селенитов, он считал, что до 8 ноября 1967 года, когда русские столь
эффектно отпраздновали пятидесятилетие своей революции, вообще не было
великих событий.
- Очевидно, началась война?
- Какая там война... У нас были копья и бумеранги, у них - ружья. А
туберкулез, а венерические заболевания? Нам понадобилось полтораста лет,
чтобы оправиться от удара. Только после тысяча девятьсот сорокового года
численность коренного населения снова стала расти. Теперь нас около ста
тысяч, почти столько же, сколько было, когда к нам пожаловали ваши
предки.
Мекензи сообщил эти сведения иронически-беспристрастно, без
малейшего укора, но Пат все-таки решил снять с себя ответственность за
злодеяния своих земных праотцов.
- Не порицайте меня за то, что происходило на Земле, - сказал он. -
Я никогда там не был и не буду - не выдержу тяготения. Но я много раз
смотрел на Австралию в телескоп. В душе я привязан к этой стране: мои
родители взлетели в космос из Вумеры.
- А мои предки ее окрестили: "вумера" - праща для метания копья.
- Кто-нибудь из вашего народа, - Пат тщательно подбирал слова, -
все еще живет в примитивных условиях? Кажется, в некоторых частях Азии
сохранились пережитки.
- Старый племенной уклад исчез. Это произошло довольно быстро, как
только африканские государства принялись критиковать Австралию в ООН. Не
всегда справедливо, на мой взгляд, но ведь я сам прежде всего
австралиец, а уж потом абориген... И надо признать, мои белые
соотечественники часто вели себя очень глупо. Например, называли нас
умственно неполноценными. До конца прошлого столетия кое-кто из них
смотрел на нас, как на дикарей каменного века. Спору нет, наша
материальная культура и впрямь была примитивна, но о людях этого нельзя
было сказать.
Казалось бы, не вовремя они затеяли обсуждать образ жизни, столь
далекий от "Селены" во времени и пространстве. Но Пат не видел в этом
ничего странного. Пять часов, если не больше, он и Мекензи должны гнать
от себя сон и присматривать за двадцатью товарищами. Нужно как-то
развлекать друг друга.
- Но если ваш народ не был примитивным - кстати, уж вас-то никак не
назовешь дикарем, - откуда белые это взяли?
- Обыкновенная глупость плюс предубеждение и предвзятость. Проще
всего сказать о человеке, который не умеет считать, писать и чисто
говорить по-английски, что он ограниченный. За примером ходить недалеко.
Мой дед, первый Мекензи, дожил до двухтысячного года, но мог считать
только до десяти. А полное затмение Луны он описывал так: "Керосиновая
лампа Иисуса Христа совсем загнулась". Я могу выразить в
дифференциальных уравнениях орбитальное движение Луны, но это не значит,
что я умнее деда. Поменяйте нас во времени - может быть, он стал бы
лучшим физиком, чем я. Разные обстоятельства и возможности, вот в чем
дело. У деда не было случая научиться счету, мне не надо было растить
семью в пустыне - труд нешуточный, требующий очень большого умения.
- Возможно, кое-что из навыков вашего деда пригодилось бы нам
здесь, - задумчиво произнес Пат. - У нас ведь по сути дела та же задача
- выжить в пустыне.
- Пожалуй, это сравнение подходит... Хотя вряд ли нам была бы
польза от бумеранга и палочек для добывания огня. Разве что магические
ритуалы? Увы, я их не знаю. К тому же сомневаюсь, чтобы власть племенных
богов Арнхемленда простиралась до Луны.
- А вы никогда не жалели о гибели обычаев и нравов вашего народа? -
продолжал Пат.
- Разве можно жалеть о том, чего не знаешь? Я научился работать на
вычислительной машине задолго до того, как впервые увидел корробори...
- Что?..
- Это название племенной ритуальной пляски. Кстати, половина
исполнителей были студенты-этнографы. Так что у меня не было и нет
никаких романтических иллюзий насчет примитивной жизни и благородных
дикарей. Мои предки были отличные люди, я нисколько их не стыжусь, но
из-за географических условий они попали в тупик. Все силы уходили на то,
чтобы выжить, для цивилизации ничего уже не оставалось. И в каком-то
смысле хорошо, что пришли белые, несмотря на их очаровательный обычай
продавать нам отравленную муку, когда им была нужна наша земля.
- Отравленную муку?
- Конечно. Почему вы удивляетесь? Это было за сто с лишним лет до
Освенцима.
Слова Мекензи заставили Пата призадуматься. Наконец он взглянул на
часы и с явным облегчением сказал:
- Пора связываться с Базой. Давайте сперва проверим, как пассажиры.
Глава 20
Надувные иглу и прочие ухищрения, позволяющие жить с удобствами на
Море Жажды, подождут, сказал себе Лоуренс. Сейчас надо опустить
воздухопровод к пылеходу. Так что придется инженерам и техникам
попыхтеть в скафандрах. Да им не долго страдать. Если не уложатся в
пять-шесть часов, можно поворачивать обратно, оставив "Селену" во власти
мира, именем которого она названа...
В мастерских Порт-Рориса вершились невоспетые и неувековеченные
чудеса импровизации. Разобрали и погрузили на сани воздухоочистительную
установку, включая баллоны с жидким кислородом, поглотители влаги и
углекислого газа, регуляторы температуры и давления. То же самое сделали
с небольшим буровым станком, переброшенным на местной ракете из Клавия,
где обосновались геофизики. Погрузили также специально приспособленные
трубы. Плохо, если они подведут: усовершенствовать их уже будет
некогда...
Лоуренс не подгонял людей. Он знал, что в этом нет нужды. Главный
держался в тени, следя за погрузкой снаряжения на сани и пытаясь
предусмотреть все подводные камни. Какой инструмент понадобится? Хватит
ли запасных частей? Не лучше ли погрузить плот последним, чтобы можно
было снять его первым? Не опасно ли подавать кислород на "Селену" до
того, как будет установлена вытяжная труба? Эти и сотни других вопросов
- некоторые второстепенные, другие существенные - роились в его голове.
Несколько раз он запрашивал у Пата техническую информацию: какое
давление в кабине, какая температура, не сорван ли аварийный клапан
кабины (оказалось, нет, но его, очевидно, забило пылью), в каком месте
лучше сверлить крышу? И с каждым разом Пат говорил все более
затрудненно...
Порт-Рорис кишел репортерами, которые захватили половину радио- и
телеканалов между Землей и Луной, но главный инженер наотрез отказывался
говорить с ними, ограничился коротким заявлением о том, что произошло и
что намечено предпринять. Сообщения для печати и радио - дело
представителей администрации. Они обязаны позаботиться, чтобы он мог
работать без помех. Лоуренс так и сказал начальнику "Лунтуриста", после
чего, не дожидаясь возражений, положил трубку.
Естественно, главному некогда было взглянуть на телевизионный
экран, но до него дошло, что доктор Лоусон уже успел прославиться
колючим языком. Видно, корреспондент "Интерплэнет Ньюс", которому
Лоуренс сдал астронома с рук на руки, не терял времени. Должно быть,
этот парень сейчас радуется своей удаче...
Но "этот парень" нисколько не радовался. Оседлав Горы Недоступности
(красиво он опроверг это название!), Морис Спенсер неожиданно очутился
под угрозой язвы, которой до сих пор успешно избегал. Сто тысяч
столларов потрачено, чтобы загнать сюда "Ауригу", - и похоже, что
впустую!
Все будет кончено прежде, чем сюда подоспеют пылекаты...
Неслыханная, захватывающая дух спасательная операция не привлечет к
экранам миллиарды телезрителей - она не состоится. Мало кто не захотел
бы посмотреть, как вырывают из когтей смерти двадцать два человека, но
кто согласится смотреть, как извлекают трупы из могилы?..
Так рассуждал корреспондент Спенсер. По-человечески он был глубоко
потрясен. Ужасно сидеть на горе всего в пяти километрах от места, где
назревает трагедия, которую ты бессилен предотвратить. Он буквально
стыдился каждого своего вдоха при мысли о том, что пассажиры "Селены"
задыхаются без воздуха. Снова и снова он думал, не может ли "Аурига"
помочь чем-нибудь (вот был бы материал для газеты!). Увы, им остается
лишь наблюдать; это неумолимое Море Жажды пресечет все их попытки прийти
на выручку лунобусу.
Спенсеру и прежде приходилось вести репортаж о несчастных случаях.
Но на этот раз он - отвратительная мысль! - чувствовал себя вампиром.
На борту "Селены" было тихо. Настолько тихо, что надо было
напрягать все силы, борясь со сном. А как хотелось уснуть, погрузиться в
блаженное забытье вместе со всеми... Пат откровенно завидовал спящим.
Глоток-другой иссякающего кислорода прояснял сознание, но от этого
становилось только горше.
В одиночку он, конечно, не одолел бы дремоту и не смог бы наблюдать
за двадцатью спящими, давать кислород тем, у кого появились признаки
одышки. Он и Мекензи страховали друг друга, один помогал другому
победить сон.
Все было бы проще, если бы не подходил к концу кислород в
единственном баллоне. А в главных цистернах столько жидкого кислорода,
да разве доберешься до него... Через испарители автоматическая система
подает строго отмеренные порции в кабину, но те сразу же смешиваются с
отравленной атмосферой.
Пат не представлял себе, что время может тянуться так медленно.
Неужели всего четыре часа прошло с тех пор, как они заступили на пост?
Пат Харрис мог бы поклясться, что это длится уже несколько дней: тихие
беседы с Мекензи, вызов Порт-Рориса через каждые пятнадцать минут,
проверка дыхания и пульса пассажиров, скудные глотки кислорода...
Но всему бывает конец. Из мира, который они уже отчаялись
когда-нибудь увидеть вновь, пришла по радио долгожданная весть.
- Мы идем к вам, - сообщил главный инженер Лоуренс; несмотря на
усталость, голос его звучал твердо. - Продержитесь еще часок... Как
самочувствие?
- Здорово устали, - медленно произнес Пат. - Но мы продержимся.
- А пассажиры?
- Тоже.
- Ладно. Буду вызывать вас каждые десять минут. Не выключайте
приемник, пусть работает на полную мощность. Тут медики кое-что
придумали, боятся, как бы вы не уснули.
Гул медных труб прокатился над Луной, долетел до Земли и унесся
дальше, к пределам Солнечной системы. Мог ли Гектор Берлиоз, сочиняя
свой великолепный "Ракоци-марш", предполагать, что через двести лет его
музыка придаст сил и надежды людям, борющимся за жизнь далеко от родной
планеты?
Кабина "Селены" гудела от ликующих звуков. На лице Пата появилось
подобие улыбки.
- Пусть эту музыку называют старомодной, - сказал он, - она делает
свое дело.
Кровь быстрее струилась в его жилах, ноги сами отбивали такт. С
лунного неба, из космоса к ним вторгся топот марширующих армий и лихо
скачущей конницы, звучали сигналы горна над тысячами полей, на которых
некогда решалась в сражениях судьба целых народов. Это было давно и
быльем поросло - к счастью. Но от той поры осталось в наследство новым
поколениям и много славного, благородного: образцы героизма и
самоотверженности, примеры того, что человек продолжает борьбу даже
тогда, когда, казалось бы, исчерпаны все его физические возможности.
Тяжело дыша в застойном воздухе, Пат Харрис чувствовал, как голоса
прошлого будят в нем силу, необходимую, чтобы выстоять еще один,
нескончаемый час.
На тесной, загроможденной снаряжением площадке "Пылеката-1" главный
инженер Лоуренс, услышав ту же музыку, испытал нечто схожее. Ведь его
маленький флот вышел на бой, на битву с врагом, который всегда будет
противостоять человеку. Покоряя Вселенную, планету за планетой, солнце
