его...
- Кем? - быстро спросил Джек.
- Конечно, управляющим. Если пожелаете, в ваше распоряжение можно
предоставить и иные материалы определенного рода...
- Желаю. Очень сильно. - Джек попытался справиться с жаром в голосе и
самым жалким образом потерпел поражение.
- Да, вы настоящий ученый, - сказал Грейди. - Не бросаете тему, пока
та не исчерпается. Истощаете все источники. - Нагнув низколобую голову, он
оттянул лацкан белой куртки и костяшками пальцев стер невидимое Джеку
пятнышко грязи. - И потом, управляющий никак не ограничивает свою
щедрость, - продолжал Грейди. - Никоим образом. Взгляните на меня - бросил
школу в десятом классе. Подумайте, насколько вы сами могли бы продвинуться
в организационной структуре "Оверлука". Возможно... в свое время... на
самый верх.
- В самом деле? - прошептал Джек.
- Но ведь на самом деле это решать вашему сыну, верно? - спросил
Грейди, приподняв брови. Деликатный жест странным образом сочетался с
ними: брови были мохнатыми и создавали впечатление свирепости.
- Это решать Дэнни? - Джек нахмурился, глядя на Грейди. - Конечно,
нет. Нет. Я не позволю своему сыну принимать решения, касающиеся моей
карьеры. Еще не хватало. За кого вы меня принимаете?
- За преданного человека, - тепло сказал Грейди. - Возможно, я плохо
выразился, сэр. Давайте скажем так: ваше будущее здесь зависит от того,
как вы решите поступить относительно своенравного сына.
- Свои решения я принимаю сам, - прошептал Джек.
- Но вам придется разобраться с мальчиком.
- Разберусь.
- Решительно.
- Решительно.
- Мужчина, не умеющий справиться с собственной семьей, представляет
очень небольшой интерес для нашего управляющего. Если человек не в
состоянии направлять жену и сына, вряд ли можно ожидать от него, что он
сумеет выбрать правильный путь для себя - не говоря уже о том, чтобы
принять на себя ответственный пост в столь значительной операции. Он...
- Я же сказал, что приструню его! - выкрикнул Джек, неожиданно впадая
в ярость.
Только что закончилась "Такседо джанкшн", а новая мелодия еще не
начиналась. Крик попал точнехонько в паузу и разговоры за спиной Джека
внезапно прекратились. Его вдруг бросило в жар. Он положительно уверился,
что все до единого не сводят с него глаз. Они покончили с Роджером и
теперь примутся за него. Кувырнись. Служи. Умри. Если будешь играть с нами
мы тоже поиграем с тобой. Ответственный пост. Они хотят, чтобы он принес в
жертву своего сына.
(а теперь он повсюду таскается за Гарри и виляет хвостиком...)
(кувырнись, умри, отдай сына на заклание)
- Пожалуйста, сюда, сэр, - говорил Грейди. - Кое-что, что может вас
заинтересовать.
Разговор потек снова, он делался то громче, то тише, у него был свой
ритм, он то вплетался в музыку, то выбивался из нее. Играли свинговую
вариацию "Тикет ту райд" Леннона и Маккарти.
(слыхал я и лучше - в супермаркете, из громкоговорителя)
Джек идиотски хихикнул. Опустив взгляд к левой руке, он увидел, что
там еще один полупустой бокал. И осушил его одним большим глотком.
Теперь он стоял перед каминной полкой, ноги согревал разожженный в
камине потрескивающий огонь.
(огонь?... в августе?... да... и нет... время стало единым)
Между двумя слониками из слоновой кости стояли часы под стеклянным
колпаком. Стрелки показывали без одной минуты полночь. Он затуманенными
глазами уставился на них. Что, Грейди хотел показать ему вот это? Он
повернулся, чтобы спросить, но Грейди его уже покинул.
Наполовину отыграв "Тикет ту райд", музыканты завершили мелодию медью
фанфар.
- Пришло время! - объявил Горас Дервент. - Полночь! Маски долой!
Маски долой!
Он снова попытался обернуться, чтобы увидеть, какие известные лица
окажутся под глянцем и красками масок, но оцепенел, не в силах отвести
глаз от часов - их стрелки сошлись, указывая вертикально вверх. Гости
продолжали скандировать:
- Маски долой!
Часы начали деликатно вызванивать полночь. Вдоль стального рельса под
циферблатом навстречу друг другу поехали две фигурки - одна справа, другая
слева. Джек смотрел, позабыв, что снимаются маски. Часы зажужжали. Зубцы
повернулись, сцепились; тепло поблескивала латунь. Балансир исправно ходил
из стороны в сторону.
Одна из фигурок изображала поднявшегося на цыпочки мужчину, в руках у
него было зажато что-то наподобие крошечной клюшки для гольфа. Вторая -
маленького мальчика, одетого в бумажный колпачок школьника-лодыря.
Поблескивающие куколки были выполнены фантастически точно. Спереди на
тулье бумажной шапочки малыша Джек прочел надпись: ДУРАК.
Фигурки скользнули на противоположные концы стальной палочки-оси.
Откуда-то безостановочно неслись звенящие ноты вальса Штрауса. В голове
Джека в такт мелодии закрутились слова бредовой рекламной песенки: "корм
для собак... гав-гав-гав-гав... корм для собак..."
В часах папочка опустил на голову мальчугана стальной молоточек. Сын
рухнул вперед. Молоточек поднимался и опускался, поднимался и опускался.
Воздетые вверх для защиты руки мальчика задрожали. Скорчившийся малыш упал
навзничь. А молоточек все поднимался и опускался под легкую, звенящую
музыку Штрауса; казалось, Джек видит лицо мужчины - вспухшие узлы мышц,
сосредоточенность, зажатость - видит, как рот игрушечного папочки
открывается и закрывается, пока он поливает руганью безжизненную
обезображенную фигурку сына.
Изнутри на стеклянном колпаке появилось крошечное красное пятнышко.
Еще одно. Рядом шлепнулись еще два.
Теперь брызги красной жидкости летели вверх, подобно грязному дождю,
они ударялись о стеклянные бока колпака и стекали по ним, мешая видеть,
что делается внутри, а к ярко-алому примешались крошечные серые ленточки
живой ткани, кусочки мозга и кости. И все равно Джек видел, как взлетает и
падает молоток - ведь часовой механизм продолжал поворачиваться, зубцы
по-прежнему цеплялись за рычаги и зубчики этой хитроумной машины.
- Маски долой! Маски долой! - визжал за его спиной Дервент, а где-то
человеческим голосом выл пес.
(но у часов не может идти кровь, часовой механизм не может
кровоточить.)
Кровь залила уже весь колпак. Джек разглядел клочки слипшихся волос -
но и только, слава Богу, ничего больше он не видел, и все равно думал, что
его стошнит, ведь он все еще слышал удары опускающегося молотка, слышал
даже сквозь стекло, слышал не хуже, чем мелодию "Голубого Дуная". Но это
было уже не механическое "тинк-тинк-тинк", когда механический молоток бьет
по механической голове, удары стали мягкими, расплющивающими, глухими -
воздух разрезал настоящий молоток, он с чавканьем опускался на губчатые
грязные останки. Останки, некогда бывшие...
- МАСКИ ДОЛОЙ!
(и над всем воцарилась Красная Смерть!)
В нем поднялся жалобный пронзительный вопль, Джек бросился прочь от
часов, вытянув вперед руки, спотыкаясь; ноги, как деревянные цеплялись
друг за дружку. Он умолял остановить это - забрать его, Дэнни, Венди,
забрать весь мир, если им так хочется, - только остановиться, не погружать
его в полное безумие, оставить хоть крошечный огонек.
Бальный зал был пуст.
Стулья, растопырив ножки, покоились вверх дном на столах, закрытых от
пыли кусками пластика. Красный с золотым узором ковер вернулся на
танцевальную площадку, защищая полированный паркет. Эстрада пустовала,
если не считать отсоединенной микрофонной стойки и пыльной гитары без
струн, прислоненной к стене. Из высоких окон вяло падал холодный утренний
свет - зимний свет.
У Джека по-прежнему кружилась голова, он все еще чувствовал
опьянение, но, обернувшись назад к камину, мгновенно протрезвел. Там
стояли только слоники... и часы.
Спотыкаясь, Джек пересек холодный, полный теней вестибюль и столовую.
Нога зацепилась за ножку стола, тот с треском перевернулся, а Джек
растянулся во весь рост, до крови разбив нос об пол. Он поднялся, шмыгая и
промокая нос тылом руки. Добравшись до бара "Колорадо", Джек ввалился туда
сквозь качающуюся дверь так, что створки отлетели назад и ударились о
стены.
Пусто... но, слава Богу, бар был полон! В темноте тепло поблескивало
стекло и серебряные каемки этикеток.
Однажды, вспомнил Джек, давным-давно он рассердился, что за полками
нет зеркала. Сейчас он был этому рад. Поглядев в него, он увидел бы просто
очередного пьяницу, который только что нарушил зарок не пить: расквашенный
нос, расстегнутая рубаха, взъерошенные волосы, заросшие щеки.
(вот каково, если сунуть в гнездо всю руку.)
Джека вдруг пронзило чувство полного одиночества. Он расплакался,
чувствуя себя неожиданно несчастным, и от души желая умереть. Наверху от
него заперлись жена и сын. Вечеринка закончилась.
Он снова потянулся вперед, к стойке.
- Ллойд, мать твою так, где ты? - заорал он.
Ответа не было. В этой прекрасно обитой
(камере)
комнате не было даже эха, которое вернуло бы его же слова и создало
бы видимость компании.
- Грейди!
Никакого ответа. Только бутылки, стоящие по стойке смирно, все -
внимание.
(кувырнись, умри, апорт, служи, умри)
- Наплевать, сделаю сам, черт вас дери.
Обойдя стойку наполовину, он потерял равновесие и упал вперед, глухо
стукнувшись головой об пол. Он поднялся на четвереньки, вращая глазами
(причем каждый глаз делал это независимо от второго), и что-то невнятно
забормотал. Потом рухнул, повернув голову набок, и захрапел.
Снаружи ветер, который гнал перед собой сгущающийся снег, завыл
громче. Было 8:30 утра.
45. АЭРОПОРТ СТЭПЛТОН, ДЕНВЕР
В 8:31 по горному времени летевшая рейсом N 196 авиакомпании ТВА
женщина разрыдалась и принялась выплескивать свое личное мнение, которое,
возможно, разделяла часть пассажиров (а коли на то пошло, даже экипаж),
что самолет сейчас разобьется.
Женщина с резкими чертами лица подняла глаза от книги и выдала
краткий анализ характера: "Дура", после чего вернулась к чтению. За время
полета она прикончила две порции водки с апельсиновым соком, но, похоже,
не смягчилась.
- Мы разобьемся! - пронзительно причитала женщина. - Я знаю, знаю!
К пассажирке поспешила стюардесса, присела рядом с ней на корточки.
Холлоранн подумал, что только стюардессы и очень молоденькие домохозяйки
умеют присесть на корточки изящно в полном смысле этого слова. Редкий и
чудесный дар. Так он размышлял, а стюардесса тем временем тихонько
уговаривала женщину и мало-помалу успокаивала ее.
Насчет прочих пассажиров рейса N 196 Холлоранн был не в курсе, но сам
он перепугался так, что чуть не наложил в штаны. За окошком виднелась
только налетающая волнами белая пелена. Резкие порывы ветра, налетавшие
словно бы со всех сторон, бросали самолет с боку набок, вызывая тошноту.
Чтобы частично компенсировать это, завели моторы, и в результате пол под
ногами затрясся. Несколько человек за их спиной стонало над "туристами",
одна из стюардесс вернулась с охапкой чистых пакетов, а мужчина, сидевший
на три ряда впереди Холлоранна, сделал "у-у-уп" в свой номер "Нэшнл
Обзервер" и, извиняясь улыбнулся девушке, которая подошла помочь ему
почиститься.
- Все нормально, - успокоила она его, - я себя так чувствую, когда
читаю "Ридерз дайджест".
У Холлоранна был достаточный летный опыт, чтоб предположить, что же
произошло. Они почти все время летели против сильного ветра, над Денвером
неожиданно ухудшилась погода, но теперь уже поздновато было заворачивать
