Он ждал, зажав в пальцах каждой руки по незажженной спичке,
вглядываясь сквозь переплетение веток. В нос бил запах мескитового
дерева, перемешанный с другим, не менее сильным запахом - горящей нефти.
От воя червоточины голова шла кругом. Роланд думал о том, как летел в
розовом вихре.., о том, как быстро исчез образ Сюзан. Спасибо богам, что
есть Шими, мелькнуло у него в голове. Он проследит за тем, чтобы день
для нее закончился в укромном месте. Но воющая червоточина словно
насмехалась над ним, спрашивая, а может, он увидел далеко не все.
Теперь Латиго и его люди на полном скаку преодолевали последние
триста ярдов, отделяющие их от устья каньона, скачущие сзади быстро к
ним приближались. Первая группа, пожалуй, уже не могла остановиться:
догоняющие просто растоптали бы их.
Пора. Роланд сунул первую спичку между зубами, рванул вперед. Она тут
же зажглась, обдав жаром язык. Прежде чем сгорела серная головка, Роланд
поднес спичку к пороху одной из канавок. Он вспыхнул сразу же, и дорожка
огня побежала под ветками справа от тропы. Роланд перебежал тропу, по
ней могли проехать бок о бок два всадника, подпалил вторую пороховую
канавку и со всех ног помчался в каньон.
20
Мать и отец, неожиданно вспыхнуло в мозгу. Из какой глубины выплыло
это воспоминание. Мать и отец. На озере Сарони.
Когда они поехали туда, на прекрасное озеро Сарони в северной части
феода Гилеад? Этого Роланд припомнить не мог. Знал только, что был тогда
очень маленьким, а перед ним открылась широкая полоса прибрежного песка,
идеального места для строительства замков. Этим он и занимался в тот
день (может, они поехали отдохнуть? Хоть раз мои родители отдыхали от
насущных дел?), когда что-то, возможно, крики кружащих над озером птиц,
заставило его вскинуть голову. И он увидел их, Стивена и Габриэль
Дискейн, у кромки берега, спиной к нему. Они стояли, обняв друг друга за
талию, глядя на синюю воду под синим летним небом. Какой же любовью к
ним наполнилось в тот миг его сердце! Безграничной любовью, которая,
переплетаясь с надеждой и памятью, образует Яркую Башню в жизни и душе
каждого человека.
Теперь же он испытывал не любовь, но ужас. Ибо видел перед собой (а
бежал он к расселине, начинающейся у самой границы червоточины) не
Стивена из Гилеада и Габриэль из Артена, но своих лучших друзей,
Катберта и Алена. Они не обнимали друг друга за талию, но держались за
руки, как дети из сказки, заблудившиеся в сказочном лесу. Птицы кружили
над ними, но стервятники, а не чайки. А поблескивала перед ними, дымясь
туманом, отнюдь не вода.
То была червоточина, к ней и шагнули под взглядом Роланда Катберт и
Ален.
- Остановитесь! - не своим голосом закричал он. - Остановитесь, ради
ваших отцов!
Они не остановились. Так и шагали, взявшись за руки, к дымящейся,
зеленоватой поверхности червоточины. Она же визжала от удовольствия,
манила к себе, обещая неземные наслаждения. Она подчиняла разум и
нейтрализовала нервную систему.
Роланд явно не успевал их догнать, однако нашел, наверное,
единственный способ их остановить: выхватил револьвер и выстрелил поверх
их голов. В замкнутом пространстве каньона выстрел прогремел громовым
раскатом, на мгновение полностью заглушив вой червоточины. Юноши
остановились в нескольких дюймах от зеленоватой мерзости. Роланд уже
испугался, что сейчас она выкинет щупальца и ухватит Катберта и Алена,
как ухватила низко летящую птицу в ночь, когда они приезжали сюда под
Мешочной Луной.
Еще дважды он выстрелил в воздух, эхо выстрелов отразилось от стен
каньона и вернулось к нему.
- Стрелки! - крикнул Роланд. - Ко мне! Ко мне!
Ален повернулся первым. Его остекленевшие глаза еще ничего не видели.
Катберт сделал еще шаг к червоточине. Носки его сапог исчезли в
зеленовато-серебристой бахроме, что окаймляла ее (вой усилился, словно в
предвкушении добычи), но тут Ален дернул Катберта за руку. Катберт
споткнулся о камень и упал. Когда он поднял голову, глаза его
прояснились.
- Боги! - пробормотал Катберт, с трудом поднявшись. Роланд заметил,
что носки его сапог исчезли, словно аккуратно отрезанные садовыми
ножницами. Из дырок торчали большие пальцы. - Роланд, -вместе с Аденом
он, волоча ноги, двинулся к Роланду. - Роланд, мы едва не послушали ее.
Она разговаривает!
- Да. Я знаю. Пошли. Времени у нас нет.
И он повел их к расселине в стене каньона, моля богов, чтобы те
позволили им подняться достаточно высоко, чтобы избежать града пуль,
который непременно обрушился бы на них, появись Латиго в каньоне до
того, как их укроет расселина.
Резкий горький запах начал заполнять воздух. И от груды веток к ним
потянулись сероватые струйки дыма.
- Катберт, ты первый. Ален - за ним. Я - последним. Карабкайтесь
живее, парни. На карте наши жизни.
21
Люди Латиго вливались в зазор, делящий груду веток надвое, как вода в
тоннель. По мере их продвижения вперед зазор расширялся. Нижний слой
высохших веток уже горел, но в своем нетерпении настичь троих юношей они
то ли не видели язычков пламени, то ли не обращали на них внимания. Не
почувствовали они и резкого запаха дыма: люди слишком долго дышали вонью
горящей нефти, чтобы различать какие-то другие запахи. Да и у самого
Латиго, который первым ворвался в груду веток, в голове билась только
одна мысль, заставляющая трепетать от предвкушения сладкой мести: каньон
замкнутый, с отвесными стенами, каньон замкнутый, с отвесными стенами!
Однако что-то еще все настойчивее стучалось в его мозг по мере того,
как копыта лошади лавировали не только среди камней, но и (костей)
множества выбеленных солнцем черепов и костей коров, овец, других
животных. Какой-то дребезжащий, сводящий с ума вой уверенно заполнял
голову, заставляя слезиться глаза. Однако хоть звук был и силен (звук
ли, он же звучал не снаружи, а внутри головы), Латиго невероятные
усилием воли заглушил его, заставив себя думать о том, что (каньон
замкнутый, с отвесными стенами, каньон замкнутый, с отвесными) он
вот-вот отомстит обидчикам. Да, по возвращении ему придется отчитываться
перед Уолтером, может, перед самим Фарсоном, да он понятия не имел,
какое наказание ждало его за потерю нефти.., но все это будет позже. А в
тот момент он хотел только одного - убить этих наглецов.
Впереди каньон чуть поворачивал к северу, и дно его уходило вниз.
Наверное, они там, но деваться-то им все равно некуда. Небось, прижались
к дальней стене каньона или прячутся между камней. Что ж, Латиго ударит
по ним из всех стволов, и рикошеты пуль заставят их выйти на открытое
место. Они еще выйдут с поднятыми руками, надеясь на милосердие
победителей. Тщетная надежда. После того, что они сделали, после того...
Когда Латиго огибал излом, уже с револьвером в руке, его лошадь
закричала, не заржала - закричала, как женщина, и поднялась на дыбы.
Латиго успел ухватиться за рог передней луки и удержался в седле, но
лошадь на чем-то поскользнулась и повалилась на бок. Латиго выдернул
ноги из стремян, спрыгнул на землю, увернувшись от падающего животного,
тут он почувствовал, что вой, который он гнал от себя, стал в десять раз
сильнее, усилился до такой степени, что глаза завибрировали в глазницах,
а из головы вышибло ту единственную, самую важную мысль (каньон
замкнутый, стены отвесные, каньон замкнутый, стены...).
С такими, как Джордж Латиго, червоточина справлялась без труда.
Мимо приземлившегося на четвереньки Латиго проскакивали всадники, на
которых напирали сзади другие всадники, парами протискивающиеся через
зазор в нарубленных ветках (потом, по мере того как зазор расширялся,
уже и тройками).
Перед Латиго мелькали черные хвосты и серые ноги лошадей, сапоги,
башмаки, джинсы всадников. Он попытался встать, и тут же лошадиное
копыто угодило ему в затылок. Шляпа смягчила удар, и Латиго не потерял
сознания, но тяжело рухнул на колени, наклонившись вперед, словно
собрался помолиться. Перед его глазами заплясали звезды, а по шее
потекла кровь из рваной раны на затылке, нанесенной копытом.
Теперь он слышал, как ржут другие лошади. И кричат люди. Вновь
поднялся, кашляя в поднятой лошадьми пыли (едкой пыли, которая резала
горло, как дым), и увидел Хендрикса, который пытался податься на юг или
восток, вырваться из-под напирающих всадников. Ему это не удавалось.
Самую дальнюю треть каньона занимало какое-то болото, заполненное
зеленоватой, клубящейся паром водой. Под верхним слоем воды, похоже,
затаилась трясина, в которой, судя по всему, и увязли ноги лошади
Хендрикса. Она громко заржала, пытаясь подняться на дыбы.
Но передние копыта словно приклеились к зеленоватой воде. Хендрикс
пинал и пинал лошадь, но та не могла сдвинуться с места, хоть и
пыталась. А голодный дребезжащий вой забивал уши Латиго и заполнял весь
каньон.
- Назад! Поворачивайте назад!
Он хотел выкрикнуть эти слова, но едва прохрипел их. И всадники
по-прежнему проносились мимо него, поднимая пыль, невероятно густую
пыль. Латиго набрал полную грудь воздуха, чтобы крикнуть громче.., они
должны повернуть назад, в каньоне Молнии затаилось что-то ужасное.., и
выдохнул, не произнеся ни слова.
Ржущие лошади. Едкий дым.
И этот ужасное, сводящее с ума дребезжание. Лошадь Хендрикса
затягивало в болото, с выпученными глазами, оскаленными зубами,
падающими с губ хлопьями пены. Вот Хендрикс упал в вонючую воду, над
которой поднимался парок, да только не в воду. Болото выпростало зеленые
щупальца. Одно прошлось по щеке, обнажая белые кости, второе вырвало
глаза, остальные обхватили тело и потащили в глубину. Но прежде чем
Хендрикс скрылся под зеленоватой поверхностью, Латиго увидел, как из
раззявленного рта густым потоком хлынула кровь.
И другие это увидели, попытались податься прочь от зеленой западни.
Но на тех, кому это удалось, надавила следующая людская волна, некоторые
из всадников продолжали подбадривать себя воинственными криками. Новые
люди и лошади посыпались в зеленоватое марево, которое с жадностью
заглатывало их. Латиго увидел солдата, которому отдавал свой револьвер.
Бедолага, который, подчиняясь приказу Латиго, застрелил одного из своих
товарищей, чтобы привести остальных в чувство, вопя, спрыгнул с лошади и
на четвереньках пополз прочь от зеленой мерзости, которая уже ухватила
его лошадь. Попытался подняться на ноги, но оказался на пути двух
всадников. Успел закрыть руками лицо и тут же угодил под копыта.
Крики раненых и умирающих заполнили каньон, но до Латиго они долетали
из далекого далека. Слышал он лишь дребезжащий вой, в котором, однако,
начал различать слова. Голос приглашал его прыгнуть в болото. Покончить
со всем этим ужасом. Почему нет? Ведь все кончится, не так ли? Будет
поставлена точка.
Но вместо того чтобы подчиниться, он попятился от западни, и на этот
раз попытка удалась: напор всадников ослабевал. Те, кто последними
прорвался сквозь устье каньона, придержали лошадей. Но их силуэты
терялись в густом дыму.
Эти коварные мерзавцы подожгли нарубленные ветки. Боги небес, боги
земли, я думаю, мы в ловушке.
Он не мог отдавать команды - всякий раз когда Латиго набирал полную
грудь воздуха, он вылетал из нее сухим кашлем, - но сумел схватить за
руку проезжающего всадника, парнишку лет семнадцати, и скинуть его с
лошади. Паренек полетел головой вниз и размозжил голову о камень. Латиго
же запрыгнул в седло еще до того, как последняя дрожь ушла из ног
паренька.
Он развернул лошадь и направил ее к устью каньона, но через двадцать
