кое-что я все же приметил и готов подтвердить это под присягой.
Он не из здешних жителей -- теперь я знаю всех соседей сэра
Генри. Он выше Стэплтона и гораздо худее Френкленда. Его можно
было бы принять за Бэрримора, но Бэрримор оставался дома, и я
уверен, что ему не удалось бы прокрасться за нами незамеченным.
Следовательно, здесь, так же как и в Лондоне, нас выслеживает
какой-то неизвестный. Мы до сих пор не можем отделаться от
него. Если б мне удалось поймать этого человека, тогда все наши
недоумения сразу бы разъяснились. Вот моя цель, и я приложу все
свои силы, чтобы достигнуть ее.
Первым моим побуждением было поделиться своими планами с
сэром Генри. Но, поразмыслив, я решил вести игру самостоятельно
и поменьше говорить об этом. Баронет молчалив и погружен в свои
мысли. Вой, который мы слышали на болотах, очень на него
подействовал. Я решил не усугублять его беспокойства, но оружия
не сложу и буду действовать на свой страх и риск.
Сегодня после завтрака у нас разыгралась небольшая сцена.
Бэрримор попросил у сэра Генри разрешения поговорить с ним, и
они ушли в кабинет. Сидя в бильярдной, я слышал их повышенные
голоса и прекрасно догадывался, о чем там идет речь. Вскоре
дверь кабинета раскрылась и баронет позвал меня.
-- Бэрримор в обиде на нас, -- сказал сэр Генри. -- С
нашей стороны, видите ли, было нечестно преследовать его
шурина, тайну которого он выдал нам по собственной воле.
Дворецкий стоял бледный, но держал себя в руках.
-- Я, может быть, погорячился, сэр, но в таком случае
прощу прощения. Но все же меня очень удивило, когда я услышал
ваши шаги на рассвете и узнал, что вы хотели поймать Селдена.
Незачем мне наводить людей на его след -- ему, несчастному, и
без того плохо.
-- Если б вы действительно выдали Селдена по собственной
воле, это было бы совсем другое дело,-- сказал баронет.-- Но
ведь вы, вернее, ваша жена признались во всем только под нашим
нажимом. Вам ничего другого не оставалось.
-- Я не думал, что вы воспользуетесь моим признанием, сэр
Генри. Никак не думал.
-- Селден опасен для общества. Ведь он ни перед чем не
остановится, по его физиономии видно! Вспомните, как редко
здесь встречается жилье. Ваять хотя бы мистера Стэплтона -- в
случае нападения ему надеяться не на что, разве только на
собственные силы. Нет, пока этого человека не посадят под
замок, мы не можем чувствовать себя в безопасности!
-- Селден никого не тронет, сэр, клянусь вам! Для здешних
жителей он теперь не страшен. Поверьте мне, сэр Генри, через
несколько дней все будет улажено и он уедет в Южную Америку,
Умоляю вас, не сообщайте полиции, что Селден все еще здесь, на
болотах. Его уже перестали искать, и он может спокойно
дождаться парохода. Если вы донесете на него, нам с женой
несдобровать. Прошу вас, сэр, не обращайтесь в полицию!
-- Уотсон, что вы на это скажете?
Я пожал плечами:
-- Если этот человек уберется из Англии, налогоплательщики
вздохнут свободнее.
-- А вдруг он натворит каких-нибудь бед до отъезда?
-- Нет, сэр! Ведь не безумный же он! Мы дали ему все, что
нужно. А новое преступление выдаст его с головой.
-- Это верно, -- сказал сэр Генри. -- Хорошо, Бэрримор...
-- Да благословит вас бог, сэр! Как я вам благодарен! Если
Селдена поймают, моя жена не перенесет такого горя.
-- Выходит, Уотсон, мы с вами укрываем уголовного
преступника. Но у меня, кажется, не хватит теперь духу выдать
его. Хорошо, покончим на этом. Вы можете идти, Бэрримор.
Пробормотав дрогнувшим голосом несколько слов
благодарности, дворецкий пошел к дверям, но на пороге вдруг
остановился.
-- Вы так хорошо со мной обошлись, сэр, что мне хочется
как-то отблагодарить вас, -- нерешительно начал он. -- Я
кое-что знаю, сэр Генри... может быть, напрасно я так долго
молчал, но это выяснилось, когда следствие было уже закончено.
Я еще ни с кем не говорил об этом... Речь идет о смерти сэра
Чарльза.
Мы с баронетом так и подскочили на месте.
-- Вам известны обстоятельства его смерти?
-- Нет, сэр.
-- Тогда что же?
-- Я знаю, почему он стоял у калитки в такой поздний час.
У него было свидание с женщиной.
-- Свидание с женщиной! У сэра Чарльза!
-- Да, сэр.
-- Кто она такая?
-- Имени ее я вам не скажу, сэр. Я знаю только первые
буквы: "Л. Л.".
-- Откуда вам это известно, Бэрримор?
-- Сэр Генри, в то утро ваш дядюшка получил письмо. На его
имя обычно приходило очень много писем, ведь он был человек
известный и славился своей добротой. К нему каждый обращался со
своим горем. Но а то утро пришло только одно письмо, почему я
его и запомнил. Почерк на конверте был женский, и на штемпеле
стояло: "Кумби-Треси".
-- Дальше?
-- Я бы не вспомнил больше об этом письме, если б не жена.
Несколько недель тому назад она принялась за уборку в кабинете
сэра Чарльза -- в первый раз после его смерти -- и нашла в
глубине камина листок бумаги. Большая часть его превратилась в
пепел, но один маленький кусочек -- самый конец -- уцелел, и
слова еще можно было разобрать, хотя чернила посерели от огня,
а бумага обуглилась. Это была, наверно, только приписка, и мы
прочли вот что: "Умоляю вас, как джентльмена, сожгите это
письмо и будьте у калитки в десять часов вечера". Внизу стояли
две буквы: "Л. Л.".
-- Вы сохранили этот обрывок?
-- Нет, сэр. Он рассыпался у меня в руках.
-- А до этого сэр Чарльз получал письма, написанные тем же
почерком?
-- Не знаю, сэр, не обращал внимания. Да и это письмо
запомнилось мне только потому, что оно было единственное в тот
день.
-- И вы не знаете, кто такая "Л. Л."?
-- Нет, сэр, понятия не имею. Но я думаю, что, если б нам
удалось разыскать эту леди, мы бы узнали кое-какие подробности
о смерти сэра Чарльза.
-- Я просто не понимаю вас, Бэрримор! Как можно было
скрывать до сих пор такие важные сведения?
-- Видите ли, сэр, сразу же вслед за этим на нас самих
свалилась беда. Кроме того, мы с женой очень любили сэра
Чарльза и не забывали его благодеяний. Зачем, думаем, ворошить
старое? Нашему несчастному хозяину это уже не поможет, а когда
в дело замешана женщина, тут надо действовать осторожно. Ведь
даже самые достойные люди...
-- По-вашему, это может оскорбить его память?
-- Да, сэр, я решил, что ничего хорошего из этого не
получится. Но вы были так добры к нам... Мне не захотелось
скрывать от вас то, что знаю.
-- Хорошо, Бэрримор, можете идти.
Когда дворецкий вышел, сэр Генри повернулся ко мне:
-- Ну, Уотсон, что вы скажете об этом новом луче света?
-- По-моему, он еще больше сгустил темноту.
-- Да, верно. Но если б нам удалось выследить эту "Л. Л.",
тогда все бы прояснилось. Мы теперь знаем, что есть женщина,
которой многое известно, а это уже серьезное достижение! Надо
только найти ее. Что ж нам теперь делать?
-- Немедленно сообщить обо всем Холмсу. Может быть, это
наведет его на нужный след. Я почти уверен, что он сейчас же
приедет сюда.
Я ушел к себе и написал Холмсу подробный отчет о событиях
сегодняшнего утра. Мой друг, по-видимому, очень занят последнее
время, так как письма с Бейкер-стрит становятся все реже и все
короче. В них ни словом не упоминается о моих отчетах, а о цели
моей поездки сюда -- лишь вскользь. Дело о шантаже, вероятно,
поглощает все силы Холмса. Но последние события, безусловно,
привлекут его внимание и снова пробудят в нем интерес к нашему
расследованию. Как бы мне хотелось, чтобы он был здесь!
77 октября. Сегодня весь день льет дождь; тяжелые капли
шуршат в густом плюще, падают с карнизов. Я вспомнил
каторжника, скрывающегося в глубине мрачных, открытых небу
торфяных болот. Бедняга! Каковы бы ни были совершенные им
преступления, теперешние его муки в какой-то мере искупают их.
А потом вспомнился мне и тот, другой человек... Лицо,
мелькнувшее в окне кэба, темная фигура, словно вырезанная на
лунном диске. Неужели этот неуловимый соглядатай, этот пособник
тьмы тоже бродит сейчас, под таким ливнем ?
Вечером я надел непромокаемый плащ и отправился в глубь
болот, рисуя в своем воображении страшные картины. Дождь
хлестал мне в лицо, в ушах свистел ветер. Да хранит господь
тех, кто блуждает сейчас около Гримпенской трясины! В такую
погоду даже взгорья превращаются здесь в сплошную топь. Я
отыскал гранитный столб, на котором стоял тот одинокий
созерцатель, и с его неровной, уступчатой вершины оглядел
расстилавшиеся внизу унылые болота. Дождевые потоки заливали
эти бурые низины, тяжелые, свинцово-серые тучи низко стлались
над землей, а сквозь их обрывки проступали причудливые
очертания холмов. Вдали, по левую руку от меня, над деревьями
ложбины поднимались чуть видные в тумане узкие башни
Баскервиль-холла. Только они одни и говорили о присутствии
человека в этих местах, если не считать доисторических пещер,
ютившихся на склонах холмов. И нигде ни малейшего следа того
незнакомца, одинокую фигуру которого я видел на этой самой
вершине две ночи назад!
На обратном пути меня догнал доктор Мортимер, ехавший в
своей тележке со стороны Гнилой топи. Все это время доктор был
к нам очень внимателен, и не проходило почти ни одного дня,
чтобы он не заглянул в Баскервиль-холл справиться, как мы
поживаем. Доктор усадил меня к себе в тележку и предложил
подвезти домой. Он очень огорчен пропажей своего спаниеля.
Собака убежала на болота и не вернулась. Я утешал доктора как
мог, а сам, вспоминая пони, увязшего в Гримпенской трясине,
думал, что Мортимеру вряд ли придется увидеть когда-нибудь свою
собачонку.
-- Кстати, доктор, -- сказал я, трясясь вместе с ним по
рытвинам дороги, -- вы, вероятно, знаете здесь всех, кто
находится в радиусе ваших разъездов?
-- Думаю, что всех.
-- Тогда вы, может быть, скажете мне полное имя и фамилию
женщины, инициалы которой "Л. Л."?
Мортимер задумался, потом ответил:
-- Нет. Правда, за цыган и работников на фермах я не могу
ручаться, но среди самих фермеров и джентри12 такие инициалы
как будто ни к кому не подходят. Хотя постойте, -- добавил он
после паузы, -- есть некая Лаура Лайонс -- вот вам "Л. Л.". Но
она живет в Кумби-Треси.
-- Кто она такая? -- спросил я.
-- Дочь Френкленда.
-- Как! Дочь этого старого чудака?
-- Совершенно верно. Она вышла замуж за художника по
фамилии Лайонс, который приезжал сюда на этюды. Он оказался
негодяем и бросил ее. Впрочем, насколько я слышал, нельзя
сваливать всю вину на одну сторону. Отец отрекся от нее, потому
что она вышла замуж без его согласия, а может быть, и не только
поэтому. Одним словом, два греховодника -- и старый и молодой
-- допекали несчастную женщину как могли.
-- Чем же она живет?
-- Старик Френкленд, вероятно, дает ей кое-что,
разумеется, не много, так как его собственные дела находятся в
плачевном состоянии. Но каковы бы ни были ее прегрешения,
нельзя же было позволять ей скатываться все ниже и ниже. Эта
история стала известна здесь, и соседи -- а именно Стэплтон и
сэр Чарльз -- помогли ей, дали возможность честно зарабатывать
на жизнь. Я тоже кое-что пожертвовал. Мы хотели, чтобы она
выучилась печатать на машинке.
Мортимер спросил, почему меня это интересует, и я кое-как
удовлетворил его любопытство, стараясь не вдаваться в
подробности, ибо нам совершенно незачем посвящать в свои дела
лишних людей.
