Решили, что сделаем так: компьютеры продадим и на эти деньги купим продукты.
Начальник колонии на прощание, кстати говоря, подарил нам зековские поделки:
шариковые накладки на автомобильные сиденья. Вечером того же дня меня вдруг
находит в гостинице "Пулковской" старший оперуполномоченный форносовской
колонии и чуть ли не криком кричит: "Что же вы натворили?.." Выяснилось, что
часа через два после того, как мы уехали, в колонию нагрянули шесть оперов с
Литейного и допросили всех, с кем мы встречались, на предмет того, что мы их
куда-то вербовали. Радушного замполита, между прочим, увезли с инфарктом в
больницу, они просто не поняли, что я - тот самый Кумарин. Вот так вот
вышло. Как оно часто в России получается. Естественно, хотели-то мы как
лучше, а получилось... В общем, больше в зону мы эту не ездили. Продукты,
правда, мы им все-таки послали. Но уже через совсем других людей, чтобы не
подставлять администрацию еще раз.
Жизнь двигалась вперед, начинался второй этап приватизации, стало быть, и
нам нужно было идти в ногу со временем. И если раньше к нам обращались в
основном кооператоры и директора магазинов, то тут уже пошли директора
заводов, фабрик и больших предприятий. Постепенно с ними складывались
нормальные отношения, и именно тогда я и начал заниматься бензиновыми
делами. Мысли-то на эту тему у меня появились уже давно. Мне удалось собрать
в кучу всех знакомых, занимавшихся бензином. И это было началом
принципиально нового этапа в моей жизни. Известный американский миллионер
Морган сказал: "Я готов отчитаться за каждый цент, за исключением первого
заработанного миллиона". Наверно, эту фразу можно применить и ко мне. Нам
удалось приобрести ряд акций на те самые деньги, которые были сделаны
раньше. Мы начали вкладывать средства во все нефтяные дела. Между тем вокруг
меня ситуация складывалась не самая простая. Дело в том, что, пока я был в
тюрьме, появилось много людей, которые называли себя "тамбовцами", хотя, по
правде, трудно сказать, кто же они были на самом деле. Им удалось заработать
довольно большие деньги в тот период, когда меня не было в городе. Однако
эти господа все никак не могли успокоиться. Им хотелось чего-то большего. На
всех встречах, которые они проводили, у них проходило все не очень гладко.
Потому что их плохо знали и иногда с ними даже вовсе отказывались говорить.
А поскольку они представлялись "тамбовскими", то перед ними ставили условия,
чтобы при серьезных разговорах обязательно присутствовал бы я. И получалось,
что несмотря на то, что у этих людей были деньги, и немалые, они все равно
чувствовали некую ущербность, потому как оказалось, что они далеко не все
вопросы способны решать. Видимо, поэтому они и решили меня убрать,
заручившись чьей-то высокой поддержкой. Возможно, у них были и другие
мотивы, но поскольку этих людей уже нет, то и спросить не у кого. А я почему
говорю обо всем этом с такой убежденностью? Потому, что человек, который в
свое время предупреждал меня о покушении (он сам должен был меня гранатами
закидать), - этот человек отдал мне очень много информации, которая
впоследствии нашла подтверждение. Впрочем, не буду забегать вперед,
расскажу, как все было, по порядку...
Что касается той стрельбы 1 июня 1994 года... Занятно, что я тебе
рассказываю об этом в день годовщины, когда прошло четыре года. Я сегодня
съездил в церковь, заказал службу, думаю, что тогда меня спас Его Величество
Случай...
... За три дня до тех событий, поздним вечером (было около 23.00), меня
предупредил неизвестный человек, встретил меня около дома, возле лестничной
площадки, и сказал, что что-то может произойти. Мы с моим телохранителем
Гольманом поговорили с ним минут десять, потом Гольман отвез его до метро,
вернулся и сказал, что вся эта информация, по всей вероятности, блеф. Потому
что человек сначала хотел за информацию получить 20 тысяч долларов, потом
согласился на тысячу. Но Гольман на всякий случай все-таки привез свое
ружье, он оставил его мне на всякий случай (еще у него был официально
зарегистрированный пистолет). Гольман вообще был любителем всякого другого
оружия. Интересно, что 31 мая ночью мы часов до двух с моим товарищем,
который приехал из Германии, долго искали в деревушке, километрах в тридцати
от Питера по Московскому шоссе, его подружку. Искали, искали, долго
блуждали, наконец-то нашли ее дом. И он остался у нее. Так вот, потом
выяснилось, что в соседнем доме жил некий Рунов. Тот самый, который вместе с
Гаврисенковым и организовал всю эту историю. А Гаврисенков жил в соседнем от
меня доме в Купчине. Такие вот странные совпадения...
После предупреждения я стал ездить за рулем сам, а Виктор Гольман садился
рядом. 1 июня 1994 года Виктор приехал, поднялся за мной, мы вышли на улицу,
я сел за руль, и мы поехали. Выезжая от дома и поворачивая на улицу Турку, я
увидел метрах в двадцати стоявшую красную "пятерку". Из нее вышел мужчина в
длинном светлом плаще, высокий (где-то 190 сантиметров), с длинными
волосами. Из-за этих волос некоторые потом считали, что стреляла женщина, но
это был мужчина. Фамилия его была Архипов, а парик ему подбирала жена
Гаврисенкова. Я сначала ничего не понял, потому что в автомобиле играла
музыка, скорость я набрать не успел. Я притормозил, посмотрел на мужчину.
Тут началась стрельба, и Гольман закричал: "Гони!" Я поехал, доехал до улицы
Правды, там остановился, потому что не знал, куда поворачивать, налево или
направо. Пропустил хлебовозку, повернул направо и потерял сознание. Потом я
периодически приходил в себя. Помню, что подходил знакомый врач, и я о
чем-то с ним говорил. Потом он мне рассказал, что я просил его, чтобы дома
ничего не говорили. Отвезли меня в больницу имени Костюшко, а в этот же день
часа за полтора до покушения убили еще двух ребят на улице Пулковской -
Басалаева и Шепелева Поэтому немедленно начали ходить слухи, что якобы
какие-то комитетовские "белые легионы" начали отстрел. На самом деле это
было не так. То, что стрельба случилась в один день, - случайность.
Запланировать такое трудно, да и нецелесообразно это. Ведь если бы я узнал,
что в ребят стреляли, если бы я успел узнать, я бы повел себя иначе, меня бы
это насторожило. Ну и некоторые другие обстоятельства позволяют мне считать,
что эти покушения - дело рук не одних и тех же людей.
В больнице мне начали делать операцию, ребята "установили дежурство.
Вдруг в коридор вышел врач из операционной и сказал: "Все, он умер". Тогда
один из близких моих друзей схватил ружье, наставил его на врача и закричал:
"Делай операцию дальше!" Врач продолжил работу, и я выжил.
Я пришел в себя, и через день врачи сказали, что надо отнимать мне руку.
Но тот же самый человек, который заставил врача продолжить операцию,
воодушевленный своей той удачей, сказал: "Никаких ампутаций!" Приехали
врачи, собрали мне руку, и она два дня была теплой, но потом началась
гангрена, и я снова потерял сознание. Не приходил в себя 16 дней. Мне
заменили 16 литров крови, несколько раз вскрывали живот...
В этом мире есть что-то далекое, грозное, вечное и неведомое. Это смерть,
которая присутствует рядом с каждым человеком. Когда я пришел в себя, я уже
не боялся смерти и не думал о ней. Просто начал жить сначала. А вот кома -
это такое сладостное состояние полубреда, когда прекращается всякая борьба
за жизнь. И чтобы победить это состояние, нужно какоето очень сильное
чувство, например любовь. Но для того чтобы удержаться в жизни, я лично
выбрал себе опорой не любовь, а тревогу за моих близких. Я постоянно думал о
том, как им будет тяжело потерять меня, и это помогло мне удержаться. А за
любовь я не стал цепляться вот по какой причине: когда я сидел в
"комитетской" тюрьме, я несколько раз перечитывал Льва Толстого. А у него в
"Войне и мире" было описано очень похожее состояние князя Андрея, когда он
умирал. Ему становилось то лучше, то хуже. И вот наконец он встречает Наташу
Ростову, она знает, что ему не выжить, и проводит с ним последние часы. И
когда он в очередной раз начал терять сознание, ему почудилось, что ОНО
стоит за дверьми, он хочет закрыть дверь и не может, ОНО наваливается, он не
может справиться и умирает, и тут в момент смерти он просыпается и ему
становится легко. И Толстой делает вывод, что победила любовь. Но я-то знал,
что Болконский в конце концов умер. И поэтому брать любовь в союзники не
стал. Я когда ту сцену читал в "комитетской" тюрьме, заснул, и мне приснился
точно такой же сон, что меня где-то ранили и что я умираю. Просыпаюсь и
думаю: как же тут хорошо, в тюрьме "комитетской", лампочка светит, тихо все.
Поэтому когда я выходил из коматозного состояния, то концентрировался на
мыслях о своих близких, на мыслях о заботе о них. В больницу приезжал и РУОП
с собаками, и ОМОН стояли в коридоре. Николай Николаевич ко мне приходил, мы
с ним беседовали.
Я сопротивлялся, потому что был уверен, что человеческий организм может
победить очень многое. Еще когда я учился в восьмом классе, я однажды
поспорил, что пронесу на вытянутых руках два ведра воды сто метров. Через
тридцать метров у меня стали отваливаться руки, но я все равно шел, шел и
пронес эти два ведра. И уже тогда в детстве если бы я поспорил на 200
метров, то прошел бы и 200. А в 10 классе на последнем звонке мне доверили
держать знамя школы. Было очень жарко, а я начал держать знамя на вытянутых
руках, мне никто не сказал, что его можно поставить. Несколько раз руки
сводило судорогой, а я все держал - минут сорок. Еще помню, когда учился в
Уварове, это за сорок километров от моей деревни, в 9 классе занятия у нас
были во вторую смену, и однажды я пошел домой, когда уже темнело. Началась
метель, она перешла в бурю, я сбился с дороги, ветер становился все сильнее.
Я тогда вспомнил, как сведущие люди объясняли, что если ты заблудился, то
идти надо в одну сторону. Проблуждал я тогда около десяти часов, выдохся,
нашел стог соломы, откопал нору, устроился там и уснул. Проснулся часов в 9
утра - тихо, солнце яркое. Я откопался, смотрю - белый снег кругом и
деревни, вокруг которых я блуждал, как на ладони. А мне уже нужно
поворачивать назад, так я в тот раз домой и не попал. А еще в 1982 году я
отдыхал в Сочи и там решил искупаться ночью, а был шестибалльный шторм, я
прыгнул в море и потом никак не мог приплыть к берегу, барахтался часа три,
и когда дело стало совсем плохо, я вспомнил, как читал в одной книжке, что
можно выжить и в такой ситуации. Нужно просто делать три-четыре гребка,
когда волна бросает тебя на гребень, потом отдыхать и потом снова три-четыре
гребка. То есть я хочу сказать, что из любых сложных ситуаций всегда можно
выйти с честью и с достоинством, если не паниковать. Наверное, такая моя
жизненная позиция и помогла мне выжить. Находясь в полудреме комы, я
все-равно понимал, что нужно проснуться, что нужно победить.
Когда мое состояние более-менее стабилизировалось, ребята отправили меня
на лечение за границу - в Германию. А человек, который предупреждал меня за
день до стрельбы, - он приходил снова. И конкретно сказал, кто все это
устроил. Кстати сказать, он и сейчас ко мне приходит, недавно вот совсем
был, я ему пять тысяч долларов дал. Он говорит, что хочет какоето
собственное дело открыть. Бог его знает, что он там откроет, речь в общем-то
не об этом. Поскольку этот человек назвал конкретных лиц, за ними стали
наблюдать - не торопясь, без суеты. Начали прослушивать их телефоны, а потом
