вдоль стены сплошные деревянные нары, отполированные до лакового блеска
телами его многочисленных предшественников. Постельные принадлежности
здесь не выдавались. Сзади толстая, обитая железом дверь, впереди заре-
шеченное, закрытое "намордником" и густо заплетенное проволокой окно,
почти не пропускающее ни света, ни воздуха. Бетонные стены покрыты гру-
быми ноздреватыми наплывами. Все. Он шагнул вперед, в углу нар что-то
шевельнулось. Нет, не все. Тщедушный замызганный мужичонка лет сорока
пяти. Сокамерник. Возможно, "наседка".
Бык еще раз осмотрелся.
- А хезать куда?
- Так выводят три раза в день, - пояснил сосед. - Приспичит, посту-
чишь, может, лишний раз выведут.
- А могут не вывести?
- Могут. Лишний раз не положено.
- Куда ж тогда?
Сокамерник вздохнул.
- Тогда, милок, только в штаны. Потому как в хате оправляться
нельзя...
Мужичонка подполз поближе, вгляделся.
- А у тебя с животом неладно?
- Нормально...
- Чего ж этим интересуешься? Главнее всего, что ль?
И правда! Бык повалился на нары.
"Вот суки! Чего ж это они так осмелели? И мартышка белобрысая, и уха-
жер, и халдеи... И Ленка с этажа... На очняках внаглую идут, не собьешь,
на испуг не возьмешь... Что-то здесь не то", - лихорадочно размышлял он.
- Слышь, мужик! А сколько здесь держат?
- Когда как, - охотно объяснял сосед. - Когда три, когда десять.
- А потом что?
- Ясное дело - в изолятор везут. В тюрьму.
- Как в тюрьму? - взвился Семка. - А выпускают когда?
- Ну даешь! Отсадишь срок - тогда и выпустят.
"А ведь действительно, этот мент, Крылов, так и сказал: на этот раз
не выкрутишься, под суд пойдешь и на всю катушку получишь..."
Бык заколотил громадным кулаком по нарам. Раздался глухой гул.
- Суки! Неужели из-за этой бляди срок мотать! И зачем она мне сда-
лась!
- Ты что, снасильничал кого? - строго спросил сосед.
- Прошмандовку одну трахнул во все дырки! А она заявила!
- Это плохо.
- Еще бы не плохо! Ну да ей пасть заткнут...
- Насильничать плохо, - с осуждением сказал сокамерник и отполз об-
ратно в угол.
От неожиданности Бык даже осекся.
- Чего? Ты что, прокурор? Почему "плохо"?
- Да потому, что в дому люди таких не любят, - неохотно отозвался му-
жичонка.
- А если я тебе сейчас башку расшибу? - угрожающе прогудел Бык.
- Здесь мы вдвоем, твоя сила, - смиренно произнес мужичонка. - А ког-
да в дом придем, люди нас рассудят...
- Трекнутый какой-то! Какой дом, какие люди?
- Попал, а не знаешь. Тюрьма - дом, а живут в нем люди, - объяснил
курьер Гангрены. Он нес малевку, напрямую касающуюся Быка и определяющую
его дальнейшую судьбу. - Тяжело тебе придется...
- Ты за меня не беспокойся! Меня дружбаны отсюда вытащат! А если и
попаду в тюрьму - что мне кто сделает? Срал я на твоих "людей"! Всем
кости поломаю!
Сосед тяжело, с осуждением, вздохнул и ничего не сказал. Бык бушевал
еще долго, но мужичонка не обращал на него никакого внимания. И за
семьдесят два часа, что они просидели бок о бок, не произнес больше ни
единого слова.
Бык не зря надеялся на помощь друзей-приятелей. Известие о том, что
его задержали за изнасилование, вызвало в бригаде бурю возмущения. Если
бы он замочил кого-то попьянке, лопухнулся с "пушкой" - тогда хоть по-
нять можно... Но за бабу, которая для того и предназначена! Мало ли что
у нее не спросили! Если каждую спрашивать... И эта рука имела наглость
заявить!
- За это проучивать надо! - негодовал Пинтос - правая рука бригадира.
- Я ей всю рожу порежу!
- Давай лучше ее "на хор" поставим, - предложил Голяк. - Отдерем всей
бригадой и бутылку в манду забьем!
Идея понравилась.
- И эту, этажную, Ленку - тоже!
- Годится!
Адреса потерпевшей и свидетелей были известны. Их вычислили без осо-
бых ухищрений - простым наблюдением за зданием РУРПа, куда привезли Бы-
ка. Смотришь, кто зашелвышел из гражданских, а когда рожи знакомые, еще
проще, "глаз" следом пустил - тот и довел до самого дома.
Начать решили с заявительницы - она, как-никак, главная фигура, да и
посимпатичней Ленки.
Подогнали к дому тачку, стали ждать. Пинтос за рулем, Голяк на заднем
сиденье, Слон гуляет у подъезда.
Вдруг подкатывает обшарпанный "жигуль", выходит двухметровый, коротко
стриженный мордоворот с ментовскими глазами, осматривается - и прямиком
к ним.
- По Семке соскучились? - спрашивает с издевкой и улыбается. - Что-то
быстро. Ему лет пять париться...
И вдруг, перестав улыбаться, гавкает:
- Пошли на хер! Еще раз увижу - всех продырявлю!
А у самого "пушка" в кармане прыгает.
Делать нечего, отъехали, издали смотрят.
- Зверь! - Слон поежился. - Видно, из литвиновских...
- Ничего, - успокоил Пинтос. - Просто так он шмалять не станет. И
круглые сутки с ней не будет. У них людей не хватает.
Через несколько минут охранник вывел Ковалеву, посадил в машину и от-
вез в больницу - она врачом работает. А сам сел в коридоре и смотрит по
сторонам.
- Чего ему на глаза попадаться, только морду набьет, - Говорит Голяк.
- Давай лучше за Ленкой сгоняем.
Приехали в гостиницу, а ее нет! Уволилась. Куда пошла - не знают. До-
мой - нету! Спрятали, суки.
- Поехали пообедаем, - предложил Пинтос. - А вечером к врачихе домой.
СОБР, как и предполагал Литвинов, оказался не в состоянии обеспечить
круглосуточное прикрытие всем объектам. И территориалы отказались, мол,
мы не можем просто так пост держать. Людей не хватает улицы патрулиро-
вать. Пусть звонит, если что...
После работы охранник привез Ковалеву домой, проводил в подъезд, за-
вел в квартиру.
- Дверь лучше бы железную поставить, - посоветовал он. - Ну ничего,
запритесь на все замки, если что - звоните. Не будут же они дверь ло-
мать! Наши быстро приедут... - И попрощался: - До завтра без меня не вы-
ходите...
Пинтос с друзьями все это отследил.
- Подождем часок, чтоб меньше ходили, и возьмем сучонку за сиськи...
Они собирались именно взломать дверь и приготовили для этой цели лом
и кувалду. А кого бояться? Вывалили колоду, стащили сучку в машину, и
ищи-свищи!
Татьяна наскоро перекусила, нырнула в ванную и после душа принялась
простирывать трусики с бюстгальтером. Вода льется, телевизор шумит - ни-
чего не слышно. Дверь на два замка, телефон под рукой - все как научили!
А по лестнице поднимается Пинтос с кувалдой на длинной ручке, следом
Слон с ломом, последним Голяк электрошокер баюкает.
Татьяна достирала, отжала, развесила бельишко, собралась к телевизору
на очередную серию, тут чайник засвистел. Побежала на кухню.
- Спорим, я ее без лома двумя ударами высажу, - предложил Пинтос.
- Давай, - согласился Слон. - На кабак.
Выключила Таня чайник, заварку кипятком залила, пена коричневая под-
нялась, теперь пусть настоится, а сама бегом к экрану - музыка знакомая
уже играет, начинается. Одета по-домашнему - халатик на голое тело, тап-
ки, волосы мокрые... Из кухни в комнату надо по коридору мимо двери про-
бежать, а Пинтос уже занес кувалду, к замкам примеряется...
Он бы действительно с одного удара высадил, но Гангрена сзади за ку-
валду как дернет!
Пинтос назад опрокинулся, а кувалда в руках у Гангрены осталась, он
ею Слона по плечу - трах! Плечо всмятку. Лом загремел по ступенькам,
Слон заорал благим матом - и вниз, чуть Голяка не сбил, тот следом за
другом понесся.
А внизу, на площадке, Черт с Фомой поджидают с арматурным прутом и
трубой. Гангрена сказал: мокряков не надо, но проучить хорошо. Черт Сло-
на прутом поперек лба перетянул, тот кровью залился и с копыт. Фома тру-
бой Голяку руку с электрошокером перешиб, а Черт и его арматуриной по
шее - трах! И тот рядом улегся.
А Гангрена с Пинтосом задушевный разговор ведет:
- Что же ты, фуфло позорное, к моей сеструхе вяжешься! Неужель жить
не хочешь?
С Пинтосом много раз по душам беседовали: и учителя, и инспектор
детской комнаты, и участковый, и опера угрозыска, и сыщики из РУОПа, и
сам начальник оперотдела Крылов однажды пытался до души его достучаться.
Ни у кого не получалось.
А сейчас - проняло Пинтоса до печенки и душа полностью для убеждения
раскрылась. Может, тому лицо Гангрены способствовало, может, взгляд или
кувалда, которая вот-вот мозги вышибет... Только пожалел Пинтос, что не
слушал учителей и участкового, и проклял тот день и час, когда связался
с группировкой, а особенно тот момент, когда подписался Быка выручать.
Гангрена долго не разговаривал - понял, что убедил человека, провел
ладошкой по щекам и ушел вместе с кувалдой. А поскольку между пальцев у
него была половинка бритовки зажата, какой и карандаша толком не подто-
чишь, то щеки Пинтоса обвисли, кровянка двумя потоками хлынула и завере-
щал он, как закалываемая свинья.
Татьяна крики и шум услышала, позвонила. Через полчаса приехали - и
милиция, и "скорая". Но милиции-то особо работы не нашлось, а докторам
возни много: Слона и Голяка в реанимацию, Пинтосу в хирургии щеки заши-
ли, лежит печальный, на бульдога похожий, о жизни думает.
Охранник утром за Татьяной пришел:
- А что весь подъезд кровью забрызган?
- Да хулиганы подрались...
- А-а-а... Ну вам-то бояться нечего, до вас никто не доберется...
Крылову после селектора доложили: мол, дружки Быка к Ковалевой стуча-
ли, а ее брат их вдребодан разделал...
- А у нее есть брат? - поинтересовался Крылов.
Королев плечами пожал.
- Да вроде не говорила...
Тоже небольшая странность, потому значения не придали.
А в команде Быка всему, что шкуры касалось, большое значение придава-
ли. Зашли бойцы к Пинтосу, поговорили - Слон-то с Голяком пока не разго-
варивают и смогут ли - неизвестно, узнали про охрану СОБРа да про страш-
ного брата и решили в это дело не вязаться. Нечистое тут что-то, гнилое.
Для здоровья полезней в стороне постоять...
А потому надежды Быка не оправдались и через трое суток отвезли его
плановым автозаком в следственный изолятор, попросту говоря, в тюрьму.
Попал он в камеру сто четыре - большая хата, на сорок человек, а си-
дят почти шестьдесят. Железные шконки в два яруса, духота, влажность,
воздуха не хватает, полуголые зэки в татуировках - преисподняя!
Подвели его "шестерки" к местному пахану - здоровый, мускулистый,
вокруг сосков синие звезды, на груди собор о семи куполах, оскал желез-
ный. Сидит на почетном месте у окна, на койке, ноги поджал, курит.
Осмотрел он Семку внимательно, хмыкнул.
- Какой же ты могучий да красивый!
Вроде восхитился, хотя Быку показалось, что издевается.
- А расскажи-ка ты нам, за что сюда попал?
Вспомнил Бык своего сокамерника и хотел что-нибудь соврать, но глядь
- мужичонка тот - вот он! Предыдущим автозаком его отправили - а вот он
уже сидит рядом с паханом, на почетном месте и сейчас не кажется ни за-
мызганным, ни тщедушным, вроде напитался силой в этом аду.
"Дом, люди, - вспомнил Бык. - Видно, и вправду ему здесь дом род-
ной..."
А вслух грубо сказал:
- За бабу попал!
Вот так! Понимайте: клал я на вас с прибором! Если надо - и постоять
за себя смогу!
Знай Бык, что его ждет, он, пока при силах, разбежался бы и виском об
угол стола. Но привыкнув другим зло делать, на себя его он не примерял
никогда.
- Неужто изнасиловал? - притворно удивился пахан.
- Точно, - вызывающе глянул Бык.
- Хвастал: во все дырки, - сообщил недавний сокамерник. - На людей,
говорит, срал. Кости обещал поломать.
Со всех сторон раздался ропот, будто ожил пчелиный рой. Быку стало не
по себе.
- Это плохо. Очень плохо.
Пахан покачал головой.
- У нее родинка тут была? За ушком?
Бык сглотнул.
- Не знаю никакой родинки...
Пахан сузил глаза.
- Так ты, петух, мою сестренку изнасиловал! - голос его был страшен.
