Центавр, Пегас! Это же наше земное небо!
На поверхности свода осталось только созвездие Девы. В этом
созвездии расположено Солнце, если смотреть на нашу Солнечную систему
из глубин Космоса. Созвездие стало нарастать, как бы стремительно
приближаясь к наблюдателю. Остальные звезды бледнели, уходя вверх и в
стороны. Внезапно свод погас; зато в центре экрана появилась яркая
желтая звезда, а вокруг нее девять мельчайших блесток, через секунду
выросших до размеров детских мячей.
Это была наша Солнечная система!
И вот уже весь экран заполнил диск родной планеты. Ее окружала
туча маленьких лун.
- Гм... Когда мы улетали, искусственных спутников было двадцать
шесть, - заметил Самойлов. - Сейчас же их не менее сотни!
Гигант знаками предложил нам стать у пульта и самим управлять
настройкой и наводкой этого волшебного телескопа. Он показал, какие
рукоятки регулируют резкость, яркость и величину изображения.
Я осторожно повернул вправо масштабный диск. И сразу пропала дымка
атмосферы Земли, закрывавшая очертания материков. Отчетливо проступил
континент Евразии и тотчас расползся в стороны. Возникли родные
ландшафты России.
Но что это? Я не узнавал знакомых с детства мест. Куда исчезли
огромные города, промышленные центры, гиганты индустрии, сети
электропередач и железных дорог? Повсюду раскинулся океан
растительности. Зеленели кроны могучих лавров, цвели олеандры; веерные
пальмы приветливо шевелили широкими листьями, словно посылая привет
нам, пронесшимся через время и пространство и теперь рассматривавшим
родную планету из чудовищной дали в квадрильон километров. Но почему в
средней полосе России цветут тропические цветы и деревья? Неужели
прошла целая геологическая эпоха? Ведь под Москвой или Ленинградом
только в мезозойскую эру был тропический климат.
Так же напрасно я пытался найти Заволжский космоцентр, с которым
было связано столько воспоминаний. Я методически обшаривал взглядом
бывшие заволжские степи. Ничего похожего на космодром - лишь
необъятное море субтропической и тропической зелени. Среди цветущих
садов и рощ проглядывали группы изящных сооружений из серебристого
металла. Поблескивали крыши из поляроидного стекла. Виднелись даже
группы красивых людей, одетых в белоснежные или цветные одеяния.
Вдруг на экране всплыла монументальная колонна. Отлитая из
блестящего белого сплава, она стремительно взмывала вверх. Форма
колонны напомнила мне что-то знакомое. Я огляделся, быстро вращая
диски, и чуть не вскрикнул от удивления. Это был... наш гравитонный
звездолет, стоявший на посадочном треножнике! Странное чувство
охватило меня, когда я заметил на колонне два больших овала, а в
них... свой и академика портреты, написанные энкаустикой - вечной
краской.
Ниже портретов золотом светились буквы:
"В третьем тысячелетии Новой эры отсюда стартовали эти люди,
первыми испытавшие гравитонную ракету и дерзнувшие полететь к центру
Галактики. Должны были возвратиться на Землю в шестьдесят третьем
тысячелетии. Они не вернулись еще и сейчас, в начале первого
тысячелетия второго миллиона лет человеческой истории.
Вечная слава героям науки!"
Миллион лет... Я затаил дыхание. А как же Лида? Что с ней?
Подавленный гигантским промежутком времени, я бессильно опустил
руки. Время! Его безостановочный, не поддающийся никаким силам поток
унес самое дорогое: друзей и товарищей, с которыми я бороздил Космос,
привычную обстановку третьего тысячелетия. Я почувствовал, как
предательски повлажнели глаза. Неужели и Лиду унес этот безжалостный
поток времени?..
Теперь уже Самойлов, спокойно отстранив мою руку, повел волшебный
канал неведомой связи, вызывающей картины Земли, на северо-запад от
памятника. Я понял, что он ищет столицу Восточного полушария. Но
столица также исчезла. На том месте, где некогда бился пульс огромного
города, расстилались грандиозные цветники. Среди моря цветов на холме
торжественно вздымалась протянувшаяся на много километров громада
здания. На фронтоне огромными буквами были начертаны всего два слова.
Я никак не мог их разобрать: какой-то незнакомый язык. Академик до
отказа вывел диск резкости. И тогда под новой надписью, вероятно на
языке второго миллионолетия, смутно, еле различимо проступили старые,
знакомые буквы:
- "Пан... те... он Бессмертия, - первым разобрал надпись академик.
Подсознательное чувство заставило меня быстро отстранить Самойлова
от аппарата и ухватиться за диск настройки.
- Отойдите... я сам, - шептал я прерывающимся голосом.
Пантеон расплылся, растаял. Четко, почти осязаемо возник
гигантский зал с рядами анабиозных ванн. На пульте каждой из ванн был
вмонтирован портрет "спящего". С портретов на меня сурово смотрели
незнакомые земляне. И вот наступил миг, о котором я так страстно
мечтал весь этот миллион лет! В светлых недрах анабиозной ванны номер
двести восемьдесят два я увидел милое, родное, такое знакомое лицо
Лиды, ее золотые волосы, крепко сжатый рот.
Я неотрывно смотрел на ее лицо, со страхом сознавая, что "сон"
Лиды длится уже свыше миллиона лет. Тысяча тысячелетий, или десять
тысяч веков! Дождется ли она дня, когда я верну ее к жизни, набрав на
пульте только нам с Самойловым известный шифр? Но как возвратиться на
Землю? Ведь "Урания" - без запасов гравитонного топлива, бесполезный
экспонат где-то в музее Трозы...
Розовыми огоньками играло на пульте радиоактивное реле времени. На
ящичке прибора был выгравирован латинский символ элемента нептуния.
Период полураспада его равен двум с четвертью миллионам лет. Значит,
Лида будет спать еще свыше миллиона лет.
Мы должны вернуться на Землю! И как можно скорей! Я устал
созерцать холодный "золотой век" гриан! Надо искать способ вырваться в
Космос!
Но Петр Михайлович строго сказал:
- Вернуться успеем всегда. И возвратимся обязательно! Кто-то
должен же рассказать далеким потомкам о необыкновенном путешествии к
центру Галактики. Но не раньше, чем познаем хотя бы начала величайшей
из когда-либо существовавших цивилизаций - цивилизации гигантов. Перед
нами волей случая открываются еще более головокружительные горизонты
познания. Моя теория пространства-времени снова нуждается в коренном
пересмотре. Я уверен, что с помощью гигантов мне удастся найти простой
вид для выражения тензора.
Петр Михайлович прочно уселся на своего любимого конька.
* * *
Пока гиганты были заняты своими делами наверху, я завел с
академиком разговор об этом загадочном племени разумных существ.
- Неужели в Информарии Познавателей нет никаких упоминаний о
гигантах? - спросил я Петра Михайловича.
- Представь себе, никаких! Я даже не смог узнать о происхождении
скульптуры в Энергоцентре. Служители и операторы вообще ничего не
знают. Их радиофицированный мозг на уровне младенческого. А
Познаватели молчат. Мне с самого начала было ясно, что они что-то
упорно скрывают. Давно ли здесь гиганты? И какое отношение имеют к
грианам? Скульптура и сам Энергоцентр, а также отрывочные слова Виары
привели меня к мысли, что некогда гиганты сотрудничали с
Познавателями, а потом вдруг замкнулись на Большом Юго-Западном
Острове. Здесь что-то неладно.
- Как же все-таки нам объясниться с гигантами? Странно, что они не
понимают ни нашего, ни грианского языка. В чем дело, Петр
Михайлович?..
- Они все должны понимать, и я уверен, что они нас знают уже
давно. Ведь не случайно же мы спаслись во время урагана?
- Тогда почему же они не отвечают на вопросы?
- Мне кажется, причина одна: их язык настолько сложен и не похож
на наш и даже на грианский, что они затрудняются формулировать свои
мысли на языке, который им кажется языком дикарей или младенцев.
После довольно продолжительного отсутствия гигант снова пришел к
нам и уселся напротив, дружелюбно улыбаясь.
- Вот посмотри, - сказал Петр Михайлович, - я сейчас задам ему ряд
вопросов. Он должен их понять и как-то прореагировать.
И Самойлов обратился к гиганту:
- Скажите же, наконец, кто вы такие? Из какой части Галактики вы
прилетели на Гриаду?
Выслушав Самойлова, гигант стремительно подошел к главному пульту,
с непостижимой быстротой стал переключать приборы; потом заметался у
рядов электронных машин. Внезапно погас свет, лившийся со всех сторон,
зато ярко вспыхнули стены-экраны Централи. Одновременно зазвучала
тихая музыка приборов и аппаратов. Поплыли странные, удивительные
картины. Гигант стал объяснять нам, где его родина. Оказывается, все,
что происходило на корабле и вне его в прошлом, чудесно
запечатлевалось на экранах, которые представляли собой развернутые
схемы запоминающих электронных устройств.
Вначале на стенах корабля появилась неведомая Галактика, раза в
три больше нашей. У нее уже не было спиральных ветвей; это была
древнейшая эллиптическая Галактика, в которую через миллиарды лет
превратится и наша звездная система.
Вдруг у меня захватило дыхание: открылась панорама необычайно
прекрасного мира. Под слепящими лучами бело-синего солнца плескались
волны ярко-оранжевого моря; по золотистым равнинам струились
величественно-медлительные реки; искрились брызгами водопады,
ниспадавшие с прозрачных ярко-желтых каменных уступов. Расцвеченная
радостными красками, шумела невиданная пурпурно-оранжевая
растительность; на фоне прозрачного золота небосвода виднелись
воздушные сооружения, арки, мосты и башни из ослепительно-голубого
материала. Повсюду сверкали, искрились и рассыпались мириадами
солнечных блестков огромные фонтаны, то посылая свои воды в небесную
высь, то извиваясь причудливыми струями, то разбрызгиваясь миллионами
трепещущих, точно живых, капель.
Я никогда не смогу забыть этой волшебной картины: ярко-оранжевый
океан, сливающийся с густо-золотым небом, ажурные города,
захватывающая чистота и прозрачность воздуха, темно-палевая дымка на
горизонте!
- Где этот мир?! - воскликнул пораженный не меньше моего Петр
Михайлович.
Гигант снисходительно улыбнулся и стал показывать местонахождение
своей родины. Смелым взлетом мысли он нарисовал на биоэкране
изумительно точную схему нашей Метагалактики, приблизительные контуры
которой земляне с таким трудом выявили лишь за сотни лет
астрономических наблюдений. Стрелкой он указал нам ее поперечник -
сорок восемь миллиардов световых лет. Затем он уменьшил нашу
Метагалактику до размеров чайного блюдца, мысленно нарисовал в другой
части биоэкрана звездный остров причудливой конической формы и
протянул между обеими системами прямую линию с указанием расстояния.
- Двести семьдесят миллиардов световых лет! Восемьдесят три
миллиарда парсеков! - воскликнул академик. На его лице был написан
благоговейный ужас. - Так вы из другой Вселенной?! Из другой
Метагалактики?!
В подтверждение этих слов мысль гиганта нарисовала на экране один
из звездных островов чужой Метагалактики - ту самую эллиптическую
Галактику, которая появилась вначале, поставила под ней название - три
странных значка - и указала стрелкой одну из звезд в центре.
- Другая Метагалактика... Сотни миллиардов световых лет, - шептал
академик. - Как же они преодолели это расстояние? Непостижимо!..
Глава восьмая
ВЛАСТЕЛИНЫ КОСМОСА
Прошло около месяца (по нашему счету), и мы постепенно узнали
