надеялся выйти по другую сторону баррикады на открытое
пространство. Здания, расположенные восточнее этой точки, наверняка
представляли собой охраняемые острова, поднимающиеся из
внутреннего моря мусора, тряпья, отбросов, неведомых приспособлений
и механизмов, всевозможной утвари... и, несомненно, ловушек. Кое-что
из упомянутых следов жизнедеятельности человека, разумеется,
находилось там, где рухнуло или развалилось пятьсот, семьсот или
тысячу лет назад, но большую часть хлама, полагал Роланд, по
крупицам натащили сюда Седые. В итоге восточная часть Лада
превратилась в неприступную крепость, и Роланд сейчас стоял под ее
стенами.
Он медленно пошел вперед и увидел наполовину скрытое
иззубренной бетонной глыбой отверстие, ведущее в проход. В мягкой
пыли виднелись следы двух пар ног, больших и маленьких. Роланд начал
выпрямляться, взглянул еще раз и снова присел на корточки: цепочек
следов было не две, а три - третья складывалась из отпечатков лап
небольшого зверька.
- Чик,- негромко позвал Роланд. Мгновение царила тишина, потом
в полумраке кто-то тихо, коротко тявкнул. Роланд ступил в проход и за
первым же поворотом, за выступом неровной стены, увидел
внимательные глаза с золотой каемкой. Он поспешил к косолапу. Чик,
который по-прежнему предпочитал держаться подальше от людей, делая
исключение лишь для Джейка, попятился и замер, с беспокойством глядя
на стрелка.
- Хочешь мне помочь? - спросил Роланд. Где-то у границ сознания
сухой багровой пеленой клубилось страстное желание вступить в бой и в
пылу сражения позабыть про все на свете, но сейчас нельзя было
позволить себе это невыразимое облегчение. Время еще не приспело.-
Пособишь разыскать Джейка?
- Эйка! - тявкнул Чик, не сводя с Роланда зорких тревожных глаз.
- Тогда ступай. Отыщи его.
Чик немедленно повернулся и быстро побежал по проходу,
опустив нос к самой земле. Роланд последовал за ним, неотрывно
вглядываясь в древний камень мостовой и лишь изредка исподлобья
посматривая на Чика: стрелок искал следы.
18
- Господи Иисусе,- вырвалось у Эдди.- Что ж тут за публика?
Они спустились с моста, прошли несколько кварталов по широкой
улице, увидели впереди баррикаду (меньше чем на минуту опоздав к
исчезновению Роланда в неприметном проходе) и повернули на север, к
широкой магистрали, напомнившей Эдди Пятую авеню. Он не посмел
поделиться своими впечатлениями с Сюзанной; разочарование,
вызванное видом зловонных, погребенных под слоем мусора развалин
города, было еще чересчур горьким и жгучим для слов утешения и
надежды.
"Пятая авеню" привела их к большим белокаменным зданиям.
Эдди сразу вспомнился Рим из старых телефильмов о гладиаторах:
прямые линии, строгие очертания. Почти все постройки здесь хорошо
сохранились. Эдди решил, что это бывшие общественные здания -
картинные галереи, библиотеки, музеи. В одном, с огромным куполом,
который треснул, точно гранитное яйцо, в прошлом, возможно,
размещалась обсерватория, хотя Эдди где-то читал, будто астрономам
нравится работать ~вдали~ от больших городов, поскольку любое
электрическое освещение весьма плачевно отражается на наблюдениях за
звездами.
Эти представительные сооружения перемежались, были разделены
открытыми площадками, и, хотя траву и цветы оттуда давно вытеснили
бурьян и плотные заросли низкого кустарника, в этой части города до
сих пор чувствовалось достоинство и царственное величие, так что Эдди
задумался, не здесь ли когда-то был центр культурной жизни Лада.
Разумеется, те дни давно миновали; Эдди сомневался, что Режь-Глотку
или его дружки сильно интересуются балетом или камерной музыкой.
Они с Сюзанной вышли на крупный перекресток, откуда, как
спицы колеса, расходились еще четыре широких проспекта. Центром
"колеса" была большая мощеная площадь в кольце сорокафутовых
столбов с репродукторами. Посреди площади высился пьедестал с тем,
что уцелело от монумента,- вздыбленным могучим боевым конем,
отлитым из меди и зеленым от ярь-медянки. Потрясающий оружием
(некое подобие автомата в одной руке и меч - в другой) воин, прежде
гарцевавший на нем, лежал в сторонке на боку, раскорячив ноги, словно
скачка для него еще не закончилась, но его сапоги торчали в стременах
по бокам медного скакуна, ходившего когда-то у него под седлом. По
цоколю памятника шли оранжевые буквы: "СМЕРТЬ СЕДЫМ!"
Окинув взглядом лучи улиц, Эдди увидел новые столбы с
репродукторами - несколько поваленных, но в основном невредимые, и
все без исключения увитые мрачными гирляндами трупов. Выходило,
что площадь, в которую вливалась "Пятая авеню", и отходящие от нее
улицы охраняла небольшая армия мертвецов.
- Что ж тут за публика такая? - повторил Эдди.
Он не ждал ответа, и Сюзанна не ответила... хотя могла бы. Она
уже заглядывала в прошлое мира Роланда, но ни одно из прежних ее
прозрений не давало такой отчетливой и достоверной картины, как
сейчас. До сих пор всем внезапным озарениям Сюзанны, например, в
Речной Переправе, присуща была зримость снов - свойство, способное
надолго задержать увиденное в памяти,- но то, что встало перед ее
глазами теперь, явилось вдруг, сразу, в одном сполохе, и это было то же,
что увидеть высвеченное вспышкой молнии перекошенное лицо
опасного маньяка.
Репродукторы... гирлянды трупов... барабаны. Сюзанна вдруг
поняла, как увязать одно с другим, с такой же ясностью, с какой в Речной
Переправе она осознала, что тяжело груженные повозки, следовавшие в
Джимтаун через поселок, тянули не лошади, а волы.
- Не забивай себе голову всякой чушью,- посоветовала она Эдди, и
голос ее дрожал лишь чуть-чуть.- Нам нужен поезд. В какой он стороне,
как ты думаешь?
Эдди поглядел на нахмурившееся небо и без труда нашел среди
стремительно бегущих облаков Луч. Он снова опустил взгляд и не
слишком удивился, увидев, что начало улицы, направление которой
точнее всего совпадало с ходом Луча, стережет большая каменная
черепаха. Треугольная голова рептилии выглядывала из-под
нависающего края гранитного панциря, глубоко посаженные глазки,
казалось, с любопытством уставлены на чужаков. Эдди мотнул головой в
сторону изваяния и выдавил бледную улыбку:
- Черепаха-великанша держит Землю на спине?..
Сюзанна посмотрела и кивнула. Эдди покатил кресло через
городскую площадь в улицу Черепахи. От висевших вдоль нее трупов
исходил сухой коричный запах, и желудок Эдди свела судорога, но не
оттого, что пахло мерзко, а оттого что запах этот, как ни странно, был
довольно приятным: приторно-пряный аромат чего-то такого, чем
ребенок с большим удовольствием посыплет свой утренний кусочек
поджаренного хлеба.
Улица Черепахи, по счастью, была широкой, а трупы, висевшие на
столбах, почти все иссохли как мумии, но Сюзанна заметила несколько
относительно свежих покойников - у этих по почерневшей коже
распухших лиц деловито ползали мухи, а гниющие глаза кишели
червями.
И под каждым репродуктором поднимался небольшой холмик
костей.
- Да их тут тысячи,- сказал Эдди.- Мужчины, женщины, дети...
- Да,- бесстрастный голос Сюзанны прозвучал в ее собственных
ушах незнакомо и словно бы издалека.- У них была уйма свободного
времени. И они коротали его, истребляя друг друга.
- А подать сюда этих долбаных мудрых эльфов! - потребовал Эдди,
но его смех, раздавшийся следом, подозрительно походил на рыдание.
Молодому человеку показалось, что он наконец-то в полной мере
начинает постигать подлинный смысл безобидной присказки "мир
сдвинулся с места". Всю ширину пропасти невежества и зла, какая
кроется за этими словами.
И глубину.
"Репродукторы, конечно, мера военного времени,- думала меж тем
Сюзанна.- Бог весть, которая это была война и давно ли, но наверняка
творилось нечто из ряда вон выходящее. Правители Лада использовали
репродукторы, чтобы из центральной, недосягаемой для бомб точки
вроде бункера, куда в конце второй мировой ретировался Гитлер со
своей ставкой, транслировать объявления на город".
И в ушах у нее зазвучал властный командный голос, который
когда-то раскатисто несся из динамиков, зазвучал так же отчетливо, как
поскрипыванье проезжающих через поселок фургонов, которое она
внезапно услышала в Речной Переправе, так же ясно, как щелканье кнута
над спинами трудяг-волов.
~Пайковые центры A и D сегодня будут закрыты; просим
получить довольствие в распределителях B, C, F и E по надлежащим
карточкам.
Девятому, Десятому и Двенадцатому подразделениям службы
охраны порядка прибыть в район Сенда.
Между восемью и десятью часами ожидается зональная
бомбардировка. Гражданскому населению явиться в убежища по месту
приписки. При себе иметь противогазы. Повторяю, при себе иметь
противогазы...~
Объявления, да... и информационные выпуски - невнятные,
путаные, воинственные, напичканные пропагандой; то, что Джордж
Оруэлл назвал бы демагогией. А в промежутках между сводками
новостей и объявлениями - визгливая военная музыка и увещания: в знак
уважения к павшим шлите в багровую глотку бойни все новых мужчин и
женщин...
Война закончилась, и на некоторое время воцарилась тишина. Но
в какой-то момент репродукторы вновь ожили. Давно ли? Сто лет тому
назад? Пятьдесят? Да имело ли это значение? Нет, думала Сюзанна.
Важно было другое: вновь пущенные в дело репродукторы разносили над
городом лишь то, что хранил один-единственный виток магнитной
пленки: барабанный бой. Который потомки коренных жителей города
принимали... за что? За голос Черепахи? За волю Луча?
К своему удивлению, Сюзанна вдруг вспомнила, как однажды
спросила отца, человека тихого и скромного, но глубоко циничного,
верит ли он, что на небесах есть Бог, направляющий течение
человеческой жизни. "Видишь какое дело, Одетта,- ответил отец,- по-
моему, и да и нет. Какой-то Бог, конечно, есть, только вряд ли Он нынче
имеет к нам хоть какое-то отношение. По-моему, после того, как мы
убили Его сына, до Него наконец дошло: ни с сыновьями Адама, ни с
дочерьми Евы ничего не поделаешь. И Он умыл руки. Голова!"
В ответ на это (ничего иного она и не ждала; ей шел двенадцатый
год, и ход отцовой мысли был ей отлично знаком) Сюзанна показала ему
коротенькое объявление в местной газете на странице, отданной
религиозным общинам. Там говорилось: в будущее воскресенье
преподобный Мердок из методистской Церкви Благодати, опираясь на
текст Первого послания к коринфянам, осветит тему "С каждым из нас
каждый день говорит Господь". Отец смеялся до слез. "Ну, полагаю,
каждый из нас ~кого-нибудь~ да слышит,- выговорил он наконец,- и
можешь смело ставить свой последний доллар вот на что, золотко:
каждый из нас - включая этого самого преподобного Мердока - слышит
именно то, что хочет слышать. Это так удобно..."
~Этим~ людям явно хотелось слышать в фонограмме ударных
приглашение к ритуальным убийствам. И когда в этих сотнях или
тысячах динамиков начинали гулко греметь барабаны (назойливый
чеканный ритм, который на поверку, если Эдди не ошибался,
представлял собой всего-навсего перкуссию из какой-то там "Ширинки
на липучке" каких-то неизвестных Сюзанне "Зи Зи Топ"), горожане
воспринимали это как сигнал завязать на веревках петли и вздернуть на
ближайшем столбе под репродуктором пару-тройку сограждан.
"Сколько же их? - гадала Сюзанна, пока Эдди катил ее инвалидное
кресло по улице и под исцарапанной, испещренной многочисленными
вмятинами твердой резиной шин то хрустело битое стекло, то шуршали
макулатурные барханы.- Скольких здесь перебили из-за того, что много
лет тому назад какую-то электронную схему под городом разобрала
икота? Или убийства начались потому, что горожане распознали полную
чужеродность этой музыки, непонятным образом - как мы, как самолет,
как некоторые из машин на улицах - занесенной сюда из иного мира?"
Этого Сюзанна не знала. Зато она поняла другое: она давно
переняла цинический взгляд отца на Бога и те беседы, которые тот ведет
(или не ведет) с сыновьями Адама и дочерьми Евы. Жители Лада
попросту искали причину безжалостно истреблять друг друга, и
барабаны стали не худшим оправданием для бойни.
