Коротышка выплюнул ком оторванной ткани, затем снова нахлобучил панаму
на голову. Эта собака моя, Шот-таймер! Я собирался позабавиться с ней!
Думаю, теперь я позабавлюсь с тобой, а? С тобой и с твоими друзьями!
- Убирайся отсюда!
В ответ раздалась грязная брань.
Ральф знал, где и от кого он слышал эти чарующие слух слова: так же
ругался Эд Дипно около ворот аэропорта летом девяносто второго года.
Такое не забывают, и неожиданно Ральфа охватил ужас. Во что же он
вляпался?
5
Ральф поднес руку к голове, но что-то внутри него изменилось. Он
снова мог опустить руку вниз режущим жестом, но возникла уверенность,
что на этот раз никаких синих клиньев не последует.
Доктор, очевидно, не знал, что ему угрожают незаряженным пистолетом.
Он отпрянул, поднимая руку со скальпелем в защитном жесте. Гротескно
искусанная панама соскользнула на глаза, отчего он стал походить на
карикатурную версию Джека Потрошителя... Страдающего патологической
неадекватностью, вызванной крайней близорукостью.
Я проучу тебя за это, Шот-таймер! Погоди у меня! Дождешься! Ни один
из Смертных не смеет шутить со мной!
Но пока лысоголовому карлику хватило. Он бросился наутек по заросшей
сорняками тропинке между прачечной и жилым домом, его грязный халат
хлопал по штанинам вытертых джинсов. Вместе с карликом исчезла и яркость
дня. Для Ральфа ее уход был отмечен никогда ранее не изведанным
ощущением. Он чувствовал себя абсолютно проснувшимся, безгранично
энергичным и чуть ли не лопающимся от радостного возбуждения.
"Я прогнал его. Господи! Я заставил отступить этого сукиного сына".
Ральф не имел ни малейшего представления, кем на самом деле являлось
создание в белом халате, но он знал, что спас от него Розали, и пока
этого было достаточно. Вопрос о здравости собственного рассудка,
возможно, вернется ранним утром, когда он, как всегда сидя в кресле,
будет смотреть на пустынную, застывшую внизу улицу, но в данный момент
Ральф чувствовал себя на миллион баксов. - Ты ведь видела его, Розали?
Ты видела этого отвратительного маленького... Посмотрев вниз, он
обнаружил, что Розали больше нет у его ног, он вовремя поднял голову,
успев заметить, как собака прошмыгнула в парк, опустив морду и поджав
подбитую лапу.
- Розали! - крикнул он. - Эй, девочка!
И даже не понимая почему - разве только потому, что они вместе
пережили нечто экстраординарное, - Ральф ринулся за собакой, сначала
трусцой, потом бегом, затем галопом.
Ральф давно не бегал. Раскаленная игла боли вонзилась в левый бок,
распространяясь за лопатку и на всю грудь. В глубине парка он, наконец,
остановился, нет - замер, упираясь руками в согнутые колени. Пот щипал
глаза и катился по лицу, как слезы. Ральф хрипло дышал, размышляя,
обычная ли это колющая боль, возникавшая у него во время бега на
школьном стадионе, когда он учился в старших классах, или так чувствует
себя человек, с которым приключился фатальный сердечный приступ.
Через тридцать или сорок секунд боль начала отступать, значит, это
все-таки покалывание в боку. Отличное подтверждение тезиса Мак-Говерна:
"Я кое-что скажу тебе, Ральф, - в нашем возрасте умственные устройство
явление распространенное". Ральф не знал, так ли это, зато он сознавал,
что от года, когда он участвовал в соревнованиях по бегу, его отделяет
почти столетие и что погоня за Розали была глупостью, возможно,
представляя опасность для его здоровья. Схвати у него сердце, вряд ли
Ральф оказался бы первым стариком, наказанным коронарным тромбозом за
возбуждение и игнорирование тою факта, что его восемнадцать уже давно
ушли, и ушли навсегда.
Боль слабела, Ральф приходил в себя, но ноги еще не слушались, словно
могли без предупреждения подкоситься в любой момент и сбросить его на
дорожку, посыпанную гравием. Ральф поднял голову в поисках ближайшей
скамьи и увидел нечто, заставившее его забыть о бродячей собаке,
дрожащих ногах, даже о возможности инфаркта. Ближайшая скамья находилась
в сорока шагах по левой тропинке, на вершине небольшого холма. На скамье
в добротном голубом пальто сидела Луиза Чесс. Обтянутые перчатками руки
покоились на коленях, а сама Лукза рыдала так, будто у нее вот-вот
разорвется сердце.
Глава двенадцатая
1
- Что случилось, Луиза?
Она взглянула на него, и первое, что пришло ему на ум, стало
воспоминание: пьеса, которую они с Кэролайн смотрели в Бангоре восемь
или девять лег назад. Некоторые актеры изображали мертвецов, их грим
составляли ярко-белые клоунские белила и черная краска под глазами для
создания впечатления огромных пустых глазниц.
Вторая мысль была немного проще: "Енот", Луиза либо увидела отражение
его мыслей на лице, либо догадалась о своем виде, потому что,
отвернувшись, стала возиться с замком сумочки, затем просто закрыла лицо
руками.
- Уходи, Ральф, - хриплым, дрожащим голосом попросила женщина. - Я
сегодня неважно себя чувствую.
При обычных обстоятельствах Ральф выполнил бы ее просьбу, поспешил бы
прочь не оглядываясь, испытывая чувство стыда из-за того, что
натолкнулся на нее, такую беззащитную, с растекшейся тушью под глазами.
Но обстоятельства встречи, окрашенные ощущением легкости и
возвышенности другого мира Дерри, заставили его остаться. К тому же
Ральф чувствовал чтото еще - простое и откровенное. Ему неприятно было
видеть Луизу, в чьем здоровом оптимизме он никогда не сомневался,
одиноко сидящую в парке и рыдающую навзрыд.
- Что случилось, Луиза?
- Я просто неважно себя чувствую! - закричала она. - Оставь меня в
покое!
Луиза уткнула лицо в обтянутые перчатками руки. Спина тряслась,
рукава голубого пальто подрагивали, и Ральф вспомнил Розали в момент,
когда лысоголовый карлик кричал на нее, приказывая подойти: собака
казалась несчастной и напуганной до смерти.
Ральф, присев рядом с Луизой, слегка обнял ее и притянул поближе.
Женщина прижалась к нему, но тело ее осталось напряженным... Словно
превратилось в камень.
- Не смотри на меня! - выкрикнула она тем же взвинченным голосом.
- Даже не смей! У меня размазалась косметика! Я специально красилась
к приезду сына и невестки... Они приезжали на завтрак... Мы собирались
вместе провести утро... "Мы отлично проведем время, ма", - сказал
Гарольд... Но причина, по которой они приехали... Видишь ли, настоящей
причиной... Она захлебнулась плачем. Ральф достал из кармана смятый, но
чистый платок и вложил его в ладонь Луизы, та не глядя взяла платок.
- Давай, - сказал он. - Можешь подчистить перышки, если хочешь, хотя
ты не выглядишь плохо, Луиза; честное слово.
"Немножко взъерошенно", - подумал он и улыбнулся, но улыбка сразу же
умерла. Он вспомнил тот сентябрьский день, когда отправился в аптеку за
упаковкой химического сна и наткнулся на стоявших у входа в парк Луизу и
Билла, живо обсуждающих демонстрацию, организованную Эдом возле здания
Центра. - В тот день Луиза была явно подавлена - Ральф вспомнил, что она
показалась ему измученной и уставшей, несмотря на взволнованность и
беспокойство, - но почти прекрасной: широкие бедра вызывали томление,
глаза горели, на щеках цвел девический румянец. Сегодня все выглядело
лишь воспоминанием; с разводами туши под глазами Луиза Чесс напоминала
старого печального клоуна, и Ральф испытал горячую вспышку ярости к
тому, кто или что вызвало эту перемену.
- Я выгляжу ужасно! - сказала Луиза, яростно орудуя платком Ральфа.
- Похожа на пугало!
- Нет, мэм, вы лишь немножко испачканы.
Наконец Луиза повернулась к нему. Ей пришлось приложить немалые
усилия, чтобы снять румяна и все остальное платком Ральфа.
- Я выгляжу ужасно? - выдохнула она. - Скажи мне правду, Ральф
Робертс, иначе окосеешь.
Он подался вперед и поцеловал влажную щеку.
- Прекрасно, Луиза. Тебе следовало бы поберечь свою неземную красоту.
Она неуверенно улыбнулась, и эта мимика вызвала еще пару слезинок.
Ральф, взяв у нее смятый платок, нежно вытер их.
- Я так рада, что именно ты застал меня здесь, а не Билл, произнесла
женщина. - Я сгорела бы со стыда, застань меня Билл рыдающей на людях.
Ральф огляделся по сторонам. Он увидел Розали, целую и невредимую, у
подножия холма между двумя кабинами общественного туалета - собака
лежала, положив морду на лапы, - но больше рядом никого не было.
- По-моему, это место полностью в нашем распоряжении, - сказал он.
- Спасибо Господу за маленькие радости. - Луиза забрала у Ральфа
платок и теперь уже более деловито принялась вытирать остатки косметики.
- Кстати, о Билле. По дороге сюда я заглянула в "Красное яблоко" -
еще до того, как я почувствовала к себе жалость и разревелась как
белуга, - и Сью сообщила мне, что вы с ним недавно повздорили. Кричали,
и все такое, прямо на улице.
- Ну, не совсем так, - натянуто улыбаясь, ответил Ральф.
- Могу я узнать причину?
- Из-за шахмат, - произнес Ральф первое, что пришло на ум. - Изза
турнира, устраиваемого Фэем Чепином каждый год. Но это не важно. Знаешь,
иногда люди встают не с той ноги и просто ищут повод для скандала.
- Как бы я хотела, чтобы со мной было только это, пробормотала Луиза.
Она открыла сумочку, без труда справившись с замком на этот раз, и
достала пудреницу. Затем вздохнула и, даже не открывая, убрала пудреницу
обратно. - Не могу. Знаю, что это ребячество, но не могу.
Ральф сунул руку в сумочку, достал пудреницу, открыл ее и поднес
зеркало к лицу Луизы.
- Видишь? Не так уж плохо.
Луиза увернулась - так отворачивается вампир от крестного знамения. -
Угу, - пробормотала женщина. - Убери его.
- Если ты пообещаешь рассказать мне, что произошло.
- Все что угодно, только убери зеркало.
Он убрал. Некоторое время Луиза молчала, наблюдая, как ее руки
безостановочно открывают и закрывают замок сумочки. Ральф уже хотел было
поторопить женщину с рассказом, когда она взглянула на него с выражением
жалкого вызова.
- Так уж получается, что ты не единственный, кто не может спокойно
спать по ночам, Ральф.
- О чем ты гово...
- Бессонница, - отрезала она. - Я ложусь спать и засыпаю так же, как
и всегда, но теперь уже не сплю до самого утра. И даже хуже. С каждым
днем я просыпаюсь все раньше и раньше.
Ральф попытался вспомнить, говорил ли Луизе об этом аспекте своей
проблемы. Вряд ли.
- Почему ты так удивился? - спросила Луиза. - Ведь ты же не считаешь
себя единственным человеком в мире, проводящим ночи без сна.
- Конечно, нет! - с долей возмущения ответил Ральф... Но не казалось
ли ему частенько, что он единственный человек с таким видом бессонницы?
Беспомощно наблюдающий, как постепенно, минута за минутой, час за
часом разъедается время, отведенное ему на сон? Это было диким вариантом
китайской пытки водой.
- Когда это началось? - спросил он.
- За месяц или два до смерти Кэрол.
- И сколько ты теперь спишь?
- Около часа начиная с октября. - Она говорила спокойно, но Ральф
уловил робкое подрагивание ее голоса, означающее затаившуюся глубоко
внутри панику. - Судя по тому, как развиваются события, к Рождеству я
вообще перестану спать, и если это действительно случится, смогу ли я
выжить? Я уже сейчас еле выдерживаю.
Ральф хотел что-то сказать, но задал первый пришедший в голову
вопрос:
- Почему тогда я никогда не видел свет в твоих окнах?
- Думаю, по той же причине, по которой и ты редко включаешь свет по
ночам, - сказала она. - Я прожила в одном месте тридцать пять лет, и мне
не нужно включать свет, чтобы найти дорогу. К тому же я не привыкла
делиться своими проблемами с посторонними. Если постоянно включать свет
