Я читал о Вавилове и глубокомысленничал.
Сколько существует формулировок того, чем наука отличается от ис-
кусства! А в сущности - так просто. Искусство обязано помогать человеку
не терять веры в смысл короткого и парадоксального, вообще-то, пребыва-
ния на свете; и делать это при помощи возбуждения в человеке ощущения
красоты и наслаждения от нее. А наука не способна убить в человеке при-
падки ужаса от сознания бессмысленности и глупости существования. Наука
заботится о материи. Имеется в виду не ученый-творец, а потребитель его
трудов, то есть не создатель телевизора, а телезритель. Так вот, если
телезритель будет смотреть на шикарный телевизор, то это не поможет
спастись от петли в тяжкий момент жизни; а если он увидит в тяжкий мо-
мент на экране "Сикстинскую мадонну" или "Жизель", то, может быть, и не
повесится.
Около ноля вспомнил шалуна в медизоляторе и решил, что он проспался и
пора отправить старика домой, пока на берегу не подняли полундру по по-
воду его исчезновения.
Я растолкал Бобринского только минут через пять. Отверзши глаза, он,
конечно, не мог понять, где он находится и что медицинская обстановка
вокруг обозначает.
Я объяснил, что он находится на борту теплохода "Державино", где им
удачно проведена ревизия навигационных карт и пособий, и что сейчас ноль
часов и ему самая пора убираться с нашего борта домой к маме.
- В-в-вызовите такси! - властно-нахальным тоном приказал он. - Ик!
Так как ближайшее такси находилось в Магадане, то я попросил разреше-
ния у строгого начальника вызвать пожарную машину. Он отказался.
- Сказал: такси! 3-зачем мне п-пожарная м-машина? И п-предупредите
таксера, что это нетаксично... ик!
- Что нетаксично, детка?
- Так далеко е-ехать... сюда... ик!
Я вылил ему на голову стакан воды.
Он чуть очухался, пробормотал уже без командирских нот:
- Тьфу, черт! Помоги, сынок, одеться... Вот старый дурак!
Ему рано было одеваться, ему сперва следовало помыться и нужен был
доктор.
Несмотря на позднее время, экипаж не спал. Смотрели телевизор. Через
"Орбиту" транслировался из Японии женский волейбольный турнир на пер-
венство мира.
Среди болельщиков была Анна Саввишна. Это значит, что она стала "от-
ходить" после смерти кота. Слава богу, а то у меня за нее душа немного
ныла.
"Отхождение" тети Ани в момент моего появления было особенно нагляд-
но, ибо она как раз желала матросу без класса дневальной Клаве: "Чтобы
никто тебе, такая-сякая, никогда до самой смерти под подол не загляды-
вал!"
Дамы, очевидно, чего-то не поделили в волейбольном зрелище.
Хохот после этого пожелания поднялся оглушительный, ибо о том, что
самой Анне Саввишне туда никто (кроме Арнольда Тимофеевича в душевой) не
заглядывал, знают все.
Док понял ситуацию с полуслова, не стал философствовать, то есть ар-
тачиться и говорить, что это не его дело. Наоборот, сказал, что знает
несколько приемов для облегчения алкогольного токсикоза. Я поинтересо-
вался тем, какие это приемы. Док объяснил, что пооблучает гидрографа со-
люксом и даст воды с пятыо каплями нашатыря. Солюкс меня удивил, но я
сказал, что ему виднее, и попросил, когда старик будет готов к депорта-
ции, доложить.
С вечера задул местный ветер "южак", уже дали штормовое предупрежде-
ние на восемь-девять баллов, по территории порта ездили машины без фар,
и я побаивался отпускать старика в таком состоянии на берег.
Док оказался просто молодцом. Он откачал шалуна, помыл его и еще -
сам убрал в медкаюте! Зачтем доку плюс.
Спускаясь по трапу с борта, граф Бобринский бормотал: "Эх, водка! Эх,
вековое наше проклятье!.."
Я отправил с ним салагу Ваню. А сам в десять тысяч первый раз стал к
трапу в роли вахтенного матроса. Ване приказал довести ревизора до про-
ходной и возвращаться назад бегом. Но вернулся он только минут через со-
рок. И смущенно объяснил, что южак сорвал и унес в Ледовитый океан ши-
карную гидрографическую фуражку старика с огромной "капустой". И добро-
совестный Ваня чуть не утоп, пытаясь спасти фуру, но не спас. А пока за-
нимался спасательными работами, старик заснул под портальным краном, и
его было не добудиться.
Шел второй час ночи. Ветер крепчал. И все вообще мне вокруг не нрави-
лось. Я поднялся в рубку, позвонил в машину и попросил вахтенного меха-
ника на мостик. Потом позвонил старпому - он был вахтенным штурманом, но
нормально дрых в закрытой каюте - и приказал поднимать боцмана, матросов
и заводить добавочные концы, ибо ветер давил с берега, а судно было в
полугрузу и уже высоко торчало бортом над причалом.
Мне доставило удовольствие сообщить обо всем этом Арнольду Тимофееви-
чу. На море есть много всевозможной отвратительной работы. Заводка доба-
вочных концов в хороший ветер в середине ночи тоже не мармелад.
Явился вахтенный второй механик, умеющий сидеть в пригородном автобу-
се, когда вокруг качается два десятка дачниц. На мой приказ, отданный,
конечно, со словами "прошу", "пора бы" и "не тяните кота за хвост", о
приготовлении машины в связи со штормом второй механик сказал, что он не
карла и без личного приказа деда и пальцем не дотронется до дизеля. Ну
что ж, он вел себя точно так же, как на его месте вел бы себя я.
Пришлось звонить деду. Он не стал спрашивать, что, почему и зачем,
сказал:
- Буду через пять минут.
Первым из палубной команды вылез на свет божий Рублев. По всем прави-
лам попросил разрешения войти в рубку, поизучал обстановку, заявил, что
тут не только барану, но даже и психологу ясно, что добавочные концы за-
водить придется.
- Это, значить, ты меня вроде бы бараном обозвал, а? - спросил я.
- Ни в коем разе! - заверил Рублев. Немного поблеял бараном: попробо-
вал, так сказать, голос. И очень толково подсказал, что не мешало бы за-
вести в корме вместо штатного кранца бухту старых тросов. Есть у них в
форпике такая бухта, а южак только еще начинается и даст прикурить как
следует; он, Рублев, однажды здесь так кувыркался на "Анадырьлесе",
что... такого и незабвенный майор Горбунов, который майором служил испо-
кон веку и изъездил на верном коне всю Россию и многое видел, но такого
безобразия, как тогда в Певеке на "Анадырьлесе", никогда не видел, хотя
во всех обстоятельствах его жизни прямо или косвенно принимала участие
нечистая сила. Закончил эту чушь Рублев голосом стармеха:
- У нас тогда нюансы были по нулям, валы стучали в машине оглуши-
тельно, а поршни цилиндров купались в масле!
И я хохотнул, как обыкновенный мальчишка, потому что это любимая
присказка деда в щекотливые моменты, когда щекотливые для стармеха мо-
менты надо перевести в юмористическую плоскость.
- Ну и чего вы расхохотались-то на этого попугая? - опять голосом
Ивана Андрияновича спросил Рублев.
И я не сдержался и прыснул пуще прежнего. И тут обнаружил рядом нату-
ральные уши натурального стармеха, а не рожу Рублева, которого и след
простыл, как будто имитатора сдуло южаком за дальность видимого горизон-
та.
Ивана Андрияновича Рублев уважает и побаивается.
- Прости, Андрияныч, - сказал я. - Надо машину готовить. А второй ме-
ханик мне в этой маленькой просьбе отказал. Без твоего личного приказа
готовить не хочет. Если веревки порвем, таких дров на рейде наломаем,
что все прокуроры оближутся.
Иван Андриянович, покряхтывая со сна и тихо чертыхаясь, минуты две
изучал пейзаж рейда и гидрометеопейзаж сквозь залепленные мокрой грязью
окна рубки.
Ветер давил от ста тридцати градусов, был типа длительного упрямо-ту-
по-тягомотного шквала, при ясном небе, под девять баллов.
Кораблики на рейде вытянули якорь-цепи в струнки и сами казались
струнками, только потолще - контрабасными, например. "Ермак" уставился
огромным парусом ооновской надстройки на ветер и ходил на якоре, как за-
думчивый сом на спиннинге. Краны на причале вроде как покачивались, хотя
это уже обман зрения был.
А на горушке правее городка неподвижно лежало плоское, тяжелое и
чем-то жутковатое облачко - точно как в Новороссийске в буру. Картинка
от черноморской отличалась только тем, что в Певеке чайки и в такую по-
году не боятся садиться на волну.
Убедившись в том, что обстановка достаточно безобразная, Иван Андрия-
нович гавкнул по телефону второму механику то, что требовалось по приго-
товлению машины, а затем поинтересовался, почему я не мог тактично
объяснить ему нюансы прямо в каюте, когда он лежал в теплой постели, и
на кой черт потребовалось его из постели извлекать, - он бы и из каюты
мог позвонить этому прохиндею и вообще разгильдяю и лодырю, то есть вто-
рому механику.
- А потому, - объяснил я, - что иди-ка ты сам, Андрияныч, в машину и
сам там приглядывай. И поднял я тебя только потому, что не хочу тебе
неприятностей. Тут такой нюанс. До глубокой ночи по телевизору через
"Орбиту" показывали волейбольный матч между японцами и нашими. Женский
матч, между прочим. И никто из твоих маслопупиков и механиков, естест-
венно, спать не ложился. И кроме того, половина под газом. Возьми вот
бинокль и посмотри на бак.
- А там я чего не видел? - спросил Иван Андриянович. - Чего там мои
маслопупики делают? Душ принимают?
- Не мотористы там, а боцман, то есть профсоюзный вожак, - объяснил
я. - Добавочные концы заводит. Ты посмотри, посмотри. Интересно. В цир-
ке-то давно не был?
- Тут такой нюанс, что я и без бинокля вижу, - мрачно сказал вриопом-
полит, бросив беглый зырк прямо по носу.
Да, наш толстяк боцман совершал на баке, заводя добавочные концы, та-
кие кульбиты, стойки на кистях и задние сальто, что не только любой цир-
кач, но и любой орангутанг ему бы позавидовал.
- Шеи они там не посворачивают, Викторыч? - поинтересовался стармех.
- Вполне возможно, - утешил я его. - Но еще хуже, если концы не заве-
дем. Сейчас я их заставлю во главе со Степаном Разиным бухты старых тро-
сов в корме за борт вместо кранца засовывать. Рублев посоветовал.
- А он-то хоть трезвый, трескоед этот?
- Да.
- Все ясно, Викторыч. Спасибо, что поднял. Пошел в машину.
За поддержание порядка на судне, то есть за порядок службы, отвечает
старший помощник. Потому, когда Арнольд Тимофеевич явился с бака и доло-
жил, что концы заведены, я тактично намекнул ему, что пароход скоро раз-
валится и что ему пора прибрать толпу к рукам.
- У них деньги есть, - прогнусавил он, подтирая рукавом нос. - Я го-
ворил! Я говорил, что нельзя на стоянке им деньги выдавать!
Ну, о чем будешь разговаривать с человеком, который бесстыдно де-
монстрирует бессилие гальюнщика, а не хватку и твердость старпома! Ведь
на военной службе, где власть осуществить проще, нежели на гражданском
флоте, он небось только и делал, что твердил "ежовые рукавицы". А здесь
суровая действительность показывает крупным планом, что магические слова
утратили творческую силу, и Арнольд Тимофеевич поневоле воздерживается
от них, когда надо спуститься в низы к выпившим и недовольным им людям;
и потому большую часть свободного времени в Певеке он сидит, закрывшись
и выпучив глаза, а следовательно, и не имеет случая и возможности выка-
зывать административные таланты, то есть буквоедствовать в зачете выход-
ных дней дневальной Клаве, обозвавшей его ослом.
В последнем абзаце я по примеру Рублева обокрал Салтыкова-Щедрина.
Южак продолжал крепчать, судно било о стенку, хотя ветер был чисто
отжимной.
Волновая толчея в бухте металась под ветром, как стадо овец под кну-
том пьяного пастуха, то есть в самые разные стороны, и бежала не только
под ветер, но и, отражаясь от противоположного берега, возвращалась об-
ратно и била нас о причал.
Я по всем видам радиотелефонной связи пытался вызвать диспетчерскую
порта, чтобы прояснить прогноз. Андрияныч уже доложил, что машины бо-
