шел из кабинета. Сейчас это был совсем другой человек. Подполковник Ко-
ренев умел проводить профилактические беседы и обладал большим даром
убеждения.
* * *
Сержант Молочков, кроме совершенно немилицейской фамилии, имел и не-
подходящую для милиционера внешность. Моложавое, почти детское лицо, на-
ивные голубые глаза, фигура еще не набравшего нужный вес подростка...
Ему было двадцать семь, но, когда он забирал из школы сына, казалось,
что десятиклассник ведет домой младшего братишку. Форма, конечно, разве-
ивала подобные заблуждения, но Молочков ее не любил, потому что не счи-
тал себя стражем правопорядка, да по большому счету и не являлся тако-
вым.
Он был специалистом по средствам сигнализации и связи и работал тех-
ником во вневедомственной охране, имея дело со всевозможными датчиками,
системами беспроводной связи и приборами оповещения. Живого преступника
он видел один раз в жизни и не в связи со служебной деятельностью: сосе-
ди поймали вора, покарали его руками и ногами, связали и посадили на бе-
тонный пол ожидать второй, официальной серии расплаты за содеянное. У
него не было даже закрепленного пистолета, хранящегося в сейфе дежурной
части, и на ежегодных стрельбах он пользовался "общественным" оружием.
Нахождение в форме на улице налагает определенные обязательства, тре-
бует постоянного напряжения и готовности к тому, что на бюрократическом
языке называется служебно-официальными действиями. Пояснить иногородне-
му, как проехать к автовокзалу, помочь заблудившемуся ребенку, сообщить
куда надо об утечке газа, вызвать ГАИ на место аварии, перевести старуш-
ку через дорогу, отправить лежащего без чувств пьяного в вытрезвитель,
оказать помощь роженице, доставить в больницу внезапно заболевшего чело-
века, призвать к порядку распоясавшегося хулигана, спасти тонущего (гиб-
нущего в огне) подростка, пресечь преступление, принять меры к задержа-
нию преступника, правильно и в соответствии с законом реагировать на об-
ращения и заявления граждан, быть образцом высокой культуры, доброжела-
тельности, справедливости и профессионализма...
Это далеко не полный перечень действий, которые обязан предпринимать
любой работник милиции как в служебное, так и в свободное время вне за-
висимости от места работы, должности, отношения к данной территории, те-
кущих планов, самочувствия, семейных проблем и других столь же малозна-
чительных личных обстоятельств. Вполне понятно, что в реальной жизни ни
один "формовой" милиционер требований утопических инструкций не выполня-
ет, потому что для этого надо быть идеальным гражданином, всесторонним
универсалом, полным альтруистом, беззаветным энтузиастом, к тому же не-
ограниченно компетентным и на сто процентов свободным. Но даже если та-
кой безукоризненный милиционер вдруг появится, он навсегда сгинет на
улице между домом и службой, погребенный никогда не кончающимися пробле-
мами замордованного и доведенного до ручки населения, не избалованного
вниманием и чьей-либо готовностью прийти на помощь.
Поэтому Молочков обычно ходил в штатском, не выделяясь из общей массы
народонаселения. Но новый начальник райотдела стал внедрять провалившую-
ся еще на общесоюзном уровне идею сдерживания преступности и профилакти-
ки правонарушений путем повышения плотности "формовых" сотрудников на
душу населения и создания предупредительного эффекта "милиция всюду".
Идея эта проста и дешева, как милицейский полуботинок: если на улицах
появится много милиционеров, то преступный мир задрожит и спрячется в
свое гнусное подполье. А поскольку денег на дополнительные штаты в бюд-
жете нет, то надо обязать всех сотрудников постоянно ходить в форме,
тогда и без дополнительного финансирования эффект присутствия милиции
будет достигнут.
Но милицейские полуботинки в принципе невозможно носить: они уродуют
ноги и в течение двух дней выводят своего обладателя из строя. Поэтому
приходится или тратиться на более дорогие, но пригодные к носке граж-
данские туфли или, подкладывая вату и залепливая пятки лейкопластырем,
терпеть боль и прихрамывать до тех пор, пока процесс уродования не за-
вершится и образовавшиеся мозоли не примирят ментовские ноги со штатной
обувкой.
Так и с идеей постоянного ношения формы. Если бы милицейские на-
чальники прониклись идеей обеспечения личного состава постоянно носимым
оружием да горой вставали за каждого сержанта, лейтенанта и капитана,
применившего его по назначению, то преступность действительно поприжала
бы хвост. Но такой подход требует умения принимать смелые решения и от-
вечать за них, брать на себя ответственность за "непопулярные" последст-
вия, вызывающие оголтелый хай родственников и дружков подстреленных бан-
дитов, петиции "правозащитников", чья активность очень часто оплачивает-
ся общаковыми деньгами. А главное, надо быть уверенным в кадровом соста-
ве тех органов, которые доводится возглавлять... Излишне говорить, что
без такой уверенности занимать начальственные места аморально и безн-
равственно.
Штаны с красной полоской, китель, погоны и фуражка таят куда меньшую
опасность для руководства, чем оружие в руках подчиненных, поэтому оно и
перекладывает риск со своих плеч на чужие головы, заставляя проявлять
"личное мужество" тех самых сержантов, лейтенантов и капитанов, которые
топчут землю своих зон обслуживания - В криминализированной до предела
стране риск этот оказался непомерным и наглядно отразился в сводке по-
терь личного состава, что заставило свернуть эксперимент и разрешить но-
шение штатской одежды во внеслужебное время.
Но новый начальник Молочкова и еще двухсотпятидесяти сотрудников ра-
йотдела то ли не знал про неоправдавшийся опыт (это, конечно, маловеро-
ятно, но по части незнания случаются столь вопиющие казусы, что можно
допустить и такое), то ли рассчитывал на удачное его повторение в рамках
вверенного района, то ли, скорее всего не умея улучшить оперативную обс-
тановку, решил, что за излишнее рвение ругать не станут при любом, даже
обратном, результате.
Поэтому сержант Молочков возвращался с работы в форме, в форме захо-
дил в магазины за хлебом, макаронами и молоком, в форме переходил улицы
и тем привлек внимание Ужаха Исмаилова, сидящего за рулем угнанного гру-
зового микроавтобуса.
- Давай, Али, это твой! - сквозь зубы процедил он, подгоняя "рафик"
вплотную к милиционеру.
В кузове сидели Кинжал и Руслан Шерипов. Накануне налета СОБРа на
убежище их отряда все трое ездили к Голубому озеру проверить домик с ко-
лоннами. Шерипов хотел отправиться туда один, но Ужах тоже вызвался ис-
кать кровника, а Кинжала взяли за компанию. Разгром отряда и их чудесное
спасение наводило Ужаха на скверные размышления: ведь спастись должен
был один Руслан, который побывал у ментов в руках и давал им клятвы на
Коране... Вслух он своих размышлений не высказывал, но и Кинжал да и сам
Шерипов Думали о том же. Между ними воцарилась напряженная атмосфера не-
доверия. Затаившееся предательство требовало расплаты...
Убитые и арестованные товарищи тоже должны быть отмщены, причем если
предательство еще предстояло выявить и доказать, то эта месть не терпела
отлагательства.
- Сегодня же мочканем трех мусоров, - решил Ужах. - Каждый по одному.
А потом достанем гранат и забросаем их лягавку.
Сержанту Молочкову предстояло стать первой жертвой предстоящего тер-
рора.
Грузовой микроавтобус затормозил рядом с ним, дверь кузова открылась.
- Товарищ милицанер, как на Красногорск выехать? - почтительно спро-
сил Али, изображая простодушную улыбку, которая заставила бы Литвинова,
Рывкова или Лиса немедленно схватиться за пистолет.
Но неискушенный техник ПЦО с готовностью пустился в объяснения.
- Сейчас прямо, потом направо, увидите мост и через реку...
- Садитесь, покажите, - просительно покивал Али. - Вам же по пути?
- Вообще-то мне скоро сворачивать... Ну давайте, пару кварталов прое-
дем... - Наклонившись, он поставил на грязный железный пол сумку с про-
дуктами, влез в кузов и захлопнул за собой дверь. Ужах дал газ. Видавший
виды "рафик" наполнился грохотом плохо отрегулированного движка и дре-
безжанием обшивки.
Коротко размахнувшись, Али ударил сержанта молотком по голове. Тот
молча упал на пол. Кинжал навалился сверху, набросил на шею веревку и с
силой затянул. Через минуту все было кончено. Труп оттащили назад, нак-
рыли тряпками и придавили запаской. В тихом переулке сделали остановку и
перекусили хлебом и молоком, купленным сержантом для своей семьи. Мака-
роны сырыми есть было несподручно, и их бросили назад, на запаску.
- Теперь давайте тех... Коренева и Литвинова... Они Абу убили, мне
зубы выбили, клясться заставили... Они там большие шишки!
Шерипов не мог оправдываться напрямую, опровергая еще не высказанные
подозрения - это только усугубило бы дело, но, проявляя подобную актив-
ность, надеялся реабилитироваться в глазах товарищей.
- Ну давай, - не выражая никаких эмоций, сказал Ужах.
* * *
- Нет, сейчас и у блатных "законы" не исполняются. То есть такое тво-
рится, аж страх берет! Приходит петух на зону - и не объявляется! Предс-
тавляешь?! С ним же люди из одной пачки курят, из одной миски едят, они
же получаются все опарафиненные! Представляешь: один петух опомоил весь
отряд!
Гена Соколов искренне возмущался и переживал за невинно пострадавших
зеков, как будто сам принадлежал к босяцкому сословию. На самом деле он
относился к противостоящей стороне - "ментам" и хотя, строго говоря, яв-
лялся не милиционером, а филологом, редактором газеты "За чистую со-
весть" и спецзвание имел не милицейское - майор внутренней службы, зеки
в такие тонкости не вдавались. Мент, он и есть мент. Здесь антагонизм
известный и, как любые антагонизмы, - взаимный. Но Гена Соколов из обще-
го правила выпадал, много лет он изучал арестантский мир: обычаи, тради-
ции, жаргон и как-то незаметно вжился в него, полюбил босяков и научился
понимать их специфические душевные порывы и странноватые переживания,
которые, впрочем, им самим не казались ни специфическими, ни странными.
Взаимодействие было взаимным - "тот мир", в свою очередь, изменил мане-
ры, речь и даже внешность исследователя.
Когда Гена снимал массивные роговые очки, он превращался из кандидата
наук, автора нескольких словарей "блатной музыки" и незавершенной энцик-
лопедии преступного мира в одного из "бродяг", тихого, спокойного и рас-
судительного трудягу зоны, не борзого и не баклана, а знающего "феню" и
"закон - набушмаченного мужика. К нему подходили на улице бывшие си-
дельцы и заводили разговор, который он без труда поддерживал негромким
голосом в медлительной манере бывалого обитателя зоны, знающего цену
словам и внимательно обдумывающего каждое перед тем, как произнести.
Иногда они вместе выпивали по паре кружек пива, причем Геной руководил
не только интерес исследователя, но и чисто человеческое сострадание к
изломанным и искореженным судьбам.
Его серьезные исследования особого внимания не привлекали и общест-
венного резонанса не вызывали, но, когда он без далеко идущих целей вы-
пустил под псевдонимом книжечку перевода классической поэзии на блатной
язык, пришла неожиданная слава. О ней писали местные и центральные газе-
ты, телевидение пригласило "Фиму Жиганца" на несколько престижных пере-
дач, оскорбленные в лучших чувствах поэты и литературные критики в бла-
городном гневе обрушивались на циника, посмевшего осквернить великих по-
этов.
Еще бы! "Жужжать иль не жужжать? Во бля, в чем заморочка! Не в падлу
ль быть отбуцканным судьбой. Иль все же стоит дать ей оборотку..." В та-
кой интерпретации монолог Гамлета переварить сможет далеко не каждый
умственный желудок.
