его на могиле Питера. Она понадеялась, что куст хорошо приживется. Ее
теперешнее бездумное состояние было чем-то вроде отдыха после смерти Гуса.
Оно ничем не напоминало то преддверие безумия, в котором она находилась
раньше.
Но вскоре ей надо будет подумать о том, что делать дальше, и,
по-видимому, в этих мыслях будет присутствовать Гарольд Лаудер. Но не
только потому, что она и Гарольд были единственными оставшимися в живых
людьми в этом районе, но и потому, что она просто не могла себе
представить, что случится с Гарольдом, если некому будет за ним
присмотреть. Он ей по-прежнему не слишком-то нравился, но, во всяком
случае, он попытался быть тактичным, и оказалось, что у него есть хоть
какие-то представления о приличиях.
Гарольд оставил ее в покое с момента их встречи, состоявшейся четыре
дня назад, возможно, проявив уважение к ее желанию остаться один на один
со своим горем. Но время от времени она замечала "Кадиллак" Роя
Брэннигана, бесцельно круживший по городским улицам. И дважды, при
соответствующем направлении ветра, до окна ее спальни донеслось
постукивание пишущей машинки. Сам факт того, что она могла услышать этот
звук, несмотря на то, что дом Лаудеров находился почти в миле от нее,
подчеркивал реальность случившегося. Она немного удивилась, что, хотя
Гарольд и позаимствовал чужой "Кадиллак", он не заменил свою механическую
пишущую машинку на одну из этих гудящих электрических торпед.
"Но теперь, когда электричество в городе погасло, - подумала она,
вставая и оправляя шорты, - ему уже не удастся это сделать".
Где-то _д_о_л_ж_н_ы_ быть другие люди, что бы Гарольд не говорил.
Если иерархия власти распалась, им просто надо найти других людей и вновь
сформировать ее. Она не задумывалась над тем, почему "власть"
представлялась ей такой необходимой вещью, но еще меньше беспокоил ее
вопрос о том, почему она должна заботиться о Гарольде. Просто так было
надо.
Она вышла из парка и медленно отправилась вниз по Главной улице в
направлении дома Лаудеров. Становилось уже довольно жарко, но морской
ветерок освежал воздух. Ей неожиданно захотелось пойти на пляж, найти
бурую водоросль и съесть кусочек.
- Боже, как ты отвратительна, - сказала она вслух. Но, разумеется,
она не была отвратительна; просто она была беременна. Вот в чем было дело.
А на следующей неделе ей захочется луковых бермудских сэндвичей. С хреном.
Она остановилась на углу, в квартале от дома Лаудеров, удивляясь
тому, как долго не приходила ей в голову мысль о собственном "интересном
положении". Может быть, она уже просто привыкла к этому? В конце концов
прошло уже почти три месяца.
В первый раз она подумала с некоторой тревогой о том, кто будет
помогать ей при родах.
С задней лужайки дома Лаудеров раздавался стрекот ручной косилки.
Когда Фрэн обошла дом, только абсолютное удивление помешало ей громко
расхохотаться.
Гарольд в одних плавках стриг лужайку. Его белая кожа лоснилась от
пота, а длинные волосы развевались (к чести Гарольда следует отметить, что
они были вымыты в не слишком отдаленном прошлом). Жировые складки на талии
бешено тряслись. По лодыжку его ноги позеленели от травы. Спина его
покраснела - то ли от усилий, то ли от солнца.
Она слышала его тяжелое дыхание. Лезвия стрекотали. Трава летела
зеленым водопадом Гарольду под ноги. Он подстриг уже почти половину
лужайки. Остался только все уменьшающийся квадрат с летним домиком в
центре, в котором когда-то Фрэнни и Эми устраивали свои летние "чаепития".
Он повернул у подножия холма и застрекотал в обратном направлении, на
мгновение скрывшись за летним домиком, а потом вновь вынырнув, склонившись
над своим механизмом, как гонщик Формулы-1. Потом он заметил ее, как раз в
тот самый момент, когда Фрэнни робко произнесла: "Гарольд?" Она заметила,
что он был в слезах.
- Ой! - сказал - почти взвизгнул - Гарольд. Она вырвала его из
какого-то индивидуального мира, и на мгновение ей показалось, что у него
сейчас будет сердечный приступ.
Потом он побежал к дому, прорываясь сквозь завалы срезанной травы, и
она смутно ощутила в воздухе ее сладкий запах.
Она пошла за ним.
- Гарольд, что случилось?
Он взбежал по ступенькам крыльца. Дверь открылась, Гарольд вбежал в
дом и захлопнул ее за собой. Фрэнни некоторое время помедлила, а потом
подошла к двери и постучала. Ответа не последовало, но она услышала, как
Гарольд плачет где-то внутри.
- Гарольд?
Плач продолжался.
Она вошла в дом.
- Гарольд?
Она пересекла прихожую и вошла в кухню. Гарольд сидел за столом,
вцепившись руками в волосы.
- Гарольд, что случилось?
- Убирайся! - закричал он сквозь слезы. - Убирайся, я тебе не
нравлюсь!
- Неправда, ты мне нравишься. Ты нормальный парень, Гарольд. Может
быть, не самый крутой, но вполне нормальный. - Она сделала паузу. -
Собственно говоря, принимая во внимание ситуацию, мне следовало бы
сказать, что в целом мире ты мне нравишься больше всех.
Гарольд заплакал еще сильнее.
- У тебя есть что-нибудь попить?
- Кул-Эйд, - сказал Гарольд, шмыгнув носом, и, все еще глядя в стол,
добавил: - Он теплый.
- Ну конечно, он теплый. Ты не принес себе воды из городской колонки?
- Как и во многих других маленьких городках, в Оганквите за ратушей была
своя колонка, правда, за последние сорок лет она была скорее предметом
старины, а не источником воды. Туристы иногда ее фотографировали. Вот
колонка маленького городка на побережье, где мы провели свой летний
отпуск. Разве она выглядит не забавно?
- Принес.
Она налила по стакану себе и Гарольду и присела.
- Гарольд, что случилось?
Гарольд издал странный, истерический смешок и начал пить. Осушив
стакан, он поставил его на стол.
- Случилось? А что могло случиться?
- Я хочу сказать, случилось ли что-нибудь конкретное? - Она
попробовала свой Кул-Эйд и поборола гримасу. Он был не такой уж теплый.
Должно быть, Гарольд ходил за водой не так давно, но он забыл положить
сахар. Он наконец-то поднял голову и посмотрел на нее.
- Я хочу к маме, - сказал он просто.
- Ну, Гарольд...
- Когда это случилось, когда она умерла, я подумал, что это не так уж
плохо. - Сжимая в руке свой стакан, он смотрел на нее напряженным,
измученным взглядом, и это слегка пугало ее. - Я знаю, что для тебя это
звучит ужасно. Но я никогда не знал, _к_а_к_ я восприму их уход. У меня
очень чувствительная душа. Вот почему меня так ненавидели эти кретины из
дома ужасов, который отцы города считали нужным именовать средней школой.
Я думал, что это может свести меня с ума от горя или, по меньшей мере,
ввергнуть меня в прострацию на год... мое внутреннее солнце, так
сказать... так сказать... а когда это случилось, моя мама... Эми... мой
папа... я сказал себе, что это не так уж плохо. Я... они... - Он стукнул
кулаком по столу, заставив ее содрогнуться. - Почему я не могу найти
нужных слов? - закричал он. - Я ВСЕГДА мог выразить то, что хотел сказать!
Это ведь дело писателя - уметь пользоваться языком, ТАК ПОЧЕМУ ЖЕ Я НЕ
МОГУ ВЫРАЗИТЬ СВОИ ЧУВСТВА?
- Не пытайся, Гарольд. Я знаю, что ты чувствовал.
Он удивленно уставился на нее.
- Ты знаешь?.. - Он покачал головой. - Нет. Ты не можешь этого знать.
- Помнишь, как ты пришел ко мне домой? И я копала могилу? Я была не в
себе. Иногда я даже не могла вспомнить, чем это я занимаюсь. Так что если
ты чувствуешь себя лучше, когда подстригаешь лужайку, что ж, прекрасно. Но
если ты будешь заниматься этим в плавках, ты можешь получить солнечный
ожог. Да ты уже получил его, - добавила она, критически оглядев его плечи.
Чтобы не оказаться невежливой, она отхлебнула еще немного омерзительного
Кул-Эйда.
Он утер рот.
- Я никогда их особенно уж не любил, - сказал он, - но я думал, что
все равно почувствуешь горе. Ну, как если мочевой пузырь полон, то
чувствуешь желание помочиться. А если умирают близкие родственники, то
надо испытывать скорбь.
Она кивнула.
- Моя мать всегда была занята Эми. Эми была ее другом, - повысил он
голос, впадая в бессознательную и почти жалкую детскость, - а я шокировал
своего отца.
Фрэн вполне могла этому поверить. Бред Лаудер был огромным,
мускулистым человеком. Он работал десятником на ткацкой фабрике в
Кеннебанке. Вряд ли он толком представлял себе, что ему делать с жирным,
странным сынком, которого произвели на свет его чресла.
- Однажды он отвел меня в сторону, - продолжил Гарольд, - и спросил,
не педик ли я. Прямо так и сказал. Я испугался и заплакал, а он ударил
меня по щеке и сказал, что если я всегда буду таким неженкой, то мне лучше
убраться из города. А Эми... думаю, ей было на меня наплевать. Для нее я
был просто неудобством, когда она приводила домой подруг. Она относилась
ко мне так, словно я был неубранной комнатой.
С усилием Фрэн допила свой Кул-Эйд.
- Поэтому когда они умерли и я ничего не почувствовал, я подумал, что
ошибался. Горе - это не подергивание коленного сустава, когда по нему бьют
молоточком, - сказал я себе. Но я снова был одурачен. С каждым днем мне
стало не хватать их все больше и больше. В особенности мамы. Если бы я мог
хотя бы взглянуть на нее... столько раз ее не оказывалось рядом, когда я
хотел ее видеть... когда я нуждался в ней... она была слишком занята Эми,
но никогда она не относилась ко мне плохо. Этим утром, когда я проснулся,
я сказал себе: надо подстричь лужайку, и тогда ты не будешь думать об
этом. Но это не помогло. И тогда я стал стричь все быстрее и быстрее...
словно стремился обогнать мои мысли... наверное, тогда ты и подошла. Я
выглядел сумасшедшим, а? Фрэн?
Она наклонилась над столом и прикоснулась к его руке.
- С тобой все в порядке, Гарольд. Все это совершенно естественно.
- Ты в этом уверена? - Он вновь уставился на нее широко раскрытыми,
совсем детскими глазами.
- Да.
- Ты будешь со мной дружить?
- Да.
- Слава Богу, - сказал Гарольд. - Спасибо Ему за это. Не хочешь ли ты
еще Кул-Эйда? - спросил он робко.
Она постаралась улыбнуться как можно приветливее.
- Может быть, чуть-чуть позже, - сказала она.
В парке они устроили пикник: арахисовое масло и сэндвичи со студнем.
Каждый выпил по большой бутылке Кока-Колы, охлажденной в пруду с утками.
- Я думаю о том, что теперь делать, - сказал Гарольд. - Ты будешь
доедать свой сэндвич?
- Нет, я наелась.
За один присест Гарольд проглотил ее сэндвич. Его запоздалая скорбь
не повлияла на аппетит, - отметила про себя Фрэнни, но тут же решила, что
думать так нехорошо.
- Что? - спросила она.
- Я думаю, что надо поехать в Вермонт, - сказал он неуверенно. - Ты
не против поехать со мной?
- Почему в Вермонт?
- Там, в городке под названием Стовингтон, есть государственный центр
по изучению чумы и других заразных заболеваний. Он, конечно, не такой
большой, как в Атланте, но уж наверняка поближе к нам. Я подумал, что если
остались еще в живых люди, работающие над этим гриппом, то многие из них
должны оказаться там.
- Почему ты думаешь, что они могут остаться в живых?
- Конечно, может быть, они и мертвы, - сказал Гарольд довольно сухо.
- Но в местах вроде Стовингтона, где приходится иметь дело с заразными
заболеваниями, умеют принимать меры предосторожности. И если они еще
работают, то, я думаю, они ищут таких людей, как мы. У кого есть
иммунитет.
- Как ты до всего этого додумался, Гарольд? - Она смотрела на него с
