хватка была настолько сильна, что казалось, чья-то цепкая рука
тянет нас в эти мерзостные глубины. На глаза нам попалось
только одно-единственное доказательство, что не мы первые идем
по этому опасному пути. На кочке, поросшей болотной травой,
лежало что-то темное. Потянувшись туда. Холмс сразу ушел по
пояс в тину, и если б не мы, вряд ли ему удалось бы
когда-нибудь почувствовать под ногой твердую землю. Он держал в
руке старый черный башмак. Внутри была метка: "Мейерс.
Торонто".
-- Из-за такой находки стоило принять грязевую ванну. Вот
он, пропавший башмак нашего друга!
-- Брошенный второпях Стэплтоном?
-- Совершенно верно. Он дал собаке понюхать его, когда
наводил ее на след сэра Генри, и так и убежал с ним, а потом
бросил. Теперь мы, по крайней мере, знаем, что до этого места
он добрался благополучно.
Но больше нам ничего не удалось узнать, хотя догадываться
мы могли о многом. Разглядеть на тропинке следы не было никакой
возможности -- их сразу же затягивало тиной. Мы решили, что они
обнаружатся на более сухом месте, однако все поиски были
тщетны. Если земля говорила правду, то Стэплтону так и не
удалось добраться до своего убежища на островке, к которому он
стремился в ту памятную нам туманную ночь. Этот холодный,
жестокий человек был навеки погребен в самом сердце зловонной
Гримпенской трясины, засосавшей его в свою бездонную глубину.
Мы нашли немало его следов на опоясанном топью островке,
где он прятал своего страшного сообщника. Огромный ворот и
шахта, до половины заваленная щебнем, говорили, что когда-то
здесь был рудник. Рядом с ним стояли развалившиеся лачуги
рудокопов, которых, вероятно, выгнали отсюда ядовитые болотные
испарения. В одной из этих лачуг мы нашли кольцо в стене, цепь
и множество обглоданных костей. Здесь, вероятно, Стэплтон и
держал своего пса. Среди мусора валялся скелет собаки с
оставшимся на нем клочком рыжей шерсти.
-- Боже мой! -- воскликнул Холмс. -- Да это, спаниель!
Бедный Мортимер больше никогда не уводит своего любимца. Ну что
ж, теперь, я думаю, этот островок открыл нам все свои тайна.
Спрятать собаку было нетрудно, а вот попробуйте заставить ее
молчать! Отсюда и шел этот вой, от которого людям даже днем
становилось не по себе. В случае крайней необходимости Стэплтон
мог бы перевести собаку в сарай, поближе к дому, но на такой
риск можно было пойти только в самую критическую минуту, в
расчете на близкую развязку. А вот эта паста в жестянке -- тот
самый светящийся состав, которым он смазывал своего пса. Его
натолкнуло на эту мысль не что иное, как легенда о чудовищной
собаке Баскервилей, и он решил разделаться таким способом с
сэром Чарльзом. Теперь неудивительно, что злосчастный каторжник
с воплями пустился наутек, когда эдакое страшилище выскочило на
него из темноты. Точно так же поступил и наш друг, да и мы сами
были недалеки от этого. Стэплтон хитро придумал! Уж не говоря о
том, что собака помогла бы ему убить его жертву, кто из здешних
фермеров решился бы поближе познакомиться с ней? С такой тварью
достаточно и одной встречи. А ведь ее многие видели на болотах.
Я говорил об этом в Лондоне, Уотсон, и повторяю опять: нам
никогда не приходилось иметь дело с человеком более опасным,
чем тот, кто лежит теперь там! -- И он показал на зелено-бурую
трясину, уходившую вдаль, к пологим склонам торфяных болот.
Глава XV. ВЗГЛЯД НАЗАД
Был конец ноября. Ненастным, туманным вечером мы с Холмсом
сидели у пылающего камина в кабинете на Бейкер-стрит. Со
времени трагедии, которая завершила нашу поездку в Девоншир,
мой друг успел расследовать два очень серьезных дела. В первом
из них ему удалось разоблачить полковника Эпвуда, замешанного в
скандале, разыгравшемся за карточным столом в клубе "Патриций",
во втором -- полностью снять с несчастной мадам Монпенсье
обвинение в убийстве падчерицы, молоденькой мадемуазель Карэр,
которая, как известно, полгода спустя объявилась в Нью-Йорке и
благополучно вышла там замуж. После успешного разбора двух
таких трудных и серьезных дел Холмс был в прекрасном
расположении духа, и, пользуясь этим, я решил выведать у него
некоторые подробности загадочной баскервильской истории. Я
терпеливо ждал своего часа, зная, что Холмс не любит держать в
голове сразу по нескольку дел и что его ясный, логический ум не
станет отвлекаться от текущей работы ради воспоминаний о
прошлом.
В эти дни в Лондоне как раз были сэр Генри и доктор
Мортимер, готовившиеся к далекому путешествию, которое врачи
предписали баронету для укрепления расшатанной нервной системы.
Утром они нанесли нам визит, так что у меня был хороший повод
завести разговор, на нужную тему.
-- С точки зрения человека, именующего себя Стэплтоном,
события разворачивались как по-писаному, -- начал Холмс, -- но
нам все это казалось чрезвычайно сложным, потому что мы не
имели тогда ни малейшего понятия, чем он руководствуется в
своих действиях, и знали только кое-какие факты. С тех пор у
меня было два разговора с миссис Стэплтон, и все разъяснилось.
Думаю, что теперь загадок уже нет. Можете посмотреть мои
заметки по этому делу в картотеке под литерой "Б".
-- А может, вы изложите ход событий просто по памяти?
-- С удовольствием, хотя и не ручаюсь, что вспомню все
подробности. Когда сосредоточишься на чем-нибудь одном, прошлые
помыслы улетучиваются из головы. Адвокат, знающий назубок свое
очередное дело и ломающий из-за него копья в суде, недели через
две начисто все забывает. Так и у меня: каждое новое
расследование вытесняет из памяти предыдущее, и мадемуазель
Карэр своей персоной заслонила в моем сознании Баскервиль-холл.
Завтра передо мной, может быть, встанет следующая загадка,
которая, в свою очередь, заслонит очаровательную француженку и
шулера Эпвуда. Но я все-таки постараюсь изложить вам всю эту
историю, а если я что-нибудь забуду, вы мне подскажете.
Наведенные справки окончательно убедили меня, что
фамильный портрет не лгал и что этот человек действительно из
рода Баскервилей. Он оказался сыном того Роджера Баскервиля,
младшего брата сэра Чарльза, которому пришлось бежать в Южную
Америку, где он и женился, и после него остался сын, носивший
отцовскую фамилию. Сей небезызвестный вам молодчик женился на
некой Бэрил Гарсиа, одной из красавиц Коста-Рики, растратил
казенные деньги и, переменив фамилию на Ванделер, бежал в
Англию, где вскоре открыл школу в восточной части Йоркшира.
Этот род деятельности он избрал потому, что сумел
воспользоваться знаниями и опытом одного учителя, с которым
познакомился в пути. Но его компаньон, Фрезер, был в последней
стадии чахотки и вскоре умер. Дела школы шли все хуже и хуже, а
конец у нее был совсем бесславный. Супруги Ванделер сочли за
благо переменить фамилию и с тех пор стали именоваться
Стэплтонами. В дальнейшем Стэплтон вместе с остатками своего
состояния, новыми планами на будущее и страстью к энтомологии
перебрался на юг Англии. Я наводил справки в Британском музее и
выяснил, что Ванделер считался признанным авторитетом в своей
области и что его имя было присвоено одной ночной бабочке,
описанной им еще в Йоркшире.
Теперь мы дошли до того периода его жизни, который
оказался столь интересным для нас. Этот человек, по-видимому,
разузнал, что между ним и крупным поместьем стоят всего две
жизни. Когда он собрался в Девоншир, его планы были, вероятно,
еще весьма туманны, но недобрый замысел зрел -- недаром он с
самого начала выдал свою жену за сестру. Мысль воспользоваться
ею в качестве приманки овладела им сразу, хотя он, может быть,
еще и не представлял себе, как все сложится в дальнейшем. Его
цель была -- получить поместье; ради этого он не стеснялся в
средствах и шел на любой риск. Итак, для начала надо было
поселиться как можно ближе к Баскервиль-холлу, а потом завязать
дружеские отношения с сэром Чарльзом и с другими соседями.
Баронет сам рассказал ему предание о собаке и таким
образом ступил на свой смертный путь. Стэплтон, как я его
по-прежнему буду называть, знал, что у старика больное сердце и
что сильное потрясение может убить его. Все это он слышал от
доктора Мортимера. Кроме того, ему было известно, что сэр
Чарльз -- человек суеверный и придает большое значение этой
мрачной легенде. Изворотливый ум Стэплтона немедленно подсказал
ему способ, каким можно убить баронета и остаться самому вне
подозрений.
Выработав план действия, Стэплтон приступил к его
осуществлению со всей изощренностью, свойственной его натуре.
Заурядный преступник удовольствовался бы в таком случае просто
злой собакой, но Стэплтона осенила гениальная мысль -- сделать
из нее исчадие ада. Он купил этого пса в Лондоне у Росса и
Менгласа, на Фулхем-роуд, выбрав самого крупного и самого
свирепого из всех, какие были. Потом приехал с ним в Девоншир
по северной линии и сделал немалый конец пешком через болота,
чтобы провести его домой незаметно. Во время своих экскурсий за
бабочками он нашел путь в глубь Гримпенской трясины, а более
надежного места для собаки нельзя и придумать. Он посадил ее
там на цепь и стал ждать удобного случая.
Но такой случай долго не представлялся: сэра Чарльза
нельзя было выманить ночью за пределы поместья. Стэплтон не раз
подстерегал старика, держа собаку наготове, но все было тщетно.
Вот во время этих бесплодных блужданий по болотам он, вернее,
его сообщник и попался на глаза кое-кому из тамошних фермеров,
и легенда о чудовищном псе получила новое подтверждение. Тогда
Стэплтон возложил все свои надежды на жену, но на сей раз она
проявила неожиданную твердость характера. Миссис Стэплтон
наотрез отказалась пускать в ход свои чары против старика,
зная, что это может погубить его. Ни угрозы, ни даже -- увы! --
побои, ничто не помогало. Она не хотела принимать участие в
кознях мужа, и на время Стэплтон оказался в тупике.
Но выход из этого тупика был найден. Сэр Чарльз проникся
дружескими чувствами к Стэплтону и послал его в качестве своего
посредника к миссис Лауре Лайонс. Выдав себя за холостяка, тот
совершенно покорил эту несчастную женщину и дал ей понять, что
женится на ней, если она добьется развода. И тут же вскоре
выяснилось, что надо действовать безотлагательно: сэр Чарльз
собрался в Лондон по настоянию доктора Мортимера, с которым
Стэплтон для видимости соглашался. Нельзя было терять ни
минуты, иначе жертва могла ускользнуть. Стэплтон заставил
миссис Лайонс написать сэру Чарльзу письмо, в котором она
умоляла старика дать ей возможность повидаться с ним накануне
его отъезда из Баскервиль-холла. Потом под благовидным
предлогом он уговорил ее не ходить на свидание, и вот
долгожданный случай представился.
Вернувшись вечером из Кумби-Треси, Стэплтон успел сбегать
за собакой, смазал ее этим адским составом и привел на то
место, куда должен был прийти старик. Собака, натравленная
хозяином, перемахнула через калитку и помчалась за несчастным
баронетом, который с криками бросился бежать по тисовой аллее.
Представляю себе, какое это было страшное зрелище! Кругом
темнота, и в этой темноте за тобой мчится что-то огромное со
светящейся мордой и огненными глазами. Сердце у баронета не
выдержало, и он упал мертвый в самом конце аллеи. Собака
неслась за ним по узкой полоске дерна, и поэтому на дорожке не
было никаких следов, кроме человеческих. Когда сэр Чарльз упал,
она, вероятно, обнюхала его, но не стала трогать мертвеца и
