что-нибудь сделать для вас. А пока займемся предложением Лансдорфа.
Попробуйте соблазнить меня вашей сферой деятельности. Если вам это
удастся, не исключено, что я поменяюсь с вами местом. - Заявил
патетически: - В конце концов, может, мне больше захочется умереть за
фюрера на земле рейха, чем жить на положении эмигранта, например, в Южной
Африке, куда мечтают попасть некоторые из наших. - Сказал с циничной
откровенностью: - Ну, начнем торговлю. Что вы мне предлагаете?
- Вначале инспекцию.
- Чтоб накрыться во время бомбежек?
- Это исключено: пункты, в которых расположены школы, находятся вне
поля зрения бомбардировочной авиации.
- Докажите!
- Как?
- Давайте карту.
- Но она абсолютно секретна.
- Черт с ней. Тогда - список. Я знаю Германию, пойму и без карты.
- Но это невозможно по тем же причинам.
- Ну, - Вайс встал, - тогда желаю вам успеха в вашем подвиге.
- Подождите, подождите, - уже сдаваясь, остановил Дитрих. - Хорошо, я
ознакомлю вас со списком школ. - Открыл несгораемый шкаф, достал несколько
липнущих к пальцам листов папиросной бумаги.
Вайс прочел:
"1) Орденский замок (Орденсбург) "Зонтлофей" в Альгой (Бавария).
2) Орденский замок "Бюлов" (Померания).
3) Орденский замок "Фогельзанг" около Гемюнд (Эйфель).
4) Замок "Поттербрут" около Санкт-Пельтен (Австрия).
5) Академия руководителей молодежи в Брауншвейге.
6) Школа партийных руководителей в Зальцбурге.
7) В Гризе.
8) Орденский замок "Крессинзее" около Фалькенбурга (Восточная
Пруссия)".
Вайс медленно закурил, глубоко затянулся и, будто наслаждаясь
сигаретой, откинулся на спинку дивана. Сейчас он напряженно работал -
сосредоточенно запоминал названия школ. И небрежно возвратил список
Дитриху, когда убедился, что они прочно закреплены в его памяти. Кстати,
еще раньше, отбирая книги для Шелленберга, он предположил, что некоторые
из этих орденских замков могут быть использованы как базы для тайных
фашистских организаций.
- Собственно, - сказал Вайс, - на Бисмаркштрассе у нас более
подробные сведения о вашей дислокации. Я очень сожалею, Дитрих, но,
по-видимому, вы принимаете меня за офицера вермахта. Неужели вы не
понимаете, что мы, сотрудники Шестого отдела СД, располагаем несравненно
более серьезными сведениями о целях и усилиях фюрера, чем вы? - Объявил
твердо: - Я должен иметь прочные гарантии, должен быть уверен, что вы не
бросились в авантюру отчаяния, а занимаетесь действительно хорошо
обдуманным и надежно обеспеченным делом, от которого может зависеть
будущее новой великой Германии. - Добавил мягче: - Вы должны убедить меня
в этом, хотя, чтобы вам было ясно, я не испытываю никаких сомнений в
бессмертии тысячелетнего рейха.
- Вайс, - покорно сказал Дитрих, - но, пожалуйста, не сегодня.
- Почему же? Вы должны понять мою настойчивость. Ж¬ WЪm Ж Нѕ_когда
решается судьба Германии, каждый из нас решает и свою собственную судьбу.
Возможно, вернувшись на Бисмаркштрассе, я получу задание и, как это бывало
неоднократно, уже послезавтра окажусь в самой неожиданной для себя стране.
И останусь там надолго. Поэтому, прежде чем уйти от вас, я попрощаюсь с
вами, быть может, уже навсегда.
- Хорошо, Иоганн, - сказал Дитрих. - Мы поговорим, но сейчас я должен
переложить некоторые бумаги из своего сейфа в личный сейф Лансдорфа. Вы не
возражаете, если вам придется подождать?
- К вашим услугам, - сказал Вайс.
Открыв дверцы сейфов, Дитрих стал неторопливо перекладывать папки.
Время от времени развязывал какую-нибудь и перечитывал содержащиеся в ней
бумаги.
Вайс подошел к нему, встал рядом. Дитрих, будто не замечая, не спеша
продолжал свою работу. Длилось это не очень долго. Закрыв дверцы сейфов,
Дитрих обернулся к Вайсу:
- Так вы все еще ждете? Хотите, чтобы я вам еще чтонибудь предложил?
Вайс протянул ему руку.
- Благодарю, Дитрих. Вы, очевидно, правы: то, чем вы занимаетесь,
весьма перспективно. Я позвоню вам завтра. - И поспешно покинул комнату.
Иоганн шел по улице, не видя ничего вокруг, не ощущая себя. Он был
весь судорожно, исступленно напряжен. Это была нечеловеческая работа,
самое настоящее истязание мозга. Требовалось восстановить в памяти
содержание бумаг, которые перелистывал Дитрих.
Иоганн вошел в кафе, сел за угловой столик, вынул из кармана газету
и, глядя хмельными глазами на кельнера, бросил:
- Хорошо! - Потом, словно проснувшись, добавил вяло: - Минеральной
воды.
И когда кельнер вернулся, Иоганн только махнул рукой, продолжая
делать какие-то пометки на страницах "Фелькише беобахтер", которую он,
казалось, читал с жадным интересом. Потом, выпив воду, оставил щедро "на
чай" и ушел, прихватив с собой газету.
Он впервые явился в салон массажа в непоказанное время. Приказал
вызвать профессора Штутгофа и, когда тот появился в кабине, начал
возмущенно жаловаться на неловкость массажиста. Профессор попроил его
успокоиться и пригласил к себе в кабинет. Вайс, закутавшись в простыню,
держа в руке все ту же газету, последовал за профессором. И, не дав ему
высказать возмущение столь недопустимым нарушением правил конспирации,
приказал - да, именно приказал - взять бумагу и записывать то, что он
сообщит.
Завернутый в простыню, он сидел в кресле с закрытыми глазами и,
покачиваясь как маньяк, диктовал и диктовал профессору, только изредка
поглядывая на отметки, сделанные в газете.
Когда Иоганн кончил диктовать, его изможденное лицо покрылось потом.
Профессор дал ему выпить какую-то микстуру, сказал:
- Сейчас я отведу вас обратно в кабину. Ложитесь на диван и спите.
Спите во что бы то ни стало. Ваш мозг невероятно переутомлен, необходим
глубокий сон, иначе такое напряжение не может пройти бесследно. - Взял
Иоганна за плечи, притянул к себе, поцеловал в лоб: - Умница, мой дорогой,
умница.
Бережно провел по коридору, закрыл дверь кабины и повесил на ней
табличку: "Глубокий отдых! Не беспокоить!"
Вайс, как и было положено, доложил Густаву о встречах со своими
бывшими сослуживцами по абверу. Тот заметил насмешливо:
- Адмирал Канарис хотел пришвартоваться к берегам Англии, и не
удивительно, что кое-кто из его команды тоже испытывает тяготение к этой
стране.
Иоганн знал, как коварен Дитрих. Вероятнее всего, он уже сообщил
Лансдорфу, что ознакомил Вайса с некоторыми секретными материалами.
Поэтому Вайс сказал Густаву пренебрежительно:
- Майор Дитрих, стремясь снова сделать меня своим сотрудником, решил
похвастать товаром из их лавки.
- Ну и что? - спросил Густав.
- Придумали девиз: "Ненависть - наша заповедь, месть - наш боевой
клич", - и собирают мальчишек под это знамя. Меня занятия такого рода не
увлекают.
- Вы все-таки не теряйте связи со своими прежними сослуживцами, -
посоветовал Густав. Добавил внушительно: - Рейхсфюрер не любил Канариса и,
приняв экипаж адмирала под свою команду, едва ли исполнен доверия к его
людям.
- Слушаюсь, - сказал Вайс.
В тот же день Лансдорф снова пригласил его к себе.
На этот раз он был мрачно настроен и крайне раздражителен. Мерил
шагами комнату, потом вдруг остановился, топнул ногой, спросил:
- Вы знаете, что произошло в этом доме двадцатого января тысяча
девятьсот сорок второго года?
Вайс отрицательно покачал головой.
- Представители высших органов власти приняли и утвердили здесь
предложенный Гиммлером план уничтожения евреев. Были установлены точные
цифры для каждой европейской страны, сумма которых составила свыше
одиннадцати миллионов человек. Но уже с тысяча девятьсот тридцать третьего
года Грейфельт, Эйхман, Глобке руководили массовыми умерщвлениями евреев.
Вайс испытующе посмотрел на Лансдорфа, проговорил спокойно:
- Главы правительств наших противников приняли на Ялтинской
конференции обязательство наказать военных преступников.
- Вот именно. Вы правильно меня поняли, - сказал Лансдорф.
Вайс заметил ехидно:
- Но я не был в этом доме тогда и не живу в нем сейчас.
Лансдорф сощурился.
- Вас часто видели в Берне на улице Херренгассе. Там, кажется,
расположена резиденция уполномоченного управления стратегической службы
США Аллена Уэлша Даллеса?
- Возможно, за мной вели слежку агенты английской разведки, -
парировал Вайс.
Лансдорф, будто не расслышав, продолжал задумчиво:
- Даллес раньше часто приезжал в Берлин, и некогда я был знаком с
ним, а в тысяча девятьсот тридцать третьем году даже имел с ним длительную
интимную беседу, когда фюрер пригласил его на обед. Юридическая контора
Даллеса представляла в США интересы крупнейших германских монополий, и не
исключено, что он и сейчас по-прежнему защищает их интересы. - Пожевал
губами. - После этой войны Великобритании уже не вернуть прежней своей
мощи. Она превратится в партнера США, и такого партнера, с которым не
будет считаться.
- Возможно, - согласился Вайс, соображая, к чему клонит Лансдорф,
друг и единомышленник Канариса. Несомненно, такая внезапная и явная
переориентировка на США объяснялась страхом: Лансдорф боялся попасть в
число военных преступников.
Голос Лансдорфа зазвучал строго, даже угрожающе:
- Дитрих сообщил мне, что вы воспользовались его оплошностью и
проявили довольно подозрительный интерес к некоторым секретным документам.
По инструкции я обязан доложить об этом.
- Можете не беспокоиться, - ухмыльнулся Вайс, - я уже сам доложил об
этом своему начальству.
- С какой целью?
- Но ведь я тоже знаю эту инструкцию и потому действовал по
инструкции.
Лансдорф взглянул на него с интересом.
- Вы, однако, кое-чему научились, Вайс.
- Под вашим руководством, - скромно признал Иоганн и добавил
укоризненно: - Только напрасно вы хотели силой обязать меня к чему-нибудь.
Я никогда не забуду, чем обязан вам. И готов к услугам.
- Вы правы, Вайс, - вздохнул Лансдорф. - Вы человек прямой. И в
общении с вами следует придерживаться того же принципа.
Вайс встал, склонил голову, приложил руку к сердцу.
- Так вот, - сказал Лансдорф. - Есть одно особое задание среди тех
общих, которые возлагаются в дальнейшем на наши террористические группы.
Кстати, мы хотели бы по юрисдикции считать эти группы партизанскими. Может
статься, что при подходе противника администрация концентрационных лагерей
вследствие каких-либо исключительных обстоятельств не сумеет эвакуировать
или же уничтожить заключенных. В этих случаях на террористические группы
возлагается задача ликвидировать всех, до единого, заключенных и сжечь,
взорвать, по понятным вам соображениям, все специфическое оборудование
лагерей.
Вайс присвистнул.
- Кажется, я начинаю кое-что понимать. Таким образом, с вашей
"партизанской" деятельности будут сняты всякие украшательские покровы
патриотизма, героизма и прочего. И каждого террориста при поимке казнят
как самого вульгарного убийцу беззащитных людей. И все немцы, даже те,
которые прежде сочувствовали вам, с негодованием отрешатся от вас.
- Да, - согласился Лансдорф, - вы меня правильно поняли. - Заявил
гордо: - Я готов погибнуть с честью как борец германского Сопротивления.
Но у меня есть слабость: я хотел бы, чтобы мое имя сохранилось для
истории.
- Так чем я могу быть вам полезен? - деловито осведомился Вайс.
Лансдорф снова молча прошелся по комнате, потом открыл несгораемый
шкаф, вынул запечатанный конверт, подал Вайсу. На конверте было написано:
