в дешевых бульварных газетенках: "Миллионер умирает от недоедания в
своем роскошном особняке", "Старуха-нищенка оказалась богачкой, о чем
свидетельствуют ее банковские счета", "Забытый всеми финансовый магнат
умирает в полном одиночестве".
Он переехал в свой маленький красный домик - за годы краска поблекла
и выгорела и превратилась в грязно-розовую - на следующей же неделе.
Никто, по словам отца, не мог отговорить дядю Отто от этого шага. Год
спустя он продал свою компанию. А я-то думал, что он убил человека с
целью сохранить ее. Странности его множились, однако деловое чутье
никогда не подводило, и сделку при продаже он заключил очень выгодную.
Потрясающе выгодную, так, пожалуй, будет точнее.
И вот мой дядя Отто, состояние которого оценивалось минимум в семь
миллионов долларов, зажил в крошечном домике возле дороги. При том, что
в городе у него остался прекрасный большой дом - запертый, с
заколоченными окнами. К тому времени он перешел из разряда людей
"чертовски странных" в разряд "окончательно сбесившихся сортирных крыс".
Следующий этап характеризовался куда более скучным, бесцветным, но тем
не менее зловещим выражением "возможно, опасен". Выражением, за которым
частенько следуют похороны.
Постепенно дядя Отто превратился в такую же достопримечательность,
что и грузовик, стоявший по другую сторону дороги, хотя лично я
сомневаюсь, чтоб туристы стремились фотографироваться с ним. Он отрастил
бороду, ставшую со временем не белой, а желтой, словно она впитывала
весь никотин его бесчисленных сигарет. Он страшно растолстел. Жирные
отвислые щеки и подбородок были вечно выпачканы чем-то жирным. Люди
часто видели, как он стоит в дверях своего дурацкого маленького домика.
Просто совершенно неподвижно стоит и смотрит на поле.
Смотрит на свой грузовик...
***
Когда дядя Отто перестал приходить в город за продуктами, отец
вызвался проследить за тем, чтобы он не умер голодной смертью. Раз в
неделю отец покупал ему все необходимое, расплачиваясь деньгами из
собственного кармана. Дядя Отто никогда не возвращал ему затраченного -
думаю, ему это просто в голову не приходило. Отец умер за два года до
кончины дяди Отто. Все деньги дяди Отто, согласно завещанию, отправились
в университет Мэна, на факультет лесной и деревообрабатывающей
промышленности. То-то была радость! Особенно с учетом того, как огромна
была перепавшая этому заведению сумма.
В 1972 году я получил водительские права и сам стал привозить ему раз
в неделю продукты. Сперва дядя Отто поглядывал на меня косо и с
некоторым недоверием, затем немного оттаял. А года через три, в 1975-м,
я впервые услышал от него о том, что грузовик приближается к дому.
К тому времени я уже учился в университете в Мэне, но каждое лето
приезжал домой на каникулы, где снова еженедельно доставлял дяде Отто
продукты. Он сидел за столом, курил, поглядывая поверх пакетов и банок,
и слушал мою болтовню. Иногда мне казалось, он просто забывал, кто я
такой.., или притворялся, что забывал. А как-то раз перепугал чуть ли не
до полусмерти, окликнув из окна, когда я проходил к дому: "Это ты,
Джордж?" Кажется, именно тем самым июльским днем 1975-го он вдруг
оборвал мою беспечную болтовню, спросив резко и грубо:
- А что ты думаешь о том грузовике, Квентин?
Вопрос раздался настолько неожиданно, что я поневоле ответил честно и
прямо.
- Когда мне было пять, я описался в нем от страха, - сказал я. -
Думаю, что опять промочу брюки, если поднимусь в кабину.
Дядя Отто смеялся долго и громко.
Я обернулся и с удивлением уставился на него. Прежде я вообще не
слышал, чтобы он смеялся. Смех прервался долгим приступом кашля, от
которого у него побагровели щеки и шея. Потом он поднял на меня глаза.
Они странно блестели.
- Приближается, Квентин. - сказал он.
- Что, дядя Отто? - спросил я. Мне уже была знакома его манера при
разговоре перескакивать с предмета на предмет - возможно, он имел в виду
приближение Рождества, Судного дня, второго Пришествия на Землю Иисуса
Христа, кто его знает:..
- Да этот гребаный грузовик. - ответил он, не спуская с меня
пристального и неподвижного взгляда сощуренных глаз, взгляда, от
которого мне стало не по себе. - С каждым годом все ближе и ближе.
- Правда? - осторожно заметил я, полагая, что им овладела некая новая
навязчивая идея, и непроизвольно бросил взгляд на "крессвелл", стоявший
по ту сторону дороги, среди стогов сена на фоне Белых гор. И на какую-то
безумную долю секунды мне вдруг показалось, что он действительно стал
ближе.
Я отчаянно заморгал, и видение исчезло, грузовик, разумеется,
находился на своем обычном месте, там же, где всегда.
- О да, - пробормотал дядя. - С каждым годом ближе.
- Может, вам очки нужны, а, дядя Отто? Лично я не вижу никакой
разницы.
- Ну, ясное дело, не видишь!.. - злобно огрызнулся он. - Разве ты
видишь, как движется по циферблату часовая стрелка, а? Эта чертова
штуковина перемещается слишком медленно, чтоб замечать.., если, конечно,
не наблюдать за ней долго-долго. Все время, как я смотрю на этот
грузовик... - Тут он подмигнул мне. Я содрогнулся.
- Но зачем ему двигаться, дядя? - спросил я после паузы.
- Ему нужен я, вот зачем, - ответил дядя. - Я у него всю дорогу на
примете. Однажды он ворвется сюда, и мне крышка. Раздавит меня, как
тогда Мака, и мне придет конец.
Он страшно напугал меня - не столько его слова, сколько тон. А
молодые люди обычно реагируют на испуг двумя способами: или бросаются
отбивать атаку, или делают вид, что ничего особенного не произошло.
- В таком случае вам лучше переехать в город, дядя Отто. Если уж вы
так нервничаете, - сказал я, и по моему тону вы бы никогда не
догадались, что по спине у меня бегают мурашки.
Он взглянул на меня.., потом - на грузовик по ту сторону дороги.
- Не могу, Квентин, - сказал он. - Иногда мужчина должен оставаться
на месте и ждать.
- Ждать чего, дядя Отто? - спросил я, хотя и догадывался, что он
имеет в виду грузовик.
- Судьбы, - ответил он и снова подмигнул, но как-то невесело и в
глазах его читался страх.
В 1979 году отец тяжело заболел - отказали почки. Потом ему вдруг
полегчало, но в конце концов болезнь одержала верх. Во время одного из
моих визитов в больницу, осенью, мы с ним вдруг разговорились о дядюшке
Отто. Кажется, у отца тоже имелись кое-какие догадки относительно того
несчастного случая в 1955-м - куда более осторожные, чем мои, однако они
послужили основанием для моих вполне серьезных подозрений. Однако отец и
понятия не имел, насколько глубоко зашел дядя в своем умопомешательстве
на этом грузовике. Я же имел. Я знал, что почти весь день дядя стоит в
дверях, глядя на этот грузовик. Уставившись на него, как смотрит человек
на часовую стрелку циферблата, ожидая, что она сдвинется с мертвой
точки.
***
К 1981 году дядя Отто окончательно съехал с катушек. Какого-нибудь
бедняка на его месте уже давно упрятали бы в психушку, но миллионы на
счету даже очень странного человека позволяют смотреть на разные
чудачества более снисходительно. Особенно в маленьком городке, где
многие уверены, что безумец в своем завещании непременно отпишет хоть
часть своего состояния в пользу городских нужд. Но даже несмотря на эти
(как выяснилось позднее, несбыточные) надежды, к 1981-му все стали
всерьез поговаривать о том, что дядю Отто следует наконец "определить",
для его же блага. Ибо скучное и бесцветное выражение "возможно, опасен"
уже давно превалировало над "окончательно сбесившейся сортирной крысой".
Было замечено, что он бегает мочиться прямо на обочину, вместо того
чтобы заниматься этим в лесу, где стоял дощатый туалет. Иногда, справляя
нужду, он грозил "крессвеллу" кулаком. Кое-кто из проезжавших мимо в
машинах людей думал, что дядя Отто грозит им.
Грузовик на фоне картинно белеющих вдали гор - это одно, а писающий
возле дороги с расстегнутой ширинкой и спущенными до колен подтяжками
дядя Отто - это уже совсем другое. Такая достопримечательность туристов
не привлекала.
Я к тому времени уже успел сменить джинсы, в которых ходил в колледж,
на строгий деловой костюм, однако по-прежнему привозил продукты дяде
Отто. Я также пытался убедить его перестать справлять нужду возле дороги
- хотя быв летнее время, когда любой проезжающий из Мичигана, Миссури
или Флориды может застать его за столь неблаговидным занятием. Но ничего
так и не добился. На его взгляд, все это были мелочи, пустяки по
сравнению с грузовиком. Он окончательно свихнулся на "крессвелле". Дядя
утверждал, что грузовик уже успел переползти на его сторону дороги, что
он находится во дворе, прямо перед домом.
- Прошлой ночью просыпаюсь где-то около трех и вижу: стоит там, прямо
под окошком, Квентин, - говорил он. - Нет, молчи! Я хорошо видел, как
отсвечивал лунный свет на ветровом стекле, а сам он находился ну
буквально в шести футах от моей кровати! Прямо сердце чуть не
остановилось, чуть не остановилось, Квентин... Я вывел его из дома и
показал, что "крессвелл" находится там же, где всегда, чуть наискосок
через дорогу. В том же поле, где Маккатчеон некогда собирался построить
дом. Не помогло.
- Это ты видишь, мальчик, - заметил дядя. В голосе его звучало
бесконечное презрение, сигарета тряслась в руке, глаза вылезали из
орбит. - Это ты так видишь...
- Но, дядя Отто... - тут я позволил себе пофилософствовать, - каждый
видит то, что хочет увидеть.
Он словно не слышал.
- Проклятая тачка, почти достала меня... - прошептал он.
Я почувствовал, как по спине побежал холодок. Дядя Отто вовсе не
походил на сумасшедшего. Был угнетен? Да. Напуган? Безусловно... Но
сумасшедшим назвать его было нельзя. И тут перед глазами предстала
картинка из прошлого: отец подсаживает меня в кабину. Я вспомнил, как
там пахло: соляркой, кожей и еще.., кровью.
- Почти достала меня, - повторил дядя Отто.
И через три недели это случилось.
***
Первым тело обнаружил я. Была среда, солнце уже клонилось к закату,
на заднем сиденье "понтиака" стояли два пакета с продуктами. Вечер
выдался на удивление жаркий и душный. Время от времени где-то вдалеке
погромыхивал гром. Помню, я почему-то занервничал, свернул на дорогу
"Черный Генри", словно был уверен: что-то непременно случится. Однако
тут же попытался убедить себя, что все это вызвано перепадами в
атмосферном давлении.
Свернул еще раз - и взору открылся маленький красный домик. И тут же
возникла галлюцинация - на секунду показалось, что грузовик стоит во
дворе, у самой двери, нависает над домиком, огромный и грозный, с
потрескавшейся красной краской на прогнивших бортах. Нога уже опустилась
к тормозной педали, но не успела надавить на нее - я моргнул, и видение
исчезло. Но я уже знал, что дядя Отто мертв. Нет, ни звуков труб, ни
световых сигналов - просто появилась абсолютная уверенность в том, что
он лежит там сейчас бездыханный и неподвижный. Так же четко иногда
представляешь, как в знакомой комнате расставлена мебель.
Я быстро въехал во двор и, выскочив из машины и оставив пакеты на
заднем сиденье, направился к двери.
Дверь была распахнута, он никогда не запирал ее. Как-то я спросил
дядю об этом, и он терпеливо начал объяснять, как объясняют
какому-нибудь недоумку совершенно очевидные вещи: он не запирает дверь
по той простой причине, что "крессвелл" этим все равно не удержать.
Он лежал на кровати в левом углу комнаты, кухня была отгорожена
