электроприборы из розеток. Напоминаю, я был пьян, а в таком состоянии
внушаемость неизмеримо повышается. Вот почему редактора и адвокаты
выпивают за ланчем три коктейля, прежде чем начать деловые переговоры".
Агент разразился неприятным смехом, но настроение оставалось
скованным и чувствовалась какая-то напряженность.
"И помните о том, что Рэг Торп был великим писателем. Он был
абсолютно уверен в том, что говорит. ФБР. ЦРУ. Они. Враги. У некоторых
писателей есть очень редкий дар охлаждать свою прозу тем сильнее, чем
более страстно они относятся к ее содержанию. У Стейнбека, у Хемингуэя и у
Рэга Торпа был этот дар. Когда вы попадали в его мир, все вокруг выглядело
очень логично. Как только вы принимали исходную предпосылку о
существовании форнита, вам было очень легко поверить, что у торгующего
газетами мальчика действительно лежит в сумке револьвер тридцать восьмого
калибра с глушителем. Что соседи-студенты с фургоном действительно могут
оказаться агентами КГБ с капсулами яда в коренных зубах и с секретным
заданием убить Рэкна".
"Конечно, я не верил в исходную предпосылку. Но рассуждать логически
было так трудно. И я вынимал вилки из розеток. Сначала цветной телевизор,
так как все знают, что он действительно является источником радиации. В
"Логане" мы напечатали статью ученого с безупречной репутацией, в которой
он утверждал, что радиация, исходящая от домашнего телевизора, вторгалась
в биотоки мозга достаточно сильно, чтобы исказить их незначительно, но
постоянно. Он утверждал, что с этим связан упадок успеваемости в начальной
школе. Что ж, в конце концов, именно маленькие дети сидят ближе всего к
телевизору".
"Так что я выключил телевизор, и это действительно прояснило мои
мысли. Мне стало настолько лучше, что я отключил радио, тостер, стиральную
машину, сушильный шкаф. Потом я вспомнил про микроволновую печь и отключил
и ее. Я действительно почувствовал облегчение, когда выдернул чертовы
зубья этой штуковины. Это была одна из старых моделей, размером чуть ли не
с целый дом, и, возможно, она действительно была опасна. Надо будет на
днях защититься от них понадежнее".
"Мне пришло в голову, как много вещей в обычном, среднем доме
вставляются в сеть. Я представил себе омерзительного электрического
осьминога, щупальца которого, сделанные из кабелей, протянулись по всем
стенам и соединяются с проводами на улице, а те в свою очередь ведут к
электростанциям, которыми управляет правительство".
"Пока я делал все эти вещи, в моем сознании происходило любопытное
раздвоение", - продолжал редактор, прервавшись, чтобы сделать глоток из
своего бокала. "В сущности, я подчинился суеверному импульсу. Существует
множество людей, которые никогда не пройдут под приставной лестницей и не
откроют зонтик в комнате. Есть баскетбольные игроки, которые крестятся
перед выполнением штрафных бросков, и бейсбольные игроки, которые меняют
носки после травмы. Наше рациональное сознание сопровождается плохим
стереоаккомпаниментом нашего иррационального бессознательного.
Поставленный перед необходимостью определить, что же такое "иррациональное
бессознательное", я скажу, что это небольшая, обитая войлоком комнатка, в
которой стоит один только небольшой карточный столик, на котором лежит
одна только вещь - револьвер, заряженный блуждающими пулями".
"Когда вы сворачиваете, чтобы обойти приставную лестницу или выходите
из дома под дождь со сложенным зонтиком, одна часть вашего целостного "я"
отслаивается, заходит в эту комнатку и берет пистолет со стола. Вы можете
поймать себя на двух противоречивых мыслях: пройти под лестницей неопасно
и обойти лестницу также неопасно. Но как только лестница позади, или как
только зонтик раскрыт, ваше "я" вновь соединяется в единое целое".
"Это очень интересно", - сказал писатель. "Не могли бы вы объяснить
мне, когда же иррациональная часть нашего "я" перестает дурачиться с
револьвером и по-настоящему спускает курок?"
"Когда человек начинает писать письма в газету, требуя, чтобы все
приставные лестницы были уничтожены, так как ходить под ними опасно".
Раздался смех.
"Раз уж до этого дошло, мы должны расставить все по своим местам.
Иррациональное "я" спускает курок немного позже, когда человек начинает
носиться по городу, сшибая лестницы и, возможно, наносить увечья людям,
которые на них работают. Если человек обходит приставные лестницы, вместо
того, чтобы пройти под ними, то это еще ни о чем не говорит. Нельзя
считать сумасшедшим и человека, который пишет письма в газету, в которых
заявляет, что город Нью-Йорк разрушен из-за того, что все, кому не лень,
неосмотрительно шляются под приставными лестницами. Но сбивать на землю
лестницы - это уже сумасшествие".
"Потому что это делается открыто", - пробормотал писатель.
"Вы знаете, что-то в этом есть, Хенри", - сказал агент. "Как-то я
узнал, что нельзя зажигать три сигареты одной спичкой. Не знаю даже
откуда. Затем я узнал, что это пошло из окопов Первой мировой войны.
Немецкие снайперы словно поджидали того момента, когда англичане начнут
прикуривать от одной спички. После первой сигареты вы слышали звук
выстрела. После второй вы чувствовали, как снаряд проносится мимо. А после
третей вам сносило голову. Но знание об этом ничуть не изменило меня. Я
так и не могу зажечь три сигареты от одной спички. Одна часть моего "я"
говорит мне, что я могу зажечь хоть двадцать сигарет от одной спички. Но
другая часть - тот самый зловещий голос, своего рода Бори Карлофф внутри
нас - говорит при этом: "Попробуй только сделай так, и тогда..."
"Но ведь сумасшествие и суеверие - это не одно и то же?" - робко
спросила жена писателя.
"Вы полагаете?" - сказал редактор. "Жанна д'Арк слышала голоса с
неба. Некоторые люди думают, что ими владеют демоны. Другие видят злых
духов... или чертей... или форнитов. Те слова, которыми мы описываем
безумие, подразумевают существование суеверия в той или иной форме.
Мания... ненормальность... иррациональность... лунатизм... безумие. Для
сумасшедшего реальность искажена. Целостное "я" восстанавливается, но
обнаруживает себя в той самой маленькой комнатке с револьвером".
"Но в тот момент рациональная часть моего "я" была все еще со мной.
Кровоточащая, покрытая синяками и сильно испуганная, но все еще на своем
месте. Она говорила: "Все в порядке. Слава Богу, завтра, когда ты
протрезвеешь, ты сможешь вставить все вилки обратно в розетки. Играй в
свои игры, если тебе так хочется. Но не больше. Не заходи слишком далеко".
"Рациональный голос моего "я" был испуган не зря. В нашей душе есть
что-то такое, что непреодолимо влечет нас к безумию. Каждый, кто смотрит
вниз с края крыши высокого здания, чувствует хотя бы слабое болезненное
желание спрыгнуть вниз. И каждый, кто хотя бы один раз приставлял
заряженный револьвер к виску..."
"Ой, не надо", - воскликнула жена писателя. "Пожалуйста, не надо".
"Хорошо", - сказал редактор. "Я просто хочу сказать, что даже очень
благополучный человек всегда имеет безумие у себя под боком. Я абсолютно
уверен в этом. Рациональность вшита в наш мозг на живую нитку".
"Отсоединив все приборы, я отправился в кабинет, написал Рэгу Торпу
письмо, запечатал его в конверт, наклеил марки, вышел с ним на улицу и
отправил его. Я не помню, как я совершал все эти операции. Я был слишком
пьян. Но я сделал вывод, что я все-таки совершил их, так как утром я
обнаружил рядом с машинкой копирку, марки и коробку с конвертами. Письмо
было достойно того состояния, в котором я его написал. Оно сводилось к
тому, что врагов привлекают не только форниты, но и электричество.
Избавьтесь от электричества, и вы избавитесь от врагов. "Чертово
электричество может управлять нашими мыслями, Рэг. Контроль над биотоками
мозга. Есть ли у твоей жены миксер?"
"Похоже, вы начали писать письма в газету", - сказал писатель.
"Да. Я написал это письмо в пятницу вечером. В субботу утром я
проснулся в одиннадцать часов и лишь смутно помнил, что я натворил прошлым
вечером. Жесточайшие уколы стыда, когда я подключал все приборы. Еще более
жестокие уколы стыда - и страха - когда я прочел копию своего письма Рэгу.
Я перерыл весь дом в поисках оригинала, изо всех сил надеясь, что не
отправил его. Но я отправил его. Весь день я обдумывал свое решение
бросить пить. Я был уверен, что брошу".
"В следующую среду пришло письмо от Рэга. Одна страничка от руки.
Знакомые значки испещряли страницу. В середине было написано: "Ты был
прав. Спасибо, спасибо, спасибо. Рэг. Ты был прав. Теперь все в порядке.
Рэг. Огромное спасибо. Рэг. Форнит чувствует себя хорошо. Рэг. Спасибо.
Рэг". "О Боже мой", - сказала жена писателя. "Держу пари, его жена была в
бешенстве", - сказала жена агента.
"Она не была в бешенстве. Потому что это сработало". "Сработало?" -
переспросил агент. "Он получил мое письмо в понедельник с утренней почтой.
В понедельник днем он пошел в контору энергетической подстанции и попросил
отключить ему электроэнергию. Джейн Торп, разумеется, билась в истерике. У
нее была электрическая плита, у нее действительно был миксер, швейная
машина, комбайн для мытья и сушки посуды... короче, вы понимаете. К вечеру
понедельника, я уверен, она готова была оторвать мне голову".
"Но поведение Рэга убедило ее в том, что я был настоящим волшебником,
а не таким же сумасшедшим, как ее муж. Он усадил ее в гостиной и поговорил
с ней абсолютно разумно. Он сказал, что знает, что его поведение может
показаться странным. Он знал, что она будет обеспокоена. Он сказал ей, что
чувствует себя значительно лучше, когда электроэнергия отключена и что он
поможет ей преодолеть все трудности, этим вызванные. А потом предложил
зайти поболтать к соседям".
"Уж не к агентам ли КГБ с целым фургоном радия?" - спросил писатель.
"Именно. Джейн была абсолютно сражена. Она согласилась пойти с ним,
но, как она потом призналась мне, готовила себя к какой-нибудь
отвратительной сцене. Обвинения, угрозы, истерия. Она собралась уже
бросить Рэга, если ему не станет лучше. Она сказала мне по телефону в тот
вечер, что дала себе обещание: отключение электричества - это
предпоследняя капля в чаше ее терпения. После последней капли она уедет в
Нью-Йорк. Она начинала бояться. Его умопомешательство зашло так далеко,
что его почти невозможно было выносить дальше. Она любила его, но даже для
нее это было уже слишком. Она сказала себе, что бросит ухаживать за ним,
если он скажет хоть одно странное слово соседям-студентам. Позже я
обнаружил, что она к тому времени уже наводила справки в Небраске по
поводу заключения Рэга в сумасшедший дом".
"Бедная женщина", - тихо сказала жена писателя. "Но вечер вышел
потрясающе успешным", - сказал редактор. "Рэг употребил все свое обаяние,
и, по словам Джейн, он действительно был очень обаятельным. Она не видела
его таким года три. Скрытность и мрачность исчезли. Не было больше нервных
подергиваний. Он больше не подскакивал невольно и не оборачивался в ужасе,
когда кто-нибудь открывал дверь. Он пил пиво и беседовал о последних
новостях, которые обычно обсуждались в те мрачные, тусклые дни, - о войне,
о том, найдутся ли добровольцы, о волнениях в городах и тому подобном".
"Всплыл тот факт, что он является автором "Антиподов". Все были
поражены. Трое или четверо из них читали этот роман, и, держу пари,
остальные не стали задерживаться по пути в библиотеку".
Писатель засмеялся и кивнул. Ему подобные ситуации были хорошо
