штурмбанфюрера.
И, как Хакке ни упрашивал, Вайс не согласился взять у него ключ. И на
прощание Хакке вынужден был признать:
- А вы, Вайс, действительно кристальной чистоты человек. Только не
понимаю, на какого черта вам это нужно?
Когда на следующий вечер Иоганн позвонил ему по телефону, он услышал
властный голос:
- Штурмбанфюрер Хакке слушает!
Новоиспеченный штурмбанфюрер упросил Вайса снова прийти к нему: хотел
показаться в только что полученном мундире. И, желая продемонстрировать
перед Вайсом, какие перспективы безграничной власти открылись перед ним,
привез его к себе в канцелярию и там выслушивал при нем доклады
подчиненных. Это дало Иоганну возможность получить более отчетливое
представление о гигантском размахе подготовки крупных гестаповцев к
переходу в подполье.
А спустя несколько дней во всех берлинских газетах был опубликован
некролог по случаю безвременной кончины штурмбанфюрера Хакке. На похороны
прибыли видные чины секретных служб империи. И старые нацисты, среди
которых было немало награжданных золотыми партийными значками, на своих
плечах вынесли гроб, и поставили его на катафалк, и накрыли флагом со
свастикой.
Возможно, гроб был набит землей, а в это время сам Хакке, сменив
мундир на штатскую одежду, уже только в качестве рядового пассажира
"Люфтганзы" перекочевывал в нейтральную страну. А возможно, в гробу
действительно лежало тело Хакке. Все-таки не в правилах Мюллера была
прощать подчиненным такие выходки, какую позволил себе Хакке, столь
настойчиво потребовав повышения по службе.
Что же касается хранившихся у Хакке досье, то они теперь ни для кого
не представляли интереса. Ни один из руководителей империи не мог
использовать этот концентрат подлости и мерзости во вред другим: было уже
поздно. Оставались считанные секунды исторического времени до той поры,
когда советские артиллерийские орудия должны были пробить последний,
двенадцатый час существования фашистского рейха.
65
Физиономии рядовых сотрудников политической загранразведки СД
приобрели какое-то странное выражение: такие лица Иоганн видел у людей с
ослабленной после длительной болезни памятью.
Прежде всех их отличали равнодушная отчужденность, неразговорчивость,
холодная, чопорная вежливость, - все это давало возможность, общаясь друг
с другом, избегать разговора на сколько-нибудь существенные темы. Теперь
они стали суетливы и бесцеремонно, с жадным любопытством расспрашивали о
"новостях" - таков был псевдоним военной сводки. И у каждого в глазах
замерло еле сдерживаемое отчаяние: не оставят ли его до последних секунд
перед наступлением двенадцатого часа здесь, на Бисмаркштрассе?
Крупные же агенты-зарубежники, напротив, сохраняли достойное
спокойствие. Им легко было соблюдать спосокойствие: все они уготовили себе
в западных странах благоустроенные "норы" и знали, что могут переждать,
отсидеться в них до лучших времен, регулярно получая из банка такие же
суммы, какие они получали всегда в соответствии со своими заслугами и
положением, занимаемым в разведке.
Вайс подметил, что почти все крупные немецкие резиденты, прибыв в
Берлин из той или иной западной страны, где они работали, меньше всего
времени уделяли составлению отчетов. В основном они занимались устройством
дел своих начальников. Повидимому, их обязали обеспечить все удобства для
проживания руководителей германской разведки в тех странах, где резиденты
уже прочно акклиматизировались.
Шелленберг уехал в Швецию.
Густав вызвал к себе пять молодых офицеров, в том числе Вайса, и
представил им человека атлетического сложения, но уже пожилого, плешивого,
с лицом, изборожденным равно глубокими шрамами и морщинами:
- Можете называть его Поль.
Теперь по утрам они впятером регулярно выезжали вместе с Полем в
Груневальдский лес на тренировку. Поль обучал их всевозможным способам
убийства: применяли холодное оружие, различные подсобные средства - кусок
проволоки, бутылочное горлышко. Учились обходиться и одними голыми руками.
Поль сказал, что по приказанию рейхсфюрера он обучает этим же приемам
высших чинов службы, но только на дому у каждого.
В связи с отсутствием Шелленберга у Иоганна было больше свободного
времени, и он смог написать обстоятельную информацию в Центр. Зашифровав,
переправил ее профессору Штутгофу через обусловленный между ними тайник.
Тем временем Генрих выяснил, в каких пунктах размещены секретные
склады, снабжением которых занимался Вилли Шварцкопф. Но когда Иоганн
сверил названия этих пунктов с картой, их на ней не оказалось.
По-видимому, все эти названия были вымышлены или закодированы, и
расшифровать их без ключа не представлялось возможным.
Генрих, услышав об этом, встревожился:
- Значит, дядя мне не доверяет.
- Не горячись, - сказал Вайс. - Возможно, система конспирации такова,
что о местоположении того или иного склада известно только старшему той
группы, которая будет базироваться именно в этом пункте.
- Едва ли, - усомнился Генрих. - Тогда зачем Вилли хранит карту на
внутренней дверце особого, плоского несгораемого шкафа? Я однажды вошел к
нему в кабинет, когда он делал пометки на этой карте, но он сразу же
захлопнул дверцу.
- А что еще в этом шкафу?
- Ничего, только карта. Очевидно, шкаф специально предназначен для
хранения секретных карт. В кабинете было темно, но карту освещал
рефлектор, находящийся внутри шкафа.
- И дядя никогда при тебе не открывал этот шкаф?
- Никогда.
- Ну что ж, возможно, ты прав, - рассудил Иоганн.
- Я понимаю, как это важно! - горячо сказал Генрих. - И сделаю все,
чтобы достать карту.
- Каким же образом?
Генрих пожал плечами:
- В конце концов, он убил моего отца и когда-нибудь должен ответить
за это.
- Не тебе.
- А кому?
- Советским людям за убийство советского человека.
- А я кто? - спросил Генрих. - Фашист?
- Ну, не сердись, - Иоганн положил руку на его плечо. - Не надо,
Генрих. Не надо тебе этого делать.
- Сейчас?
- Вообще никогда.
- Ну, знаешь! - возмутился Генрих и сбросил руку Иоганна со своего
плеча.
- Я не хочу, чтобы ты из мести пачкал себя кровью. Не хочу.
Генрих намеревался возразить, но Иоганн, вынув из кармана карандаш и
бумагу, остановил его:
- Ты же инженер, верно?
- Ну, почти.
- Смотри - вот схема. Когда шкаф открывается, зажигается рефлектор.
Дверца шкафа, нажимая на контакты от провода к замаскированному
фотоаппарату, соединяет их, срабатывает автоматический затвор - и готов
снимок.
- Дядиной спины, - усмехнулся Генрих.
- Ну а если допустить, что дядя в этот момент не будет стоять у
шкафа?
- Что ж, возможно... Не представляю только, где установить
фотоаппарат.
- А ты подумай.
- Но ведь дядя откроет шкаф только тогда, когда ему понадобится
взглянуть на карту.
- Это мы уж знаем. Но можно отозвать его в этот момент.
- Каким же образом?
- Очень просто - телефонным звонком.
- Но прежде, чем подойти к телефону, он закроет дверцу - и все. И
потом, как узнать, когда именно нужно позвонить ему по телефону?
- Видишь ли, - сказал Иоганн, - все это можно объединить проводом в
общую цепь, чтобы, допустим, через пять секунд после телефонного звонка
опускался затвор фотоаппарата.
- А щелчок фотоаппарата?
- Можно высчитать, чтобы он был синхронен со вторым телефонным
звонком. Ведь дядя, не услышав голоса, положит трубку, и новый звонок
совпадет со щелчком камеры.
- Ну что ж, - неуверенно сказал Генрих, - можно попробовать.
- Где ты собираешься это сделать? - спросил Иоганн.
- Как где? Ну, в кабинете у дяди.
- Нет, - сказал Вайс. - Сначала ты эту конструкцию должен установить
в своей комнате и хорошенько испытать ее, проверить, фотографируя корешки
книг в книжном шкафу. И если при многих повторениях эксперимент удастся
безотказно, только тогда можно будет нацелить все это оборудование на
дядюшкин несгораемый шкаф.
- Все-таки я тебя не понимаю, - в голосе Генриха звучало раздражение.
- Готовятся тайные склады, базируясь на них, диверсанты будут убивать
ваших солдат и офицеров даже тогда, когда гитлеровская Германия перестанет
существовать. А ты относишься ко всему со странным хладнокровием.
- А что, ты считаешь, я должен делать?
- Нужно застрелить штурмбанфюрера и взять у него карту.
- Зачем?
- То есть как зачем? - изумился Генрих.
- Кому она понадобится, если Вилли Шварцкопф будет убит? Грош цена
тогда этой карте, независимо от того, заберем мы ее или только переснимем.
За твоим дядей числится экземпляр карты. И, судя по конструкции шкафа, это
самый секретный из всех документов, находящихся в его расположении.
Значит, в случае подлозрительного убийства Вилли склады, помеченные на
карте, будут перебазированы.
- А если дать дяде сильную дозу снотворного и, когда он уснет,
тихонько взять у него ключ от шкафа?
- Твой дядя - преданный служака, и, очнувшись, он сочтет своим долгом
поступить, как и полагается в подобных случаях каждому, кто хранит у себя
секретные документы. Немедленно доложит Гиммлеру, что по неясным причинам
некоторое время находился в беспамятстве. Ну, и начнется расследование...
- Что ж, - со вздохом согласился Генрих, - придется продумать твою
схему. - Добавил запальчиво: - Но я не уверен, что она так уж идеальна!
- Можешь довести ее до полного совершенства, уступаю тебе патент на
нее... - И тут Иоганн смущенно замолчал, поняв, что допустил бестактность.
Ведь он невольно напомнил о былых притязаниях Генриха на патенты, которые
его отец получал за изобретения, разработанные на основе технических идей
профессора Гольдблата.
Но Генрих или не обратил внимания на его слова, или не счел нужным
обратить. Он был не только хорошо воспитанным человеком, но настолько
чутко относился к Иоганну, что и без слов отлично улавливал малейшие
оттенки в его настроении.
Как-то в комнате Иоганна раздался телефонный звонок. Это было
удивительно: ведь он не знал номера своего телефона и, следовательно,
никому не мог его сообщить. Пользоваться телефоном можно было только через
внутренний коммутатор.
Сняв трубку, Иоганн услышал голос Лансдорфа. Тот просил навестить его
и сказал, что уже послал за Иоганном.
Шофер долго гонял машину по окраинам Берлина, кружил по улицам и
переулкам, а потом вернулся в район Ванзее и остановился у особняка, ходу
до которого с Бисмаркштрассе было не больше пятнадцати минут.
Лансдорф встретил Вайса с дружеской простотой, как бы подчеркивающей,
что нынешнее положение гостя ставит их почти на равную ногу.
Он похудел еще больше, лицо у него так высохло, что кожа, казалось,
скрипела, когда он, как всегда, осторожно улыбался одними губами. Но в
общем вид у него был бодрый и глаза не утратили холодного, испытующего
выражения.
Лансдорф сказал, что приказ вывести абвер из подчинения генеральному
штабу вермахта давно следовало ожидать. Ведь, по существу, деятельность
абвера всегда находилась под контролем СД. Единовластие Гиммлера над всеми
разведывательными службами только обеспечит их слияние в одну систему.
О себе он заметил с усмешкой, что в последнее время занимался
кабинетной, научной работой: готовил для рейхсфюрера докладную, в которой
изложил результаты своих исследований партизанского движения и системы
подпольных организаций в оккупированных странах Европы. И хотя материалы,
