обчищенного до нитки. Контейнер снял другой человек, в нем оказалась
развединформация средней степени важности, а через некоторое время мос-
ковского агента арестовал КГБ, впоследствии его расстреляли.
С 1975-го Григориадис отказывается выезжать в Россию и с большой нео-
хотой относится к заданиям за пределами территории Греции.
Смиту не понравился эпизод семьдесят четвертого года, и он послал
запрос в московскую резидентуру. Через сорок восемь часов пришел ответ.
За нападение на господина Григориадиса разбойная группа в составе трех
человек была осуждена к различным срокам наказания: от двух до пяти лет.
Но в информационном центре МВД России сведения о судимости этих лиц не
значатся. В адресном бюро данные на них отсутствуют как на момент про-
верки, так и на 1974 год. Расстрелянный агент Борисовский работал в Уп-
равлении по строительству специальных объектов.
Роберт Смит откинулся на спинку хромированного офисного кресла. За
несколько дней ожидания он измотался и похудел. Но результат, похоже,
превзойдет все ожидания.
В КГБ линию специальных объектов курировал полковник, а впоследствии
генерал Верлинов. Тот самый, который недавно бежал из России, прихватив
сверхважные документы. Время бегства совпадает со временем убийства
русских аквалангистов. И с появлением у Джентльмена гостя, которому ока-
зался необходим американский паспорт.
Разведчик вызвал на левую часть экрана фотографию Роберта Кордэйла.
Поскольку данные на всех более-менее заметных сотрудников КГБ имеются в
любой резидентуре, ему не составило труда вызвать на правую часть порт-
рет генерала Верлинова. Как он и предполагал, перед ним оказались снимки
одного человека.
Магомета Тепкоева трудно было чем-то удивить, но Леме это удалось.
- Вот такая хуйня...
Всего лишь одно слово, заимствованное из великого и могучею русского
языка, передавало таинственную непостижимость явления, с которым приш-
лось столкнуться. Терлоев ткнул рукой в стальной лист, для лучшего обзо-
ра оторвал несколько досок, провел пальцем по рядам заклепок и отступил
в сторону. Лема сделал свое дело - привел старшего, теперь разбираться с
бронированным пивным ларьком должен был он.
С непроницаемым лицом Магомет обошел странное сооружение вокруг. Лечи
держался у него за спиной, чувствуя, что настроение шефа не сулит ничего
хорошего. Только что Арсен Татаев сообщил о бойне в Останкине, следом
позвонили Хуссейн, Магомед Большой и Хозе. Авторитеты были всерьез обес-
покоены. Спускать такое нельзя, ни одна из московских, да и любых других
группировок не допускает безнаказанного уничтожения своих членов. Ни од-
на. За исключением слабых и нерешительных, обреченных на гибель или заг-
латывание более мощными сообществами. А чеченцы известны особой щепе-
тильностью в этом вопросе. Потому что закон гор гласит: кровь любого из
членов рода искупается только кровью рода обидчика.
Магомету Тепкоеву обычай кровной мести был известен не понаслышке.
Ему едва исполнилось семь лет, когда Иса Бакаев застрелил дядю Ваху. За-
стрелил не нарочно: оба сидели в компании, мирно выпивали, закусывали,
курили и разговаривали; когда все разгорячились и пришла пора откровен-
ности, дядя Ваха вытащил из-за пояса недавно купленный "харбук" - одно-
зарядный пистолет-переломку, показал друзьям, те покивали одобрительно
головами, но особого интереса не выказали, как и подобает настоящим муж-
чинам. То ли Иса опьянел чрезмерно, то ли заворожила его смертоносная
игрушка, только он про выдержку забыл и протянул руку: мол, дай посмот-
реть...
Дядя Ваха чуть помедлил, но отказать не смог: раз один мужчина просит
другого, то, наверное, знает, что делает. Протянул изогнутой, не успев-
шей стереться ручкой вперед - смотри... Иса схватил оружие - крутил,
вертел, то в окно прицелился, то в телевизор, курок взвел, спустил,
опять взвел... Неожиданно грохнул выстрел.
"Харбуки" заряжаются самодельными патронами: винтовочная гильза с от-
пиленным дульцем набивается порохом, а сверху вдавливается круглая пуля
диаметром двенадцать миллиметров. На близком расстоянии эффект ужасаю-
щий, так и задумано: заряд-то один, должно хватить наверняка. Дядя Ваха
небось рассчитывал в случае чего любого врага уложить. Но не предпола-
гал, что сам получит пулю в живот с полутора метров.
Правда, если говорить точно, то Иса его не застрелил. Отвезли дядю
Ваху в больницу, сделали операцию, ребята с милицией все уладили: дес-
кать, кто-то незнакомый подскочил, пальнул и убежал, даже "харбук" не
отдали - вещь денег стоит, поправится Ваха, пусть пользуется.
Так все хорошо складывалось, что решили это дело отметить. Взял Иса
коньяку, водки, мяса, помидоров и завалился с друзьями в больницу. Врачи
поначалу протестовали, но и с ними договорились: что плохого, если муж-
чины раненого товарища проведают? Какой тут вред? Никакого, одна польза.
Ваха лежит бледный, весь в трубках: одна в вене торчит, две из живо-
та... Но ребятам обрадовался, коньяку выпил, помидорчиком закусил, раз-
розовелся даже, повеселел. Все бы хорошо, только хмель в голову ударил,
заело его: почему какие-то шланги из меня торчат, у мужчины так быть не
должно! И вырвал все трубки к шайтану, под кровать забросил, еще коньяку
попросил, но выпить не успел, упал на подушки, захрипел, потерял созна-
ние... А к ночи умер.
Вот тут-то дело и приняло другой оборот. Родственники в детали не
вдавались. Кто выстрелил? Иса. От чего умер? От выстрела. Значит, объяв-
ляем месть Исе! Все правильно, все по закону. А Иса в подвал залез, жи-
вет в подвале: ест, спит, иногда ночью во двор выходит, гуляет.
В семье Тепкоевых это обсуждали:
- Все сидит в подполе?
- Сидит. Почти год прошел. Интересно, сколько высидит...
- А почему братья Вахи к нему в подвал не придут? - встревал ма-
ленький Магомет. - Нельзя это?
- Почему нельзя, - пожимал плечами отец. - Можно. Только зачем? Он же
под землей, как крот.
- Ну и что? - не унимался Магомет.
- Как что? Он же света белого не видит! - не снеся непонятливости па-
цана, пояснила мать, которая обычно не вмешивалась в разговоры мужчин.
- Ну и что, если не видит? - все еще не понимал мальчик.
- Это не жизнь, - сказал отец. - Зачем его убивать, если он и так не
живет? Вот если вылезет...
Иса вылез через пять лет. Перед тем Бакаевы через стариков договори-
лись с родней Вахи. В конце концов, не нарочно он кровь пролил, злого
умысла не имел, да сам наказание тяжелое принял. Потерпевшая урон сторо-
на на примирение согласилась. Магомет уже подрос, а чтобы жизнь узнал
получше, отец взял его с собой в клуб.
Виновный в пролитии крови имел жалкий вид. Согбенный, изможденный, с
морщинистым восковым лицом, длинной, почти до колен, белой бородои и бе-
лыми же волосами, он производил впечатление глубокого старика, хотя ис-
полнилось ему всего двадцать семь лет. Магомет вспомнил проросшие в пог-
ребе луковицы.
Он вышел на сцену в покаянном наряде: просторной белой рубахе до пят.
Еле передвигая ноги, добрел до стула, сел и обреченно закрыл глаза. Бли-
жайший родственник дяди Вахи - брат Ахмед подошел к нему с опасной брит-
вой в руках, постоял несколько мгновений и... начал брить бывшего кров-
ника. Бритва посверкивала у горла Бакаева, в зале царила напряженная ти-
шина. Сказать наверняка, что Иса прощен, можно будет только тогда, когда
процедура закончится. Мало ли что стороны договорились! Сейчас все зави-
село от Ахмеда. Захочет - и полоснет под кадыком... Долго длится бритье,
добавляя Исе седых волос... Но все имеет свой конец. Спрятал Ахмед брит-
ву, поднял Бакаева со стула, поцеловал... Примирение состоялось при
большом числе свидетелей.
- Это ладно, - проронил отец на обратном пути. - Тут зла не было,
можно и простить. А если намеренно убил - никакого прощения!
Произнесенные вслух мысли впоследствии Магомет воспринял как на-
путствие. Через год отца убили. Он поигрывал в карты, и во время очеред-
ной игры Энвер Пашаев засадил ему нож в сердце.
Убийцу схватили прямо на месте, тогда с этим было строго: ни залога,
ни подписок, арестовали - и все! Но следствие и суд - это дело одно, а
месть - другое. Родственники Пашаева собрали делегацию и отправились
просить о примирении. Решать такой вопрос должен старший мужчина в роду
погибшего. А самым старшим был тринадцатилетний Магомет.
Делегация медленно шла по единственной улице села - человек тридцать,
впереди седобородые аксакалы, чей авторитет по законам гор непререкаем.
Но сейчас они выступали просителями: плечи опущены, головы склонены,
глаза смотрят в землю... Старики взвалили на плечи тяжелую ношу, и чаша
унижения, которую им предстояло испить, была прямо пропорциональна твер-
дости сердца старшего Тепкоева.
Покаянная процессия приблизилась к наглухо закрытым воротам и замерла
в ожидании. Теперь все зависело от хозяев. Они могли выйти сразу - вер-
ный знак того, что дело решится миром. Но так случалось крайне редко.
Чаще посланцам обидчика предстояло ждать долго. Чем больше времени прой-
дет до открытия ворот, тем меньше шансов на достижение соглашения. Быва-
ло, что из дома вообще никто не выходил. Тогда аксакалы снимали шапки и
стояли с голыми головами, что считалось немалым позором. Этот добро-
вольно принятый уважаемыми и ни в чем не виноватыми людьми позор должен
был смягчить обиженных и подтолкнуть их к переговорам. Но так происходи-
ло не всегда. Простояв весь день и не добившись своей цели, старики
опускались на колени. Неслыханное унижение! После этого даже самое твер-
докаменное сердце обычно размягчалось. А если нет... Старики уходили ос-
корбленными, между кровниками разгоралась ожесточенная война, причем об-
щественное мнение не всегда было на стороне формально правого, но укло-
нившегося от примирения рода.
Посланцы Пашаевых четыре часа выстояли под палящим солнцем. Пот стру-
ился из-под тяжелых каракулевых папах, бараньих шапок, цивильных шляп,
оставляя тусклые потеки на суровых, изборожденных морщинами лицах.
- Выйди, поговори с ними, - сказала мать, но Магомет только покачал
головой. Ради случая он надел черкеску, папаху, пристегнул к поясу от-
цовский кинжал. Все четыре часа он молча стоял посреди комнаты - ноги
широко расставлены, руки уперты в бока, рот жестко сжат.
В конце пятого часа посредники обнажили головы.
- Не доводи до крайности, - снова начала мать. - Хочешь отказать -
откажи, но не позорь стариков!
В люльке заплакал шестимесячный Руслан. Отец успел положить ему нож
под подушку, чтобы рос мужчиной, но научить ничему не смог. Ему придется
учиться у старшего брата и пользоваться его репутацией. Губы Магомета
сжались еще плотнее.
- Иди к ребенку! - коротко бросил Иса, старший брат матери. - Пусть
делает, как знает! Не учи мужчину...
Кроме Исы, в доме находились еще три ее брата. Они не относились нап-
рямую к роду убитого и не могли вступать в переговоры, но были против
примирения и научили Магомета, как он должен себя вести. Впрочем, тот и
сам, без подсказок, выбрал бы ту же линию поведения.
Доводить стариков до коленопреклонения Иса не советовал, чтобы не оз-
лоблять лишних людей, да и Магомету не хотелось этого делать. Когда
солнце стало клониться к закату, тяжелые железные ворота распахнулись, и
Магомет вышел на улицу, приняв ту же позу, в которой простоял все это
время.
Старший из примирителей подошел к нему и просительным тоном сказал:
- Что случилось, то случилось, твоего отца не вернешь, и Энверу при-
дется ответить по закону. Но они никогда не враждовали, виновата водка и
карты, да и они оба виноваты... Зачем тут мстить? Лучше договориться о
цене крови.
Такое иногда случалось: родственники убийцы щедро платили семье по-
гибшего, и те не объявляли кровной мести. Но взять деньги за отнятую
