
жестоких беспричинных убийствах и слыхом не слыхивали. Потому почти каж-
дый вечер трещали в "клинике" мотоциклы, шарили по кустам лучи тяжелых
аккумуляторных фонарей, заливались условными трелями милицейские свист-
ки.
Сизов - молодой, с упругими мышцами и несбиваемым дыханием - начинал
службу именно здесь, и ностальгический характер охвативших его воспоми-
наний объяснялся тоской по безвозвратно ушедшим временам, когда ничего
нигде не болело, впереди была вся жизнь с находками, взлетами и победа-
ми...
Пятидесятилетний Сизов, жизнь которого была почти прожита, а находок,
взлетов и побед оказалось в ней гораздо меньше, чем ожидалось, усилием
воли оборвал ленту воспоминаний.
"Клинику" давно расчистили, заасфальтировали аллеи, осветили ориги-
нальными, "под старину", фонарями. Не стало глухого забора - прямо в
сквер выходил фасад нового административного корпуса института, украшен-
ный металлическими фигурами выдающихся лекарей всех эпох и народов. Пы-
тающийся переключиться на приятные ощущения, Сизов некстати вспомнил,
что, когда административный корпус строился, в подвале было совершено
убийство. Правда, раскрыть его удалось за два дня.
Кафедра судебной медицины располагалась в старом, но крепком здании
из красного кирпича с высокими узкими окнами. Дорогу заступил молодой
длинноволосый парень в мятом белом халате.
- Куда следуем? - фамильярно спросил он, давая понять, что без его
разрешения попасть внутрь совершенно невозможно.
- Мне нужен кто-нибудь из экспертов, - пробормотал погруженный в свои
мысли Сизов.
- Ну, я эксперт, - довольно нахально заявил парень, и нахальство его
было очевидным для всякого осведомленного человека, но, конечно, не для
озабоченного невеселыми делами просителя, за которого он и принял Сизо-
ва.
Старик вскинул голову.
- А похож на сторожа или санитара. Иди, вари свое мыло, а то заставлю
давать заключение по криминальному трупу.
Парень не очень-то смутился.
- Сегодня Федор Степанович дежурит, проходите прямо к нему, - как ни
в чем не бывало произнес он и лениво посторонился. Не удалось произвести
впечатление и не надо. Другим разом... Самоуважение у санитаров морга
высокое, чему причиной соответствующие заработки. Побрить покойника, к
примеру, тридцать рублей. Обмыть, переодеть, золотые мосты снять - пол-
тинничек или еще поболе... Это только легальные доходы. А что скрыто де-
лается за тяжелыми стальными дверями - кто ж углядит... Лидка-санитарка,
правда, схлопотала выговорешник за отрезанную на шиньон косу, да коса
мелочь...
Сизов спустился в цокольный этаж, где находилось бюро судебно-меди-
цинской экспертизы, прошел по прохладному коридору, ведущему к серым
стальным дверям с маленькими круглыми оконцами, круглосуточно светящими-
ся тусклым и каким-то зловещим светом, без стука вошел в маленький, уз-
кий, как пенал, кабинетик.
Федор Бакаев был одним из ведущих экспертов и по неофициальному расп-
ределению обязанностей выполнял функции заместителя заведующего бюро,
хотя штатным расписанием такая должность не предусматривалась. Небольшо-
го роста, с мелкими чертами лица, аккуратной бородкой, он мог бы играть
в фильмах роль интеллигентного участкового врача из сельской глубинки.
Много лет Бакаев работал над диссертацией, но что-то не получалось, и
его уже избегали спрашивать о времени возможной защиты.
Сыщик и эксперт поздоровались.
- Ты насчет трупа в багажнике? Как там его... Сероштанов?
- Точно. Как догадался?
- Больше у нас ничего подходящего для тебя нет.
- И слава Богу. Кто его вскрывал?
- Да я и вскрывал. Сегодня отпечатал акт, Трембицкий уже два раза
звонил...
Бакаев, покопавшись в бумагах, протянул несколько схваченных скрепкой
листов.
Сизов, привычно выхватывая главное, пробежал бледный, малоразборчивый
текст.
- Значит, один душил веревкой, а второй ударил ножом?
Бакаев кивнул, сосредоточенно разжигая спиртовку.
- Кофе будешь?
Сизов отказался. Он не был брезгливым или чрезмерно впечатлительным,
но то, что находилось совсем рядом, в тускло освещенном помещении морга,
оказывало на него угнетающее воздействие. С того момента, как он спус-
тился в цоколь, в сознании то и дело проявлялась многократно виденная
картина: белый кафельный пол, белые кафельные стены, серые каменные сто-
лы и главное - то, ради чего существовало все это: белые, синие, фиоле-
товые пустые телесные оболочки мужчин и женщин, детей и стариков, бродяг
и начальников, уравненные отсутствием одежды, секционными швами, одина-
ковыми процессами тления, унизительностью положения объектов исследова-
ния, складируемых на полках ледника, на полу.
Трудно поверить, но некоторых людей атмосфера смерти притягивает. До
руководства бюро доходили слухи, а Сизов знал это наверняка - по ночам к
санитарам приходили бесшабашные приятели и экзальтированные подруги, ве-
селились, пили водку или медицинский спирт, занимались сексом, и привыч-
ные выпивка и секс на пороге морга воспринимались совсем по-другому,
близость трупов придавала остроту и пряность этим занятиям.
Бакаев поставил на синее пламя огнеупорную колбу, по кабинету поплыл
аромат кофе. Сизову казалось, что он смешивается с другим запахом, кото-
рый просачивается сквозь тяжелые стальные двери, пропитывает стены, ме-
бель, одежду, проникает в поры... Не терпелось выйти на свежий воздух.
- Где его одежда? - бесстрастно спросил Сизов.
- Трембицкий забрал, - усмехнулся эксперт. - Он тоже знает, где надо
искать волокна наложения.
- Подногтевое содержимое?
- Ничего нет. - Бакаев перелил кофе в мензурку, сделал маленький гло-
ток.
Сизов встал.
- Как говорится, и на том спасибо. Хотя я надеялся за что-то заце-
питься...
- Горячий. - Эксперт поставил мензурку, посмотрел пристально, отвел
взгляд. - Мне осточертели насмешки и подначки, - неожиданно сказал он. -
Но если тебя заинтересуют антинаучные изыскания неудачливого диссертан-
та, то могу подбросить любопытный факт...
Бакаев невесело усмехнулся.
- Разумеется, он не охватывается официальными выводами экспертизы.
- Давай, подбрасывай, - все так же бесстрастно сказал Сизов и сел.
Эксперт протиснулся между столом и стеклянным шкафом со зловещего ви-
да инструментами, съежился в углу над плоским металлическим ящиком, нак-
