мер за веревочку из-за борта не удалась, так как за него ухватился прыг-
нувший за биноклем матрос Курва Ф. Ф. и неумышленно оборвал
ШАЛОВЛИВЫЙ ГИДРОГРАФ И ЮЖАК В ПЕВЕКЕ
Итак, в соответствуюшем документе сказано, что в порту чаще всего
происходят у командного состава стрессы и срывы. И это не только по при-
чине сложности выгрузки-погрузки. Парадокс в том, что именно в родном
порту или в порту назначения на тебя и на судно наваливается бесчислен-
ное количество комиссий, инспекций, поверяющих и всевозможных наставни-
ков.
Далекий Певек не оказался исключением.
К нам явился ревизор для проверки карт и навигационных пособий.
Шестьдесят шесть лет, толстый, "открывал Колыму" для мореплавания,
ленинградец, сюда ездит уже пятнадцать навигаций, чтобы пугать нашего
брата и зарабатывать полярные, фамилия графская - Бобринский.
Настроение Фомы Фомича к моменту появления графа-ревизора было вели-
колепным. Мы только что вернулись от капитана порта, из которого Фомич
выбил, выдавил, высосал, вымучил, извлек необыкновенно замечательную
справку о полной выгрузке судна в порту Певек. Не о том справку, что
груз сдан полностью, но что трюма у судов остались пустыми.
Про полезность такой справки Фомич услышал в Мурманске. И замучил
грузового помощника, то есть Дмитрия Александровича, требованием справку
получить. Тот нетактично отказался (что потом ему дорого обошлось, ибо
Фомич человек памятливый).
Выдавливание шлепка печати на заранее сочиненную Фомичом справку про-
исходило в моем присутствии и оставило незабываемое впечатление как у
меня, так и у капитана порта. Думаю даже, капитан порта Певек запомнил
справочный эпизод еще лучше. И вздрагивать будет не только в живом сне,
но и под гробовой крышкой.
Боже, как бодро и весело начальник попервоначалу орал на Фомича, как
оптимистически и яростно топал ногами, как энергично швырял паркеровскую
ручку на стол, и как презрительно плевался в мусорную корзину, и как
грозил, что напишет на Фомича таких телег и в такие места, что...
А когда мы уходили, начальник обвис на стуле, потускнел взглядом, го-
ворил... ничего он уже не говорил, ибо сил у него на какое бы то ни было
говорение не оставалось. И вообще, он был как муха, высосанная пауком. У
него даже не хватило обыкновенных физических потенций совершить шлепок
на бумажку с должной степенью давления на печатку. И Фомич ласково нало-
жил свою руку на его и помог сделать отшлепок.
Гений Фома Фомич Фомичев! Гений, гипнотизер, парапсихолог, телекинет,
наркотизатор, западнонемецкий колдун! Он выработал спецманеру говоренья
с разной степенью слышимости. Например, периодически переходит на едва
слышное произнесение набора слов, попурри слов, вариацию слов, которые
якобы имеют отношение к предмету разговора. Это как бы музыкальные темы,
которые сплетаются в симфонию удушения любого нормального человеческого
мозга. Живой мозг под действием разнотонового бормотания Фомича теряет
упругость, размягчается, и слушатель хочет одного - избавиться от Фомича
любой ценой - только бы избавиться! И тогда цена удовлетворения перест-
раховочной просьбы капитана "Державино" о справке или иной бумажке начи-
нает представляться несчастной жертве чепуховой по сравнению с опас-
ностью навеки потерять разум.
Вот таким манером Фома Фомич получил справку о полной выгрузке судна
в порту Певек, хотя такой бумажки никому давным-давно не дают и она ни-
кому не нужна, и - это уже нонсенс парапсихолога - у нас в трюмах еще
оставалась добрая половина груза к моменту высасывания Фомичом справки!
И это не все! Фомич победил и сокрушил не только капитана Певека, но
и его секретаршу, которая было ринулась на помощь высасываемому на-
чальнику. А когда мы уходили, секретарша полулежала на кожаном диване в
глубокой прострации и по выражению ее великомученического лица было яс-
но, что у нее страшная мигрень и она сегодня же возьмет бюллетень дня на
три.
- Метод надо иметь во всяком деле, подход иметь, - объяснил мне Фомич
по дороге на судно. - А наш второй помощник что? Тьфу, а не грузовой ад-
министратор и помощник! Меня, значить, в мореходке преподаватели больше
тещ боялись под конец-то обучения, когда экзамены сдавал...
Бумажку-справку Фомич уложил в папку, папку в ящик стола, ящик закрыл
на ключ, приговаривая: "Мы тут, значить, не почту возим! Нам тылы прик-
рывать - первое дело нынче!" Ключ спрятал в нагрудный карман тужурки.
После такой сокрушительной победы в драйвере проявилось веселонравие
какого-то неопределенно-неожиданного свойства. Он не просто откупился от
графа-ревизора бутылкой бренди или блоком сигарет. Он закатил шикарный
ужин с испанской мадерой, смирновской водкой и солеными грибками.
А граф Бобринский поначалу запугивал нас такими зловещими истинами:
"Товарищи судоводители! Плавание здесь, на трассе Северного морского пу-
ти, связано с трудностями, требующими от капитанов и штурманского соста-
ва особых знаний в вопросе гидрографического обеспечения и особой тща-
тельности в отношении к соответствующей документации. Где отчеты о про-
ведении со штурманами предварительных занятий?"
- Есть! Есть! Есть у нас отчетики! А вы вот грибочком, грибочком за-
кусите! - говорил Фома Фомич, хотя никаких таких идиотских отчетов у нас
не было. - Сама Галина Петровна солила, а я, значить, собственноручно
собирал. Ну, вкусили? Конечно, Петр Петрович, и у нас грешки найдете, но
только когда нам пособия разные суют, так, значить, и времени проверить
их нет, потому как сами, значить, знаете, мы всего восемь часов стоим. А
водочку вы мадерой подкрасьте. Удивительные зрительные эффекты получают-
ся в цветовом спектре... Нет уж, Петр Петрович, так у нас в династии не
кушают, нет-нет, вы уж муксунчика тоже вкусите - не пожалеете...
А между прочим, фомичовское семейство действительно хлебосольное. И
Галина Петровна даже электрический самовар привезла на судно. И угощал
Фомич Бобринского не только для подмазки - затеял ужин-то, конечно, для
этого, а потом увлекся от чистой души.
Бобринский, не будь дурак, понял, что перед ним: 1) встревоженный его
появлением человек; 2) человек, любяший поболтать с гостем, с новым ли-
цом, про себя порассказывать и собеседника послушать (потому что собе-
седник-то может и что полезное под рюмку-то сболтнуть).
И когда Бобринский это усек, то перестал нести чушь официальной фра-
зеологией, а пошел-поехал пить, есть и еще супругу Фомича за коленку
прихватывать шестидесятишестилетними пухлыми лапами.
Последнее Фомичеву не очень-то нравилось, но ради пользы дела он тер-
пел и супруге строгий знак сделал, чтобы она, значить, тоже терпела.
Удачно напаивая графа ершом из мадеры с водкой, Фомич еще хотел и ме-
ня втянуть в это дело, но я проявил качества Ганди и пить не стал. И не
жалею, ибо спектакль получился замечательный.
Надравшись, старикан-ревизор заревел песни приморской юности. Напри-
мер, я, который интересуется фольклором, впервые услышал такую арию:
Липовый ты, липовый, жоржик-военмор! Где же ты шалаешься, клешник, до
сих пор? Чаем ты да сахаром нагло обманул И на мне, бедняжечке, грубо
спекульнул!..
Короче говоря, старикан расшалился. Однако и слезу сквозь шаловли-
вость пускал, когда раз пятнадцать подряд исполнил песенный номер из
крепостного, вероятно, репертуара, - в строку лучше будет: "Уродилася я,
как во поле былинка, - безо всяких забот - кругла сиротинка. Девятнад-
цать лет по людям ходила, - где качала я коров, где детей доила..."
При первых исполнениях граф еще замечал, что героиня его качает коров
и доит детей, спохватывался и перепевал заключительный аккорд; но Фомич
убедил гидрографа, что и в перепутанном виде замечательно у графа полу-
чается, и последние рюмахи тот лакал под качаемых коров, уже не пытаясь
поймать обратно вылетевшее слово.
Затем шалун вырубился и был отведен мною в медизолятор, где я его
уложил на стерильный хирургический стол-каталку. Затем закрыл открывате-
ля Колымы на ключ под аккомпанемент жалобного призыва из-за двери:
Клешник, клешник, да не покидай ты нас! Клешник, клешник, да не уез-
жай от нас! Здесь приводишь ты девиц в экстаз!..
Призыв на меня не подействовал, и ключ от медкаюты я спрятал по при-
меру Фомы Фомича в нагрудный карман, чтобы уберечь старикана от публич-
ного обозрения.
Сам Фомич немного раскис, торжествуя очередную победу над враждебной
окружающей действительностью, и когда я вернулся к пиршескому столу, то
по секрету сообщил, что все про все на пароходе знает. Даже такой нюанс,
что начрации предусмотрительно не реализовал в европейском Ленинграде
парики, купленные в последнем загранрейсе, а привез их сюда, и очень,
значить, удачно у него получилось, потому как парики в арктически-ази-
атском Певеке идут аж по сто двадцать рублей штука.
Затем мысли Фомича метнулись в сторону разбитого автомобиля. Он часто
возвращается к этой теме, ибо очередь на новый кузов в магазине на Садо-
вой должна была подойти Фомичу в июне, а повестку, по данным дочки, все
не присылают.
Кузов необходим Фомичу, чтобы продать автомобиль не без выгоды. Ко-
нечно, и с новым кузовом так сокрушительно разбитый драндулет за хорошую
цену продать было бы трудно, но у Фомича есть в городе гараж - "сухой,
полметра гравия, доски, сто рублей один пол стоил". И под соусом гаража
да и с новым кузовом он десять тысяч из какого-нибудь директора - бога-
тых-то директоров в Ленинграде пруд пруди - уж себе как-нибудь да воз-
местит за пережитые ужасы.
Слово "директор" повлекло воспоминание о том, как Фомич служил в под-
разделении недалеко от зверопитомника-совхоза, директор которого был пе-
редовик и маяк, и потому к нему ездил в гости сам командир. Время было
послевоенное, и какой-то враг выломал доску из забора, окружающего про-
гулочную территорию зверей, то есть из их, значить, как бы парка культу-
ры и отдыха. И все песцы и чернобурки рванули на свободу в тундру. Тут
передовому директору зверосовхоза засветила статья Уголовного кодекса. И
маяк позвонил дружку, а тот по боевой тревоге поднял солдат и бросил в
тундру на обратный, значить, отлов зверья. И вот Фома Фомич и другие
солдатушки-братушки беглое зверье переловили вручную поштучно в ентой
проклятой тундре и лесотундре.
Сам факт проведения необычной операции не оставил в памяти Фомича ка-
кого бы то ни было неприятного осадка, ибо воины четко понимали, что
времена тяжелые и родине нужны шкуры, но вот то, что зверей кормили тво-
рогом и даже измельченными яйцами, заставило Фомича и нынче здорово ру-
гануться, и тем он сомкнулся с Рублевым, которого возмущают рационы бе-
лых медведей в зоопарке. А я подумал, что ловить песцов и чернобурок
вручную, пожалуй, и посложнее выйдет, нежели загонять обратно в резерва-
цию философствующего американского мускусного быка при помощи вертолета.
Гейзер возмущения, направленный в сторону бесстыдных гурманов - ку-
ниц, песцов и чернобурок, стоил Фомичеву посошка. Галина Петровна, про-
молчавшая, как копченый муксун, весь шикарный ужин, тоже взорвалась,
выхватила из рук супруга сверкающую всеми цветами спектра рюмку и велела
драйверу лезть в койку. Мне она объяснила, что после аварии у Фомы Фоми-
ча часто и без рюмки болит затылок, - так болит, что никакие таблетки не
помогают.
Я это замечал и даже отметил, как мужественно умеет перемогать боль
при окружающих Фома Фомич. Ведь мы любим пожаловаться на боль - она вро-
де даже слабеет от жалоб. Быть может, наука еще объяснит это самовнуше-
нием или чем-нибудь психическим. А Фомич еще ни разу не пожаловался ни
на какое недомогание, хотя устает куда больше меня.
Пожелав супругам спокойной ночи, я отправился читать воспоминания о
Вавилове под музычку "Маяка". Купил воспоминания на почте Певека.
