на рациональном уровне - от большинства религиозных представлений о
мире, что-то к ней все-таки прилипло и осталось с ней навсегда. По
словам самой Мэри, монахини покрыли ее шестью слоями лака и тремя слоями
воска. После того, как у нее родился мертвый ребенок, ее мать послала к
ней в больницу священника, чтобы она могла как следует исповедоваться, и
Мэри разрыдалась, увидев его. От ее рыданий у него чуть не разорвалось
сердце - с тех пор ему довелось испытать такие муки только один раз.
Как-то раз по его просьбе она перечислила ему список всех смертных и
простительных грехов, и хотя она изучала их на занятиях по закону божию
двадцать, двадцать пять, а то и тридцать лет назад, список казался (ему,
по крайней мере) полным и безупречным. Но некоторые пункты он никак не
мог для себя прояснить. Иногда один и тот же поступок считался смертным
грехом, а иногда - простительным. Вроде бы, это зависело от состояния
души и ума грешника. Сознательная воля ко злу. Интересно, это она ему
сказала во время тех стародавних обсуждений, или это Фредди только что
шепнул ему на ушко? Эта формулировка озадачила его и поселила в его
сердце тревогу. Сознательная воля ко злу. В конце концов ему показалось,
что он установил для себя два самых важных и самых серьезных смертных
греха - самоубийство и убийство. Тут уж не могло быть никаких
кривотолков. Однако один из последующих разговоров - с Роном Стоуном,
кажется, да, точно, с ним - внес дальнейшую неясность. Иногда, по словам
Рона (они разговаривали в баре, за выпивкой, и было это лет десять
назад), убийство могло быть и простительным грехом. А может быть, и
вообще не грехом. К примеру, если ты хладнокровно отправлял на тот свет
человека, который изнасиловал твою жену, то это мог оказаться
простительный грех. А если ты убивал кого-то в справедливой войне - так
в точности Рон и сказал, он почти слышал его голос в отдаленной комнатке
сознания, - то это вообще был не грех. Рон был уверен, что все
американские солдаты, убивавшие нацистов и япошек, будут в полном
порядке, когда наступит Судный День.
Оставалось самоубийство, шипящее слово. Он приближался к участку, где
велись дорожные работы. Впереди показались черно-белые заградительные
барьеры с круглыми сверкающими рефлекторами и оранжевыми табличками. На
одной из них было написано:
КОНЕЦ ДОРОГИ ВРЕМЕННО
Другая сообщала:
ОБЪЕЗД - СЛЕДИТЕ ЗА ЗНАКАМИ
Третья гласила:
ЗОНА ПОДРЫВНЫХ РАБОТ! ВЫКЛЮЧИТЕ РАДИОПРИЕМНИКИ
Он остановился у обочины, поставил ручку передач на нейтраль, включил
дальний свет и вышел из машины.
Сначала он думал, что все очень просто: ты совершаешь смертный трех,
и ты проклят навеки. Можешь славить Деву Марию, пока язык не отвалится,
но все равно неминуемо отправишься в ад. Но Мэри сказала, что так бывает
не всегда. Что существуют такие вещи, как исповедь, раскаяние,
искупление. Все это сбивало с толку. Христос сказал, что убийца не
наследует жизнь вечную, но он также сказал и о том, что тот, кто верует
в него, не погибнет. Тот, кто верует. Похоже, в библейской доктрине
столько же уловок, сколько в договоре о купле-продаже, составленном
каким-нибудь стряпчим по темным делам. Вот только с самоубийством все
ясно. В самоубийстве нельзя исповедоваться, в нем нельзя покаяться, за
него нельзя получить отпущение, потому что этот грех одним махом отрезал
серебряную ниточку жизни и посылал тебя в странствия по загробным мирам.
А... А, собственно говоря, почему он обо всем этом размышляет? Он никого
не собирается убивать и уж наверняка не совершит самоубийства. Он даже
никогда не задумывался о самоубийстве. Во всяком случае, вплоть до
самого последнего времени.
Он уставился на черно-белые заграждения, чувствуя, как холод
пробирается к нему под пальто.
Техника стояла внизу, под снегом. Царил на площадке, разумеется, кран
с ядром. В своей задумчивой неподвижности он приобрел вид, внушающий
благоговейный трепет. Со своей устремленной в снежную черноту
скелетоподобной стрелой он напомнил ему молящегося богомола, впавшего в
зимнюю спячку.
Он отодвинул в сторону один из барьеров, оказавшийся очень легким.
Потом он вернулся к машине, завел ее и врубил первую передачу. Машина
медленно поползла вперед к краю дороги и вниз по склону, утрамбованному
регулярно проезжавшей по нему тяжелой техникой. По грязи машина
скользила не так сильно, как по льду Съехав вниз, он снова поставил
передачу на нейтраль и выключил фары. Выйдя из машины, он поднялся вверх
по склону и поставил барьер на место. Потом спустился вниз.
Он открыл заднюю дверь "ЛТД" и достал мэрино ведро. Взяв ведро, он
обошел машину кругом и поставил его на пол перед сиденьем, на котором
стояла картонная коробка с бутылками. Он снял с ведра крышку и, напевая
с закрытым ртом какую-то мелодию, старательно вымочил каждый фитиль в
бензине. Покончив с этим, он взял ведро с бензином, подошел к крану и
стал взбираться в незапертую кабину, изо всех сил стараясь не
поскользнуться. Он был охвачен сильным волнением, сердце его билось
часто-часто, горло сжалось и пересохло от нервного перенапряжения.
Он облил бензином сиденье, пульт управления, коробку передач. Потом
он шагнул на узкий покрытый заклепками уступ, шедший вокруг двигателя, и
вылил остатки бензина под капот. В воздухе стоял сильный запах. Перчатки
его промокли, руки онемели почти сразу же. Он спрыгнул вниз, сдернул
перчатки и запихнул их в карман пальто. Первая коробка спичек выпала из
его онемевших пальцев. Он принялся за вторую коробку, но ветер задул
первые две спички, которые ему удалось зажечь. Тогда он повернулся
спиной к ветру, скрючился в три погибели над коробком и ухитрился-таки
зажечь одну спичку. Он поднес ее к остальным, и они с шипением
вспыхнули. Он бросил пылающий коробок в кабину.
Сначала он подумал, что спички погасли, так как ничего не произошло.
Но потом раздался глухой хлопок, и языки пламени вырвались из кабины в
яростном порыве, заставив его отступить на два шага. Он поднес руку к
глазам, защищая их от распускающегося ярко-оранжевого цветка.
Змейка огня выползла из кабины, метнулась к капоту, помедлила одно
мгновение, а потом юркнула внутрь. На этот раз звук взрыва не был
глухим. КХА-БУУУУМ! И неожиданно капот сорвало и подкинуло вверх, так
что он почти скрылся из виду, переворачиваясь и гремя в воздухе. Что-то
просвистело совсем рядом с его ухом.
Горит! - подумал он. - И в самом деле горит! Он начал танцевать в
разорванной огненными сполохами темноте. Лицо его исказилось в экстазе
настолько сильно, что, казалось, еще немного, и его черты разлетятся на
миллионы улыбающихся осколков. Он сжал руки в кулаки и размахивал ими
над головой - Урааааааааа! - кричал он, и ветер подхватывал его крик и
завывал в ответ. - Уррраааааааа! Черт возьми! Это победааа! Ураааааа!
Он бросился к машине, поскользнулся на снегу и упал. Возможно, именно
это обстоятельство спасло ему жизнь, так как в тот же самый момент
бензобак крана взорвался, усыпав все вокруг обломками в радиусе сорока
футов Раскаленный кусок металла пробил правое стекло "ЛТД", покрыв его
пьяной паутиной трещин.
Он поднялся, весь в снегу с ног до головы, и взобрался за руль. Он
снова надел перчатки, чтобы не оставлять отпечатков пальцев, хотя в
конце концов мысль об этих предосторожностях показалась ему смешной. Он
завел машину, почти не ощущая ключа в одеревеневших пальцах, и надавил
изо всех сил на педаль газа; "газанул" - так они называли это, когда
были детьми, и мир был молод. Микроавтобус швыряло из стороны в сторону.
Кран яростно пылал - он и не рассчитывал, что пожар будет таким сильным.
Кабина превратилось в ад, огромное лобовое стекло вылетело.
- Горячо! - крикнул он. - Поддай еще жару! Ох, Фредди, горячо! Черт
возьми! Он объехал кран, и на мгновение огненные сполохи превратили его
лицо в зловещую черно-оранжевую маску. Он ткнул указательным пальцем в
приборную доску, пытаясь вдавить зажигалку. С третьего раза ему это
удалось. Вся техника стояла рядами слева от него, и он опустил стекло.
Мэрино ведро каталось по полу взад и вперед, а бутылки с бензином
пустились в бешеную пляску, дробно позвякивая друг о друга, когда
микроавтобус подпрыгивал на подмерзших ухабах.
Зажигалка выскочила со щелчком, и он резко затормозил. Микроавтобус
занесло набок, и он остановился. Он вынул зажигалку, взял из коробки
одну бутылку и прижал к фитилю пылающую спираль. Фитиль вспыхнул, и он
швырнул бутылку за окно. Она разбилась о покрытую запекшейся грязью
гусеницу бульдозера, и пламя весело заплясало вокруг. Он снова вдавил
зажигалку, проехал ярдов двадцать и швырнул еще три бутылки в темную
громаду асфальтоукладчика. Первая пролетела мимо, вторая ударилась в
бок, и горящий бензин вылился на снег, не причинив никакого вреда, зато
третья попала точно в кабину.
- В десяточку! - завопил он.
Еще один бульдозер. Асфальтоукладчик поменьше. Потом он подъехал к
вагончику на домкратах. На двери висело объявление:
Лэйн Констракшн Компани Местное Представительство ПО ВОПРОСАМ ПРИЕМА
НА РАБОТУ СЮДА НЕ ОБРАЩАТЬСЯ!!!!
Пожалуйста, вытирайте ноги Он подогнал "ЛТД" почти вплотную и швырнул
четыре горящие бутылки в большое окно рядом с дверью. Все бутылки попали
внутрь: первая разбила стекло и разбилась сама, опустив за собой
пылающий занавес.
Позади вагончика стоял большой грузовик. Он вышел из машины, дернул
правую дверь и обнаружил, что она не заперта. Он поджег фитиль у одной
из своих гранат и бросил ее внутрь. Языки пламени жадно взвились по
сиденью.
Он вернулся в свою машину и обнаружил, что осталось всего лишь четыре
или пять бутылок. Он поехал дальше, ежась от холода, пропахший насквозь
бензином, с длинной ниткой соплей под носом и широкой ухмылкой от уха до
уха.
Гусеничный экскаватор. Он швырнул в него все оставшиеся бутылки, ни
одна из которых не причинила ему вреда, кроме последней, подорвавшей
заднюю гусеницу.
Он пошарил в коробке, вспомнил, что она пуста, и глянул в зеркальце
заднего обзора.
- Едрит твою налево! - завопил он. - Через жопу вдоль забора, Фредди!
Ах ты засранец гребаный! Позади него в густой снежной тьме пылало
несколько пожаров, словно освещая взлетную полосу неведомого аэродрома.
Яростные языки пламени вырывались из окон "Лэйн Констракшн Компани".
Грузовик превратился в огненный шар. Кабина асфальтоукладчика стала
огненным котлом. Но кран был настоящим шедевром! Он сиял огненным маяком
ревущего желтого пламени. Его шипящий факел освещал неверным светом
почти всю стоянку.
- Вот вам и подрывные работы, чтоб у вас член отсох! - закричал он.
Самообладание начало понемногу возвращаться к нему. Обратно ехать не
имело смысла. Вскоре на Грэнд приедет полиция, а может быть, они уже
там. И пожарные. Может ли он выбраться, если поедет вперед, или он в
тупике?
Площадь Хэрон. Он вполне может выехать на площадь Хэрон. Ему придется
въехать по склону, крутизна которого составляет градусов двадцать пять,
может быть, и тридцать. Кроме того, ему надо будет снести барьеры
дорожного управления, но заграждения безопасности должны быть
демонтированы. Возможно, у него получится. Да. У него получится. Этой
ночью он может все.
Он въехал на еще не покрытое асфальтом полотно новой дороги. "ЛТД"
швыряло из стороны в сторону. Фары были погашены, работали только
подфарники. Увидев справа и сверху от себя фонари Хэрон, он стал
увеличивать скорость, и когда стрелка спидометра миновала отметку
тридцать, он направил машину на насыпь. Скорость достигла сорока, когда
