влияют на потомство, но 12-летннй сын Акопа был эпилептиком и
косил на левый глаз.
Всезнайка Остап Оглоедов комментировал:
-- Это в результате армянских шуток. Знаете, двойник и
тройник.
В окончательной форме пропаганда дома чудес переводилась
на иностранные языки, чем занимались всякие технические
работники. Но все это были такие бледные личности, что о них и
говорить не стоит.
А все яркие личности, как одна дружная семья, собрались
вокруг чародея Гильруда. Именно они завоевали дому чудес его
славное имя и громкую известность. Но это личности такие яркие,
что о них нужно поговорить отдельно. Иначе они обидятся, что их
смешали в одну кучу.
Через неделю после первого знакомства Борис позвонил
Миллерам по телефону и предложил:
-- Нина, не хотели бы вы пойти со мной в театр?
-- С какой стати?! -- фыркнула девушка таким тоном, словно
он приглашал ее не в театр, а в баню.
После такого ответа Борис решил, что по этому номеру
больше звонить не стоит. Но через два дня ему позвонил Гоняло
Мученик и от имени супруги пригласил на ужин.
В переулке Энтузиастов было тихо и пустынно. Немного
впереди Бориса быстро шагала девушка в короткой поддевке,
видимо переделанной из бабушкиного салопа. Фигура девушки
показалась ему знакомой.
-- Нина! -- вполголоса окликнул он. Не оглядываясь,
девушка прибавила шагу. Борис окликнул громче:
-- Нина, куда вы так спешите?
Вместо ответа фигура зашагала еще быстрей и теперь почти
бежала. Борису стало даже немножко неудобно, что он попал в
положение нахала, пристающего на улице к одиноким женщинам.
У калитки дома No 22, что при игре в очко означает
перебор, бедняжка, убегавшая от пристающего к ней нахала, как
ни в чем не бывало свернула и вошла в дом. Знакомая дверь
захлопнулась перед самым носом званого гостя.
Когда Борис позвонил, на пороге, как вышколенный
дворецкий, опять появился папа. А дочка исчезла, как
привидение. Когда Нина вышла к ужину, Борис для порядка
спро-схл:
-- Ведь это вы впереди меня шли?
-- Не знаю. У меня на затылке глаз нет.
-- Но ведь я вас окликивал?
-- Я ничего не слышала,-- ответила Нина с полным ртом.
"Все это очень просто,-- подумал Борис.У нее одна-единственная
приличная меховая шубка, которую, она бережет. А на работу она
ходит в старой кацавейке, которой она сама стыдится. Ничего,
бедность не порок".
На ужин было то же самое: остатки прошлого, сваленные в
одну кастрюлю. Зато десерт был другой.
-- А теперь, Нина, почитай-ка твои стихи,-- скомандовала
Милиция Ивановна.
Дочь поморщила носик, достала тетрадь в клеенчатом
переплете и стала читать вслух. В одном стихотворении бушевали
пенистые волны чувств, волею судеб бежали к скалистому брегу и
горькими слезами разбивались о безжалостную земную твердь. В
другом стихотворении младая дева идет по дремучему лесу, где
растут мрачные дубы-раздубы и веселые березы-разберезы.
Стройные и белокурые любушки-березы обнимают одинокую деву
своими нежными ветвями, ласкают и целуют. Затем поэтесса
любуется своим отражением в воде и думает о своем возлюбленном.
С искренним чувством в голосе Нина закончила:
Изо всех невозможно возможных возможностей -- Ты
всех невозможней -- я всех милей!
-- Нина, а в кого ж вы влюблены? -- полюбопытствовал
Борис.
-- Это секрет,-- ответила Милиция Ивановна.- Вы лучше
расскажите какую-нибудь любовную историю из вашей практики.
Гостю было бы гораздо приятнее заняться дочкой, чем
развлекать болтливую старуху. Но пока приходилось
ограничиваться воспоминаниями.
-- Однажды во время войны нашел я голубые цветочки,-начал
он.- Росли они на свалке, позади кухни. Посмотрел я на них -- и
захотелось мне любви. Сорвал я эти цветочки, заложил в конверт
и написал одной знакомой письмо, что нашел я эти цветочки на
поле брани, где кругом валяются трупы, что проросли эти
цветочки между костями скелета как раз в том месте, где
когда-то билось сердце солдата, что и у меня есть сердце,
которое бьется от любви к далекой любимой...
-- Фу, какой вы насмешник! -- перебила Милиция Ивановна.
-- Знаете, смеяться лучше, чем плакать.
-- Конечно,- оживился Гоняло Мученик.- Я бы тоже очень
хотел смеяться там, где нужно плакать. Согласись, Милиция,
что...
-- Прежде всего,- нахмурилась Милиция Ивановна,- я тебе
тысячу раз говорила, чтобы ты называл меня не Милиция, а
Милочка. А если не умеешь вести себя в порядочном обществе, то
сиди и молчи.
Мама обращалась с папой так, как строгая мачеха с
пасынком. Как частенько бывает в семьях, где царит матриархат,
где все наоборот, Акакий Петрович был лет на десять моложе
своей супруги. И теперь он послушно, как провинившийся мальчик,
затих в-своем кресле.
Нина подошла к отцу, села ему на колени и, словно утешая
без вины виноватого, обняла его за плечи. Другой рукой она
нежно гладила его по щеке.
С улицы изредка доносились гудки автомобилей. В углу, где
сидел Акакий Петрович, тихо играл старый радиоприемник. Эту
мирную тишину нарушил продолжительный звонок в передней.
Нина быстро вскочила с колен отца и побежала открывать.
"Э-э,-- подумал Борис,-- видно, это тот самый красавец, в
которого она влюблена: "Изо всех невозможно возможных
Но его опасения оказались напрасными. Голос, слышавшийся
из передней, был явно женский.
-- Это Нинина подруга,-- объяснила мама.- Лиза Чернова.
Не заходя в гостиную, подруги ушли в комнату Нины, чтобы
посплетничать о своих делах, и закрыли за собой дверь. Акакий
Петрович воспользовался этим, чтобы посплетничать о политике.
-- Борис Алексаныч, если это не секрет, что вы делали в
Америке?
-- Я был в составе советской делегации в Объединенных
Нациях. Но работал я по линии пропаганды -- разъединял эти
самые нации.
-- Бросьте вы эту политику,перебила Милиция Ивановна.--
Расскажите лучше какой-нибудь новый американский анекдот.
-- Ну вот, заходит один еврей в публичный дом,- Борис
оглянулся на закрытую за подругами дверь,- и говорит: "Я хочу
любовь по-еврейски". Бандерша говорит: "Я знаю любовь
по-французски и прочие фокусы... Но любовь по-еврейски? В
первый раз слышу!" Потом одна из девочек говорит: "А я знаю".
Пришли они в комнату, а девочка смущается: "Знаете, я вам
соврала. Я не знаю любовь по-еврейски. Но дела у нас в бардачке
сейчас плохи, и если хотите, то вы -- можете иметь то же самое,
но за полцены". Еврей обрадовался и говорит: "Так это же и есть
любовь по-еврейски!"
-- Бедные евреи,-- улыбнулась Милиция Ивановна.-- Значит,
и в Америке про них тоже анекдоты рассказывают. Только, Борис
Алексаныч, имейте в виду, что Лиза Чернова полуеврейка. Ее отец
из Шварца стал Черновым. Так что не рассказывайте при ней
еврейские анекдоты. Будьте с ней поделикатнее.
Покончив со своими женскими делами, Нина с подругой вышли
в гостиную. Хотя Лиза Чернова была полуеврейкой, но по виду в
ней не было абсолютно ничего еврейского. Это была довольно
привлекательная соломенная блондинка с серыми глазами, прямым
носиком и маленькими, как у мышки, зубками.
Когда Милиция Ивановна знакомила Лизу с Борисом, Лиза
сделала недовольное лицо и сразу же повернулась к Борису
спиной. Затем она принялась трещать так громко, что только ее и
слышали. Разговаривала она со всеми, за исключением Бориса,
которого она демонстративно игнорировала, словно это пустое
место.
Видя столь явную антипатию, он сидел и думал, как же
завязать с этой девицей дипломатические отношения. Больше всего
женщины любят комплименты. Насчет платья или еще чего-нибудь.
Но одета Лиза неряшливо и выглядит так, как будто она не
умывалась. Единственное, что у Лизы приличное,- это сумочка,
которую она швырнула на стол как раз перед носом Бориса.
Собираясь сделать сумочке комплимент, он машинально
потрогал ее рукой. Но хотя Лиза сидела к нему спиной, в
противоположность Нине, глаза у нее оказались на затылке. Она
предупредила его комплимент так быстро, словно она только и
ждала этого момента.
-- Вы что это, всегда по дамским сумкам шарите? --
спросила она голосом, сочащимся от яда.- И в трамваях тоже?
От такого неслыханного хамства у Бориса захватило дыхание.
С трудом сдерживаясь, он перебирал в уме все возможности ответа
на подобный вопрос. А Милиция Ивановна еще специально просила,
чтобы он был с Лизой поделикатнее.
Папа хотел сказать что-то в защиту гостя, но сначала
посмотрел на маму. Мама тоже хотела что-то сказать, но
предварительно посмотрела на дочь. А монна Нина сидела и
приятно улыбалась.
Видя такую реакцию хозяев дома, гость тоже смолчал и
только бросил Нининой подруге многоговорящий взгляд. Та
ответила ему взглядом, полным откровенной ненависти. Только он
приоткрыл рот, чтобы отдышаться, как агрессивная Лиза уже
заскочила вперед.
-- Не разевайте рот -- я с вами и разговаривать не хочу!
-презрительно процедила она и опять повернулась к нему задом.
От такой оперативности растерялся даже такой специалист
психологической войны, как инструктор агитпропа.
-- Ну и язычок же у вас,-- пробормотал он.-- Знаете, в аду
каждого наказывают тем, чем он грешит... Смотрите, придется вам
лизать языком горячие сковородки...
Лиза подскочила, как на горячей сковородке:
-- Это еще что за намеки? Вы лучше свой язык за зубами
держите! А то еще и по физиономии получите!
Инструктор агитпрома из предосторожности отодвинулся на
диване подальше и закинул ногу за ногу. В случае агрессии эта
чертова девица наткнется на вытянутый ботинок и остынет.
Застраховавшись таким образом, он сказал:
-- Знаете, Лиза, в Талмуде говорится, что если змея
повстречает менструальную женщину, то даже ядовитая змея
поспешно уходит в сторону. Скажите, что у вас -- менструация?
Или вы всегда такая сумасшедшая?
Лиза сидела и скрежетала зубами. Опасаясь, что новое
знакомство может перейти в рукопашную, Милиция Ивановна решила
вмешаться:
-- Борис Алексаныч, как вам не стыдно обижать слабых
женщин? Ведь они созданы, чтобы украшать вашу жизнь. Но
инструктор агитпропа не сдавался:
-- Да-а-а, и потому в Талмуде есть специальная молитва,
где евреи каждое утро благодарят Иегову, что он не создал их
женщиной.-- Он посмотрел на часы: -- Лиза, давайте я лучше
провожу вас домой.
-- Упаси Бог! -- фыркнула Лиза.-- Лучше уж я останусь
ночевать здесь. Милиция Ивановна, вы не возражаете?
-- Конечно нет,-- согласилась мама.
-- Ну вот и прекрасно,- с открытым ехидством и скрытым
торжеством пропела Лиза.-- Тогда я остаюсь здесь!
Таким образом исход, сражения был решен. Лиза моментально
зевнула и заявила, что она хочет спать. Нина тоже зевнула и,
даже не попрощавшись с гостем, ушла с подругой в свою спальню.
Гоняло Мученик проводил Бориса, потом уселся в свое продранное
кресло и уныло сказал:
-- Помнишь, недавно соседи подарили Нине белых мышей?
-- Что, опять новых мышат наплодили?
-- Не-ет, вчера она скормила всех этих мышей кошке,-- Отец
поморщился и кивнул на сиамскую кошку, которая дремала на
коленях Милиции Ивановны.
-- Ну, значит, эти мыши ей надоели.-- Милиция Ивановна
погладила кошку по животу.- Ну как, Мурка, вкусные были
мышки?
-- А Нина стояла рядом и смотрела,-- пробормотал отец.--