- В-в-вы пе-переставили т-таймер! В-вы не-ненавидите меня, п-потому
ч-что з-з-знаете... вы знаете... з-з-з-...
С невнятным криком он пулей вылетел из класса, так хлопнув дверью,
что закрепленное в раме изоляцией стекло задребезжало. Джек так и стоял,
скорее чувствуя, чем слыша гулкий топот "адидасов" Джорджа по коридору.
Первой мыслью Джека, которого еще не отпустили ни его норов, ни стыд за
насмешки над заиканием Джорджа, было какое-то нездоровое ликование:
впервые в жизни Джорджу Хэтфилду понадобилось то, чего он не мог получить.
Первый раз случилась неприятность, которую нельзя было поправить с помощью
всех папашиных денег. Невозможно дать взятку речевому центру. Невозможно
предложить языку прибавку пятьдесят долларов в неделю и премию к
Рождеству, чтоб он только согласился перестать вести себя, как иголка
проигрывателя на пластинке с изъяном. Потом стыд полностью поглотил
ликование, и Джек почувствовал себя так, как чувствовал, сломав руку
Дэнни.
О Господи, я же не сволочь. Пожалуйста.
Подобная болезненная радость по поводу отступления Джорджа была
скорее в духе персонажа пьесы, Денкера, нежели драматурга Джека Торранса.
Вы ненавидите меня потому, что понимаете...
Потому, что понимаете... что?
Что такое он мог понимать про Джорджа Хэтфилда, чтоб возненавидеть
его? Что перед Джорджем лежит все будущее? Что он немного похож на Роберта
Редфорда и все девчонки прекращают болтовню, когда в бассейне он делает
двойное сальто с трамплина? Что он играет в футбол и бейсбол с
естественной, незаученной грацией?
Смешно. Совершенная чушь. Джек ни в чем не завидовал Джорджу
Хэтфилду. По правде говоря, несчастное заикание куда сильнее огорчало
Джека, чем самого Джорджа - ведь тот действительно мог бы стать
превосходным спорщиком. А если бы Джек и перевел таймер вперед - чего он,
разумеется, не делал - то лишь по одной причине: и ему, и остальным членам
команды делалось неловко от усилий Джорджа. Они страдали от этого так же,
как страдаешь, когда спикер на вечерних занятиях забывает что-то из своего
текста. Если бы он и перевел таймер вперед, то просто, чтобы... чтобы
избавить Джорджа от столь жалкого положения.
Но он не переводил таймер. В этом он был вполне уверен.
Неделей позже он исключил Джорджа из команды и на этот раз держал
себя в руках. Все крики и угрозы исходили от Джорджа. Еще через неделю в
середине практического занятия он вышел на стоянку, чтоб забрать из
багажника фольксвагена оставленную там стопку справочников, и обнаружил
стоящего на одном колене Джорджа - длинные светлые волосы свисали на лицо,
а в руке был охотничий нож. Джордж резал правую переднюю шину
фольксвагена. Задние шины были уже изрезаны, и "жук" осел на них, как
маленький усталый пес.
В глазах Джека все стало красным, и о последовавшем столкновении он
помнит очень немного. Он помнит хриплое рычание, раздавшееся вроде бы из
его собственной глотки:
- Ладно, Джордж. Раз тебе так хочется, иди-ка сюда, получи свое!
Он помнит, как Джордж поднял изумленные, полные страха глаза. Он
сказал: "Мистер Торранс...", словно собирался объяснить, что это просто
недоразумение. Когда он пришел сюда, шины были уже спущены, а сам он
просто счищал грязь с передних протекторов кончиком ножа, который
совершенно случайно оказался при нем...
Тут, держа перед собой сжатые кулаки, в разговор вступил Джек;
кажется, он ухмылялся. Он не был уверен в этом.
Джордж сжал нож со словами: "Лучше не подходи!" Это было последним,
что запомнил Джек.
Следующее его воспоминание - мисс Стронг, учительница французского
языка, держит его за руки и со слезами кричит:
- Перестаньте, Джек! Перестаньте! Вы его убьете!
Моргая, он тупо огляделся. Охотничий нож неопасно поблескивал на
асфальте в четырех ярдах от них. Фольксваген Джека, его бедный, старый,
видавший виды "жук", ветеран множества диких пьяных полуночных поездок,
сидел на трех спущенных шинах. На правом крыле Джек увидел вмятину, а в
середине вмятины кое-что еще, и было это пятно не то красной краски, не то
крови. На мгновение он растерялся, мысли вернулись
(Господи Исусе, Эл, мы все-таки его переехали)
к той, другой ночи. Потом он перевел взгляд на Джорджа; на Джорджа,
который, изумленно хлопая глазами, лежал на асфальте. Дискуссионная группа
Джека высыпала наружу, они сгрудились у двери, уставившись на Джорджа. Из
ранки на голове по лицу текла кровь, ранка казалась небольшой, но кровь
текла еще и из уха - вероятно, это означало сотрясение мозга. Когда Джордж
попытался встать, Джек, стряхнув руки мисс Стронг, направился к нему. Тот
съежился от страха.
Джек положил руки Джорджу на грудь и уложил его обратно.
- Лежи, не двигайся! - сказал он. - Не пробуй ходить.
Он повернулся к мисс Стронг, которая в ужасе не сводила с них глаз.
- Пожалуйста, мисс Стронг, сходите за школьным врачом, - сказал он
ей.
Тогда она развернулась и помчалась в здание. Он посмотрел на свою
дискуссионную команду, посмотрел им прямо в глаза, потому что снова
почувствовал себя при исполнении, снова - до конца самим собой, а когда он
бывал самим собой, во всем штате Вермонт не было парня симпатичнее.
Конечно, они это понимали.
- Сейчас можете идти домой, - спокойно сказал Джек. - Завтра
встретимся снова.
Но к концу недели из команды ушло шесть человек, двое - довольно
демонстративно, однако это не имело большого значения: ведь к тому времени
Джеку уже сообщили, что его самого уходят.
Тем не менее ему как-то удавалось не притрагиваться к бутылке, а это
уже кое-то, считал Джек.
И ненависти к Джорджу Хэтфилду он не испытывал. Совершенно точно. Не
сам Джек действовал - над ним произвели действие.
Вы ненавидите меня потому, что знаете...
Но он не знал ничего. Он готов был поклясться в этом даже перед ликом
Господним, как клялся бы, что перевел таймер вперед не больше, чем на
минуту.
По крыше, рядом с дырой в черепице, вяло ползали две осы.
Он наблюдал за ними, пока те не расправили крылья - неправильные с
точки зрения аэродинамики, но необъяснимо сильные - и не унеслись с
жужжанием прочь, в сияние октябрьского солнца, возможно, чтобы ужалить еще
кого-нибудь.
Сколько он уже сидит тут, с неприятным удивлением глядя на эту дыру,
выговаривая себе за прошлые грехи? Он посмотрел на часы. Почти полчаса.
Джек спустился к краю крыши, перекинул ногу вниз и прямо под навесом
нащупал верхнюю ступеньку лестницы. Он пойдет в сарай, где высоко на
полке, чтоб не достал Дэнни, хранится дымовая шашка. Он возьмет ее,
вернется наверх, и тогда придет их черед удивляться. Джек искренне верил в
это. Тебя могут ужалить - и ты можешь ужалить в ответ. Через два часа
гнездо станет жеваной бумагой, и Дэнни, если захочет, сможет забрать его к
себе в комнату - когда Джек был совсем маленьким, у него было такое
гнездо, от которого всегда слабо пахло дымком и бензином. Дэнни сможет
повесить его прямо над изголовьем. Ничего страшного не случится.
Мне становится лучше.
В полуденной тишине слова Джека прозвучали уверенно, и звук
собственного голоса успокоил его, хоть он и не собирался говорить это
вслух. Ему действительно становилось лучше. Существовала возможность
постепенно перейти от пассивности к активным действиям и заново оценить
то, что однажды чуть не лишило Джека рассудка, как нечто нейтральное,
представляющее лишь академический интерес, да и то при случае. Если место,
где это можно было сделать, существовало - несомненно, оно было здесь.
Он спустился по лестнице за дымовой шашкой. Они заплатят. Заплатят
ему за укус.
15. ВНИЗУ. ДВОР ПЕРЕД ОТЕЛЕМ
Две недели назад на заднем дворе Джек нашел массивный, выкрашенный
белой краской плетеный стул и, вопреки возражениям Венди, что, честное
слово, уродливей она ничего сроду не видала, перетащил на крыльцо. Сейчас,
устроившись на этом стуле, он коротал время за "Добро пожаловать в трудные
времена" Э. Л. Доктороу, и тут по подъездной дороге в гостиничном
грузовичке протарахтели жена с сыном.
Развернув машину, Венди лихо поставила ее, сперва дав полный газ,
потом тут же вырубив его. Единственная задняя фара грузовичка погасла.
После того, как зажигание выключили, мотор еще сварливо поурчал и,
наконец, замер. Джек поднялся со стула и легкой походкой направился им
навстречу.
- Привет, пап! - крикнул Дэнни и помчался вверх по склону. В руке у
него была коробка. - Смотри, что мне мама купила!
Джек подхватил сына на руки, прокружился с ним два круга и от души
чмокнул малыша в губы.
- Джек Торранс, Юджин О'Нил своего поколения, американский Шекспир! -
сказала с улыбкой Венди. - Странно встретить вас здесь, так высоко в
горах.
- Милая дама, я более не мог выносить простолюдинов, - ответил он и
обхватил ее. Они поцеловались. - Как съездили?
- Отлично. Дэнни жалуется, что я все время дергала машину, но один
раз я ее не поставила и... ой, Джек, ты закончил?
Она смотрела на крышу, и Дэнни посмотрел туда же. Когда он увидел на
крыше западного крыла широкую заплату новой черепицы, зеленеющую ярче, чем
остальная, лицо мальчика прорезала неглубокая морщина. Потом он опустил
глаза к коробке, которую держал в руках, и лицо снова прояснилось.
Картинки, которые ему показал тогда Тони, по ночам возвращались, преследуя
его во всей своей первоначальной ясности, но солнечным днем отмахнуться от
них было легче.
- Вот, смотри, смотри!
Джек взял у сына коробку. В ней оказалась игрушечная машина,
сделанная по одной из карикатур Папаши Рота, которыми в прошлом Дэнни не
раз восхищался. Лихой Лиловый Лимузин, а на коробке был нарисован огромный
фиолетовый автомобиль, его грязный след высвечивали фары длинного
кадиллака, "купе-де-вилль" 59 года. Сквозь крышу лимузина, ухватившись
когтистыми лапами за руль внизу, высовывался монстр - огромный, весь в
бородавках, налитые кровью глаза вылезали из орбит, ухмылка была ухмылкой
маньяка. Сзади из-за поворота выезжала громадная английская гоночная
машина.
Венди улыбалась, и Джек подмигнул в ответ.
- Вот чем ты мне нравишься, док, - сказал Джек, протягивая коробку
обратно. - Тебе по вкусу все спокойное, трезвое, самоуглубленное.
Решительно, ты - сын моих чресел.
- Мама сказала, ты поможешь мне его собрать, как только я смогу
прочесть всего первого "Дика и Джейн".
- Тогда это должно случиться в конце недели, - сказал Джек. - Что еще
у вас в этом симпатичном фургончике, мэм?
- Не-а. - Она схватила его за руку и потянула назад. - Не
заглядывать. Кое-что из этого барахла - для тебя. Мы с Дэнни отнесем все в
дом, а ты можешь забрать молоко. Оно в кабине на полу.
- Вот что я для тебя такое, - вскричал Джек, шлепнув себя ладонью по
лбу. - Просто вьючная лошадь, обычная деревенская скотина. Тащи туда, тащи
сюда, тащи не знаю куда...
- Тащите-ка это молоко на кухню, мистер.
- Это уж слишком! - выкрикнув это, Джек бухнулся на землю, а Дэнни
стоял над ним и хихикал.
- Вставай, вставай, бугай здоровый, - сказала Венди и ткнула Джека
носком кроссовки.
- Видишь? - спросил он Дэнни. - Она обозвала меня бугаем. Ты
свидетель.
- Свидетель, свидетель! - ликуя, подхватил Дэнни и перескочил через
распростертого на земле отца.
Джек сел.
- Кстати, ты мне напомнил, приятель - у меня для тебя тоже кое-что
есть. На крыльце, возле пепельницы.
