тал ему голос невесты...
- На наших лайбах допотопные механические лаги да паршивые магнитные
компасы - и это все, Витенька. А здесь и летом такие туманы, что их но-
жом режь. Если мы, головные, обыкновенно и нормально подсядем на ка-
кую-нибудь баночку, то следующие за нами в кильватер бравые балтийцы на
меляку уже не сядут. Товарищ Морянцев шлепнет якорь и будет смотреть ин-
тересное кино: как твой "СС-4138" сидит на меляке и какие действия
предпринимает во спасение... И вообще, понимаешь ли, кто толком не зна-
ет, в какую гавань плывет, для того и нет попутного ветра. Эту сентенцию
не я изрек. Это изрек Сенека. Когда я своими словами пересказал древнего
философа Морянцеву, он так обозлился, что откусил мне пуговицу на мунди-
ре. Учись, молодой и красивый лейтенант, в некоторых случаях любить
ближнего, только пока он далеко...
Конечно, все это не дословно, но холодок ледяного душа, пролившегося
тогда на мою восторженную душу, и сейчас ощущаю.
Есть азбучная истина: пока ты какой-то там помощник командира,
собственный корабль кажется тебе маленьким, прямо-таки ничтожно ма-
леньким по сравнению с разными там лайнерами или танкерами и ты за него,
малютку, стесняешься. Но как только вознесло на мостик в роли командира,
так сразу замухрышка роковым образом начинает увеличиваться в размерах.
И у тебя руки дрожат со страху, и ты абсолютно не можешь понять, как это
раньше твой гигант умещался у развалюхи причальчика?
Мне было двадцать четыре года и двадцать восемь дней, когда я поднял-
ся в рубку и кораблик под моими ногами стремительно начал удлиняться и
расширяться - точь-в-точь дирижабль, который надувают газом на стапеле.
Но, к сожалению, взлететь кораблик никуда не мог - он был рожден пла-
вать, а не летать.
В глазах у меня десятерилось, и - ужас какой! - я осип. Надо: "Отдать
кормовые!", а я хриплю: "О-о-о! ...ые! "
- Эй, пираты! - заорал правнук кухарки дедушки Крылова. - Слушайте
сюда! Отходим на носовом шпринге! Отдать кормовые! А вы, товарищ коман-
дир, будьте любезны, если вас, конечно, не затруднит, пихните, когда до-
ложат, что корма чиста, вот эту штучку на самый малый вперед! Штучка,
кстати говоря, рукояткой машинного телеграфа называется - это-то вы еще
не позабыли?.. Право на борт! Товарищ командир, если вас не затруднит,
поставьте ручечку обратно на стоп, а теперь чуток назад ее пихните! Так!
Очень хорошо, ребята! Отдать носовой! Товарищ командир! Разрешите доло-
жить, что мы на данный момент куда-то поехали, но не забывайте, пожа-
луйста, что мы пока задним ходом едем... Стоп машина! Малый вперед! Цель
в дырку из бухточки!
И мы поплыли.
Никаких вам гирокомпасов, радиопеленгаторов, радаров. Никаких прогно-
зов погоды на факсимильных картах. Ну, и, кроме Луны, тогда у Земли еще
не было никаких других навигационных спутников.
Только мы вышли в залив, как флагман Морянцев вызвал меня по УКВ и
сообщил, что у них на борту лишний матрос, и матрос этот принадлежит
мне, и потому надо всем лечь в дрейф, а я должен подойти к нему, Морян-
цеву, и забрать этого чертового матроса к едрене фене. Фамилия матроса
была Мухуддинов. Он был знатный чабан где-то в альпийских лугах, имел
орден Красного Знамени за трудовую доблесть и смертельно ссорился с боц-
маном Чувилиным В. Д., который недвусмысленно пообещал спихнуть знамени-
того чабана за борт, как только мы окажемся на достаточно глубоком мес-
те. Такая перспектива Мухуддинова не устраивала, и он с моего судна уд-
рал на флагманское.
Естественно, Морянцев еще поинтересовался тем, как, почему и каким
образом я умудрился не проверить перед выходом в море наличие на борту
экипажа.
- Давай, Витя, швартуйся к нему сам, - сказал Коля. - Начинай привы-
кать.
Итак, первая в жизни швартовка. И не к причалу, а к другому кораблю
на открытой воде. Правда, штиль был мертвый, но все равно другой корабль
- это вам не твердый неподвижный причал. И я крепко поцеловал Морянцева
левой скулой в правую.
- Без тебя, Витька, я умру, а с тобой тем более! - одобрил маневр Ко-
ля, покатываясь в очередном приступе беззвучного смеха.
Знаменитого чабана перекинули к нам на борт, и я довольно удачно отс-
кочил от Морянцева полным задним...
Белая ночь - будь она трижды неладна! В белые ночи маяки не горят, и
опознать их по световым характеристикам: проблесковый, группо-проблеско-
вый и так далее - нет возможности. Надо маяки знать визуально или срав-
нивать натуру с рисунком лоции, а ракурс лоцманских изображений вечно не
тот...
О! Сколько пота я стряхнул со лба в эти белые волны! И как занятно
сейчас - пожилому и умудренному - рассматривать "Записную книжку штурма-
на" тех времен, которую я вел согласно правилам штурманской службы, но
не совсем по правилам.
На первом развороте:
"Строй кильватера, дистанция между кораблями 2 кабельтова".
"Обязательно прочитать "Огни" Чехова, 1888 г.".
"Веер перистых облаков и усиление зыби указывают на приближение штор-
ма".
"В Тихом океане странная медно-красная окраска неба после заката и
увеличивающаяся продолжительность сумерек - признак урагана".
"У Жижгинского маяка могут встретиться плоты в большом количестве -
обязательно выставить впередсмотрящего".
"Рандеву, если все растеряются в тумане, - Куйский рейд".
На следующей странице, сразу после строгих "ПРАВИЛ ВЕДЕНИЯ ЗАПИСНОЙ
КНИЖКИ ШТУРМАНА", где указано: "З. К. Ш. является официальным служебным
документом, по которому можно в любой момент проверить, откуда получены
данные, послужившие для тех или иных расчетов", - следует такая моя офи-
циальная запись: "Лицо - серое, как истрепанная обложка книги. В конце
рассказа он напьется".
Дальше идут уже серьезные расчеты.
До Архангельска доплыли нормально и отшвартовались в Соломбале.
"Соломбала, 15.07.1953 г. Здорово, дорогие ребятки! Я все-таки гремлю
в направлении Камчатки. Ледовые прогнозы хорошие. Вообще настроение бод-
рое, но отсутствие шинели и кальсон немного угнетает мой флотский дух.
Сейчас принимаем на пароход годовые запасы продуктов и пр. Бедлам
грандиозный...
Что умоляю сделать? В мой майдан уложить вещи, перечисленные на обо-
роте. Майдан зачехлить, отвезти на вокзал и сдать проводнице какого-ни-
будь поезда, который идет из Мурманска в Архангельск. Проводнице объяс-
нить, что по прибытии я ее встречу и она получит семьдесят пять рублей
за перевозку чемодана и шинели. Фамилию и номер проводницы записать -
для устрашения.
Ребятки, сделайте это в день получения письма! Иначе мне хана.
Перечень шмоток: логарифмическая линейка (в центральном ящике каютно-
го стола), справочники штурмана малого плавания, стаканчик для бритья,
"Этюды по западному искусству" Алпатова и свисток (обязательно!). Он ви-
сит на иллюминаторе за занавеской. Все остальное барахло, особенно: кор-
тик, облигации, оружейную карточку, книги - уложите в ящике над моей
койкой и закройте на ключ. Пакет с тетрадями и письмами заверните получ-
ше и тоже уберите куда-нибудь подальше от глаз начальства.
Сообщите, пожалуйста, за кем числятся мои альпаковые штаны, канадка и
сапоги. Не помню, за кораблем они или за мной? Свитер, который входит в
этот спасательный комплект, будет возвращен, если я сам когда-нибудь
вернусь.
Привет командиру, всем нашим матросикам. Спасайте меня, SOS! Жду те-
леграмму о высылке вещей.
Виктор".
"Уважаемая Любовь Дмитриевна! Здравствуйте!
Насчет Вашего сына могу сообщить, что в июле он находился в Архан-
гельске. Дальнейшее пребывание его пока неизвестно. Куда, зачем, на чем
он пойдет, тоже неизвестно. Если что узнаю, обязательно сообщу. Вы не
беспокойтесь, все будет хорошо, и в конце 1953 года он будет у вас дома.
ВРИО командира в/ч. Ст. л-т Басаргин".
Не думаю, чтобы это письмо сильно вдохновило мать и улучшило ее наст-
роение, ибо как раз в те времена выяснилось, что комната, в которой я
проживал в Ленинграде, оказывается, нам не принадлежит и ее изымают, ибо
с апреля 1942 года (момента эвакуации из блокадного Ленинграда) я нигде
никогда не был прописан.
"15 июля 1953 г. Порт Архангельск
АКТ
Сего числа нами: капитаном-наставником Арктического пароходства капи-
таном Северного Мор. Пути 2 ранга Панфиловым, штурманом экспедиции капи-
таном 3 класса Мироновым, начальником Военно-Морской инспекции капитаном
3 ранга Тереэзниковым произведен осмотр кораблей отряда на предмет их
перехода в Арктику.
Комиссия считает необходимым произвести следующие работы для обеспе-
чения перехода: 1. На всех единицах изготовить и завести носовые браги
из стального троса. 2. Нр аварийно-спасательном судне 1 4138 (мое!! - В.
К.) иметь стальной буксирный трос длиною 250-300 метров, заведенный че-
рез траловые роульсы на лебедку. 3. Произвести корпусные работы по за-
варке иллюминаторов ниже главной палубы..."
Старомодность ощущаете? Давным-давно уже нет никаких "Капитанов Сев.
Мор. Пути 2 ранга", нет и "Капитанов 3 класса".
Арктика только осталась прежней.
И вот я крутился среди браг, буксирных тросов и сварщиков, ибо коман-
довал аварийно-спасательным кораблем! И гордыня распирала меня, и я сво-
рачивал горы. Игра стоила свеч!
Горы я сворачивал до 28 июля - черный день, в который на корабль при-
был капитан 3 ранга Кравец с приказанием мне сдать, а ему принять
"СС-4138". Таким образом, я сваливался обратно в замухристые штурмана.
(Кравца выкопали аж на Черноморском флоте. Это был унылый тип с душой из
растопыренных пальцев и солидным брюшком. И с этим типом мне пришлось
идти первый раз в жизни в Арктику.)
В тот же черный день убывал из отряда капитан-лейтенант Дударкин-Кры-
лов Н. Д. Он летел в Порт-Артур для подготовки там нашей встречи.
Два удара одновременно - какое зияющее сиротство!
На прощание он подарил мне книжку Витте, и мы обнялись за штабелем
соломбальских досок, и я сказал Коле, что полюбил его как брата.
- А я тебя обожаю, как ласточку, улетающую осенью! - заверил меня
правнук кухарки дедушки Крылова.
В Порт-Артур мы не дошли - сдали корабль во Владивостоке.
Последующие два года меня так швыряло на пространствах от Дальнего
Востока до Северного моря и от Северного моря до Петропавловска-на-Кам-
чатке, что книжку Витте я, конечно, потерял. Однако фантастические сек-
ретные рапорты на мое имя Коли Дударкина сохранились.
" С о в. Бывшему командиру "СС-4138"
с е к р е т н о. лейтенанту Конецкому В. В.
Капитан-лейтенанта Дударкина Н. Д.
АДМИНИСТРАТИВНОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ
Настоящим доношу до Вашего сведения, что секундомер 1931 года выпуска
1 11 522 475 бис 4 потерял способность использоваться по назначению.
28 июля 1953 года стоявшим на вахте мною, капитан-лейтенантом Дудар-
киным, было совершено действие, повлекшее к непреднамеренной утрате се-
кундомера 1 11 522 475 бис 4. Дата последней проверки - май 1936 года.
Суточный ход секундомера - в соответствии с амплитудой килевой качки.
В 14 часов 00 минут местного времени я навел цейсовский бинокль на
стоявших на причале в порту Архангельск женщин приблизительно 1930 года
рождения. Одна была ничего, но, показывая в сторону нашего корабля тупым
предметом, нецензурно смеялась. Возмущенный таким ее поведением и дли-
тельным воздержанием, уже будучи на боевой службе в море в течение четы-
рех дней, я совершил резкое движение вместе с биноклем, которое и приве-
ло к выпадению из кительного кармана измерительного прибора, который
упал за борт, но в двух метрах от воды остановился, так как был мною
привязан к шнурку, что согласовано с приказом начальника ГО СССР.
Между прочим, бинокль тоже упал за борт и утонул, но, поскольку он за
кораблем не числится, списанию не подлежит. Попытка же извлечь секундо-
