кремации... Не могу вспоминать об этом без ужаса. Бесконечно дорогое
крошечное тельце опускалось все ниже, потом его лизнули языки пламени, и
дверца захлопнулась.
Беззвучные рыдания сотрясали крупное тело профессора, он прикрыл
глаза большими волосатыми руками.
- Зачем я только рассказываю об этом? Ладно, так уж вышло. Пусть это
послужит вам уроком Так вот... Той ночью - после кремации - я сидел в
холле. А она, - он указал на Энид, - спала рядышком. Прямо в кресле,
бедная малышка. Вы ведь бывали в нашем доме на Ротерфилд, Мелоун. Там был
огромнейший холл. Я сидел у камина, комната утопала в полутьме, и мой
разум тоже погрузился во тьму. Нужно было разбудить дочь и отправить ее в
постель, но она так сладко спала, откинувшись в кресле, что я не решился
ее беспокоить. Было, наверное, около часу ночи; помнится, луна светила
сквозь мутное стекло. Я сидел и думал. А потом услышал...
- Что, сэр?
- Звуки. Сначала тихие, вроде тиканья часов. Потом громче и
отчетливее: тук-тук-тук. И тут случилась странная вещь - то, из чего
доверчивые люди впоследствии создают легенды. Надо сказать, что у моей
жены была особенная манера стучать в дверь. Своими маленькими пальчиками
она как бы отбивала незатейливую мелодию. Она и меня приучила, и потому мы
всегда знали о приходе друг друга. Так вот, мне почудилось - ведь я был
тогда как помешанный, - что стуки обрели знакомый ритм. Я пытался
выяснить, откуда они доносятся, но так и не сумел. Вы, конечно, можете
себе представить, как я старался установить их источник. По моим догадкам,
он находился где-то наверху. Я потерял представление о времени. Стук
повторился не менее десятка раз.
- Отец, ты никогда не рассказывал об этом!
- Нет. Но я разбудил тебя. И попросил посидеть со мной тихо.
- Вот это я помню.
- Мы сидели затаившись, как мышки, но больше ничего не повторилось.
Все кончилось. Обычный обман чувств. Может, в дереве завелся жучок, или
плющ шелестел снаружи... Ритм мог возникнуть и в моем воспаленном мозгу.
Вот так человек впадает в детство и начинает валять дурака. Этот случай
стал для меня уроком. Я понял, что чувства могут обмануть даже умнейшего
из умнейших.
- Но как вы можете знать, сэр, с точностью, что это не была ваша
жена?
- Чушь, Мелоун! Чушь! Я видел, как пламя охватило ее. Ну, что там
могло остаться?
- Ее душа. Дух.
Челленджер тоскливо покачал головой.
- Дорогое мне тело распалось на составные элементы: газообразная его
часть улетучилась, а твердые частицы выгорели и превратились в прах. Это
был конец. Ничего не осталось. Со смертью все кончается, Мелоун. Разговоры
о душе - это пережиток анимизма древних. Предрассудок. Миф. Скажу как
физиолог: человека можно заставить совершать злодеяния или достичь высот
добродетели путем манипуляций с сосудами мозга. Гарантирую, что в
результате операции я превращу Джекиля в Хайда. Другой добьется того же
путем гипноза. Алкоголь тоже сойдет. Или сильнодействующие лекарственные
препараты. Так что все это заблуждения, Мелоун! Выдумки! Другой жизни
нет... ночь - вечная ночь... долгий отдых для усталого труженика.
- Печальная философия.
- Лучше печальная, чем лживая.
- Возможно, вы правы. В такой позиции, во всяком случае, есть
мужество. У меня нет возражений. Мой разум на вашей стороне.
- А вот я инстинктивно против! - вскричала Энид. - Как хотите, а я не
могу в это поверить. - Она обвила руками могучую шею отца. - Вы никогда не
убедите меня, что тебя, папочка, с твоим исключительным умом и величием
духа после смерти ждет судьба каких-нибудь сломанных часов.
- Четыре ведра воды и мешок минеральных солей, - проговорил
Челленджер, с улыбкой высвобождаясь из объятий дочери. - Вот из чего
состоит твой папочка, дорогая, и тебе придется примириться с этим. Однако
уже без двадцати восемь. Я жду вас на обратном пути, Мелоун. С
удовольствием выслушаю рассказ о ваших приключениях в стане этих безумцев.
Глава II
В КОТОРОЙ ОПИСЫВАЕТСЯ ВЕЧЕР
В СТРАННОЙ КОМПАНИИ
Любовные дела Энид Челленджер и Эдуарда Мелоуна не должны волновать
читателя хотя бы по той причине, что до них нет дела самому автору. Всем
молодым людям свойственен инстинкт продолжения человеческого рода. Мы же в
своем сочинении пытаемся рассказать о делах не столь банальных и
представляющих больший интерес. Об их взаимной склонности мы упомянули
лишь для того, чтобы была понятнее их доверительная близость и нежное
товарищество. Если англо-кельтский мир и стал в чем-то лучше, так это
прежде всего связано с тем, что отошли в прошлое хитрые уловки и
ханжество, и теперь юноши и девушки могут беспрепятственно встречаться
друг с другом и быть просто друзьями.
Проехав по Эджвер-роуд, такси с нашими искателями приключений
свернуло на боковую улочку под названием Хелбек-Террас. Там, в унылой
веренице кирпичных домов, ярко светилась одна арка. Такси подкатило прямо
к ней, и водитель распахнул дверцу.
- Это и есть Церковь спиритуалистов, - сказал он. Кивком поблагодарив
клиентов за щедрые чаевые, он прибавил простуженным голосом человека,
добывающего себе пропитание в любую погоду. - Сплошное надувательство,
сэр.
Успокоив таким образом свою совесть, он вновь уселся на водительское
сидение, и минуту спустя красные огоньки фар уже растаяли в темноте.
Мелоун от души рассмеялся.
- Vox populi1, Энид. Вот вам отношение народа.
- Между прочим, и наше тоже.
- Но мы своей статьей поневоле сделаем им рекламу. Не думаю, чтобы
наш водитель одобрил это. Клянусь Юпитером, мы можем не протолкнуться
внутрь.
У входа в церковь теснилось множество людей, а человек, стоящий на
верхних ступенях, убедительно просил собравшихся разойтись.
- Ничего не выйдет, друзья. Сожалею, но ничем не могу помочь. Полиция
и так уже грозилась привлечь нас к ответственности за скученность в
помещении. - Он позволил себе пошутить: - Никогда не слышал, чтобы у
ортодоксальной церкви были такие проблемы. Вот уж нет.
- Я приехала из самого Хаммерсмита, - раздался чей-то плачущий голос.
Свет упал на измученное, полное страдания лицо невысокой женщины в черном
с ребенком на руках. Она-то и произнесла эти слова.
- Вы к ясновидице? - отозвался привратник с пониманием. - Советую
оставить свой адрес, и я сообщу, когда миссис Деббс сможет вас принять.
Все лучше, чем мучиться в сутолоке, не зная, дойдет ли до вас очередь. А
так она займется лично вами. Не толкайтесь, сэр, это не поможет... А вы
кто такие?.. Журналисты?.. - он схватил Мелоуна за локоть. - Вы сказали
журналисты? Но ведь пресса нас бойкотирует? Если не верите, раскройте
субботний номер Таймс. на той странице, где публикуются расписания
церковных служб. О нас ни словечка. А из какой вы газеты? Дейли газетт?
Ого, наши акции растут. А ваша дама тоже оттуда?.. Специальная статья? Вот
это да! Идите за мной, сэр, и держитесь поближе. Постараюсь что-нибудь для
вас сделать. Запирай, Джо! Успокойтесь, друзья, и расходитесь. Ничего не
поделаешь! Вот, глядишь, выстроим помещение побольше, тогда милости
просим... Сюда, мисс.
Они опять спустились на улицу, обошли здание и приблизились к
маленькой дверце, над которой горел красный фонарь.
- Я хочу вывести вас сразу на помост - в зале совсем нет места.
- Силы небесные! - воскликнула Энид.
- Там вам будет лучше видно, мисс, а если повезет, медиум скажет вам
несколько слов. У тех, кто сидит ближе, всегда больше шансов. Входите,
сэр!
Они оказались в небольшой неопрятной комнате с грязно-белыми стенами,
сплошь увешанными шляпами и накидками. Сухощавая, сурового вида женщина в
очках, из-под которых поблескивали живые глаза, грела над огнем худые
руки. Рядом в традиционно английской позе - спиной к огню - стоял грузный
человек с бледным лицом, рыжими усами и пытливыми светло-голубыми глазами.
Здесь же находились маленький лысоватый мужчина в огромных роговых очках и
очень красивый, атлетического сложения молодой человек в синем костюме.
- Все уже расселись на помосте, мистер Пибл. Осталось только пять
мест для нас. - Эти слова произнес толстяк.
- Знаю, знаю, - отозвался привратник. Он выступил из темноты, и тогда
стало видно, какой он нервный и высохший, весь, казалось, состоит из одних
жил. - Это журналисты из Дейли газетт, мистер Болсоувер. Они пишут о нас
статью. Их имена Мелоун и Челленджер. Познакомьтесь - мистер Болсоувер,
наш председатель. А это знаменитая ясновидица, миссис Деббс из Ливерпуля.
Рядом с ней мистер Джеймс, а высокий молодой джентльмен - мистер Гарди
Вильямс, наш энергичный секретарь. Мистер Вильямс собирает деньги для
нашего строительного фонда. Если мистер Вильямс рядом, не спускайте глаз с
карманов.
Все рассмеялись.
- Сбор денег проходит в конце службы, - произнес мистер Вильямс,
улыбаясь.
- Лучшим вкладом будет доброжелательная статья, - сказал тучный
председатель. - Вы бывали у нас прежде?
- Нет, - ответил Мелоун.
- Выходит, практически ничего о нас не знаете?
- Можно сказать так.
- Значит, зададите нам перцу. Все видят сначала комическую сторону.
Думаю, и вы состряпаете что-нибудь презабавное. Я, правда, не понимаю, что
такого смешного в общении, скажем, с духом покойной жены, но это уж вопрос
вкуса и знаний. Если предмет тебе неизвестен, то о какой серьезности может
идти речь? Я не виню этих людей. Мы сами когда-то были такими. Я,
например, работал у Бредлоу, и моим непосредственным руководителем был
Джозеф Маккейб, и так продолжалось до тех пор, пока мой покойный старик
отец не вытащил меня оттуда.
- И правильно сделал, - отозвалась ясновидица из Ливерпуля.
- Тогда я впервые почувствовал свои силы. Видел отца, как вас сейчас.
- Он был во плоти?
- Точно ничего сказать не могу. Но когда работает сильный медиум,
результаты бывают очень впечатляющими.
- Пора! - объявил мистер Пибл, захлопывая крышку часов. - Вы сядете
на правый стул, миссис Деббс. Проходите, пожалуйста, первой. За ней вы,
господин председатель. Потом вы двое и я. Вы, мистер Вильямс, сядете слева
и будете запевать. Зал надо подогреть, а вы это умеете. Итак, прошу!
Помост был тоже переполнен, но им удалось пробиться вперед под
приветственный дружелюбный рокот. Мистер Пибл протиснулся вбок, кому-то
что-то шепнул, и для Энид с Мелоуном нашлись два стула у стены. Укромный
уголок вполне устраивал молодых людей: здесь они могли незаметно для
окружающих делать записи.
- Что ты думаешь обо всем этом? - прошептала Энид.
- Пока не вдохновляет.
- Меня тоже, - заметила Энид. - Но все равно любопытно.
Когда люди относятся к чему-то с увлечением, они всегда интересны,
согласны вы с ними или нет, а увлеченность этих людей сразу бросалась в
глаза. Зал был набит до отказа, лица присутствующих обратились к помосту,
большинство - женских, но мужских тоже достаточно. Все они имели между
собой какое-то неуловимое сходство, оно крылось не в особом отпечатке
изысканности или интеллекта, а в безусловной открытости, честности и
здравом смысле. Тренированный глаз Мелоуна сразу выделил из толпы мелких
торговцев, администраторов магазинов, крепких ремесленников, женщин,
измученных повседневными заботами, и немногочисленных молодых людей,
пришедших сюда любопытства ради.
Тучный председатель встал и поднял руку.
- Друзья мои, - начал он, - сегодня, в который раз, не все желающие
смогли попасть в этот зал. Нам нужно новое помещение, большее. Вопросами
