шоколадного цвета. Он радостно залаял при виде Стью и побежал ему
навстречу, бешено махая хвостом. Сеттер подпрыгнул и положил передние лапы
Стью на живот. Стью пошатнулся.
- Осторожней, парень, - сказал он, усмехаясь.
Собака радостно залаяла, услышав звук его голоса, и снова прыгнула на
Стью.
- Коджак! - раздался строгий голос, и Стью подскочил на месте и
огляделся. - Иди сюда! Оставь человека в покое, а то ты порвешь ему всю
рубашку! Глупый пес!
Коджак опустил передние лапы на дорогу и стал расхаживать вокруг
Стью. Теперь Стью заметил обладателя голоса - и, по-видимому, Коджака.
Человек лет шестидесяти, в рваном свитере, изношенных серых брюках... и
берете. Он сидел на вращающемся стульчике и держал в руках палитру.
Мольберт с холстом стоял перед ним.
Потом он встал, положил мольберт на стульчик и направился к Стью,
протягивая ему руку. Выбившиеся из-под берета седые волосы развевались на
небольшом ветру.
- Я надеюсь, вы не собираетесь пускать в ход свою винтовку, сэр. Глен
Бэйтмен, к вашим услугам.
Стью сделал шаг вперед и пожал протянутую руку.
- Стюарт Редман. Не обращайте внимания на винтовку. Не так уж много
людей мне довелось видеть за последнее время, чтобы начать палить по ним.
Собственно говоря, вы первый.
- Вы любите икру?
- Никогда не пробовал.
- Тогда самое время сделать это. А если не понравится икра, найдется
много другой еды. Коджак, перестань прыгать!
Коджак тяжело задышал, и на морде у него появилась широкая ухмылка.
По собственному опыту Стью знал, что собака, способная улыбаться, либо
кусается, либо принадлежит к числу лучших собак на свете. А Коджак,
похоже, не кусался.
- Приглашаю вас на ленч, - сказал Бэйтмен. - Вы первый встретившийся
мне живой человек, во всяком случае, за последнюю неделю. Остановитесь у
меня?
- С удовольствием.
- Вы южанин?
- Из Восточного Техаса.
- Стало быть, восточник, - сказал Бэйтмен и сам засмеялся над своей
шуткой. Пройдя мимо картины, самого обычного пейзажа с изображением лесов
за дорогой, он направился к оранжевому с белым переносному холодильнику на
обочине. На холодильнике лежала свернутая белая скатерть для пикников.
- Когда-то она принадлежала общине баптистов в Вудсвилле, - сказал
Бэйтмен, разворачивая скатерть. - Теперь она моя. Не думаю, что баптисты
очень без нее страдают. Теперь они все дома, у Христа за пазухой. Во
всяком случае, баптисты Вудсвилля. Коджак, не наступай на скатерть.
Контролируй свое поведение - никогда не забывай об этом, Коджак. Не хотите
ли перейти через дорогу и умыться, мистер Редман?
- Зовите меня просто Стью.
- О'кей.
Они спустились с обочины и умылись холодной, чистой водой. Вниз по
течению от них лакал воду Коджак. Во встрече с этим человеком было что-то
приятное и правильное.
Весело лая, Коджак побежал по направлению к лесу. Он спугнул лесного
фазана, и Стью видел, как тот с шумом вылетел из кустов. С некоторым
удивлением Стью подумал, что, возможно, так или иначе, все будет хорошо.
Так или иначе.
Икра ему не очень понравилась - вкус как у холодной заливной рыбы. Но
у Бэйтмена оказались также пепперони, салями, две банки сардин, несколько
слегка лежалых яблок и большая коробка прессованных плиток инжира.
Прессованный инжир прекрасно действует на кишечник, - сказал Бэйтмен.
Кишечник Стью не доставлял ему никаких проблем с тех пор, как он выбрался
из Стовингтона и отправился в путь пешком, но прессованный инжир все равно
ему понравился.
Во время еды Бэйтмен сказал Стью, что он был доцентом социологии в
Вудсвилльском колледже.
- Вудсвилль, - сказал он Стью, - это небольшой городок в шести милях
по дороге отсюда.
Жена Бэйтмена умерла шесть лет назад. Детей у них не было.
Большинство коллег не желали иметь с ним дело, и желание это он искренне
разделял.
- Они думали, что я чокнутый, - сказал он. - Высокая вероятность их
правоты тем не менее не могла улучшить наши отношения.
Эпидемию супергриппа он воспринял с подобающим хладнокровием, так как
наконец-то у него появилась возможность оставить работу и рисовать целыми
днями, как он всегда мечтал.
Деля десерт (торт Сары Ли) на две части и вручая Стью его половину на
бумажной тарелочке, он сказал:
- Я ужасный художник, ужасный. Но я просто сказал самому себе, что
никто сейчас на всей земле не рисует пейзажи лучше Глендона Пеквода
Бэйтмена. Дешевый эгоистический трюк, но я сам его придумал.
- Коджак и раньше был вашей собакой?
- Нет - это было бы уж слишком удивительное совпадение, не правда ли?
Я думаю, Коджак принадлежал кому-то из городских жителей. Я встретил его
случайно, но так как я не знал его клички, то мне пришлось окрестить его
снова. Он, похоже, не возражает. Извините меня, Стью, я на минутку.
Он перебежал трусцой через дорогу, и Стью услышал плеск воды. Вскоре
он появился снова, и его брючины были закатаны до колен. В каждой руке он
держал по мокрой упаковке из шести банок нарангансеттского пива.
- Надо было выпить за едой. Как глупо, что я забыл.
- Сейчас тоже неплохо, - сказал Стью, вытаскивая банку из упаковки. -
Спасибо.
Они открыли пиво, и Бэйтмен поднял свою банку.
- За нас, Стью. Пусть дни наши будут счастливыми, пусть все желания
наши будут удовлетворены, и пусть наши задницы не болят или болят не
сильно.
- Аминь. - Они чокнулись банками и начали пить. Глотнув, Стью
подумал, что никогда до этого момента вкус пива не казался ему таким
приятным, и что, возможно, никогда в будущем это ощущение не повторится.
- Вы не слишком-то многословны, - сказал Бэйтмен. - Я надеюсь, что вы
не думаете, будто я, так сказать, пускаюсь в пляс на могиле мира?
- Нет, - сказал Стью.
- Я был предубежден против мира, - сказал Бэйтмен. - Я свободно это
признаю. Мир в последней четверти двадцатого столетия обладал для меня по
крайней мере всем очарованием восьмидесятилетнего старика, умирающего от
рака толстой кишки. Говорят, что болезнь поражает все народы запада, когда
столетие - каждое столетие - подходит к концу. Мы всегда заворачиваемся в
саван и начинаем расхаживать, возвещая скорый конец Иерусалима... или
Кливленда, в нашем случае. Пляска святого Витта поразила Европу во второй
половине пятнадцатого века. Бубонная чума - черная смерть - косила людей в
конце четырнадцатого. Мы так привыкли к гриппу, - для нас ведь это обычная
простуда, не так ли? - что никто уже, кроме историков, не подозревает о
том, что СТО ЛЕТ НАЗАД ОН ЕЩЕ НЕ СУЩЕСТВОВАЛ.
На протяжении трех последних десятилетий каждого столетия появляются
религиозные маньяки, которые с цифрами в руках начинают доказывать, что
близится очередной Армагеддон. Такие люди, разумеется, существуют всегда,
но к концу столетия их ряды начинают расти... и очень многие начинают
принимать их всерьез. Появляются монстры. Гун Аттила, Чингиз Хан, Джек
Потрошитель, Лиззи Борден. В наше время, если угодно, это были Чарльз
Мэнсон, Ричард Спек, Тед Банди. Коллеги с еще большим воображением, чем у
меня, предположили, что в конце каждого столетия Западному Человеку
необходимо слабительное, так чтобы он мог предстать перед следующим
столетием очищенным и исполненным нового оптимизма. В данном же случае нам
поставили суперклизму, и если подумать, то это выглядит совершенно
разумно. В конце концов, мы приближаемся не только к концу века, но и к
концу тысячелетия.
Бэйтмен выдержал паузу.
- Похоже, я все-таки пустился в пляс на могиле мира. Еще пива?
Стью взял еще одну банку и подумал о том, что сказал Бэйтмен.
- Это еще не конец, - сказал он после паузы. - Во всяком случае, мне
так не кажется. Просто... переменка между уроками.
- Довольно точно. Хорошо сказано. Если вы не возражаете, я, пожалуй,
вернусь к своей картине.
- Валяйте.
- Вы видели других собак? - спросил Бэйтмен в тот момент, когда на
дороге возник радостно скачущий Коджак.
- Нет.
- И я не видел. Одного человека я все-таки увидел, но Коджак, похоже,
единственный представитель своего вида.
- Раз жив он, то должны быть и другие.
- Не очень-то научное утверждение, - добродушно сказал Бэйтмен. -
Покажите мне вторую собаку, предпочтительнее суку, и я поверю, что где-то
бегает еще и третья. Но выводить из факта существования одной собаки тот
факт, что существует вторая, едва ли справедливо.
- Я видел коров, - произнес Стью задумчиво.
- Коровы - да, и еще олени. Но лошади все подохли.
- Это правда, - согласился Стью. По пути он видел несколько лошадиных
трупов. - Но почему это так?
- Ни малейшего представления. Все мы дышим примерно одинаковым
способом. А это, похоже, прежде всего заболевание дыхательных путей. Но
нет ли здесь какого-нибудь другого фактора? Люди, собаки и лошади
заболевают. Коровы и олени - нет. Крысы, похоже, исчезли ненадолго, но
сейчас появились снова. - Бэйтмен яростно смешивал краски на палитре. -
Повсюду кошки, прямо чума, и насколько я могу видеть, жизнь насекомых ни в
чем не изменилась. Конечно, небольшие промахи человечества редко оказывают
на них влияние, да и комар, заболевший гриппом, - слишком уж нелепо звучит
Ни в чем не просматривается явной закономерности. Это какое-то безумие.
- Разумеется, - сказал Стью, открывая следующую банку. Голова его
приятно гудела.
- Мы наблюдаем интересные сдвиги в экологии, - сказал Бэйтмен. Он
совершал ужасную ошибку, пытаясь вписать Коджака в картину. - Остатки
человечества, возможно, и сумеют наладить процесс воспроизведения, но
найдет ли Коджак себе подругу? Станет ли он когда-нибудь гордым папашей?
- Бог мой, может быть, и нет.
Бэйтмен встал, положил палитру на стул и взял новую банку пива.
- Может быть, вы и правы, - сказал он. - Наверное, где-то остались
другие люди, другие собаки, другие лошади. Может быть, среди этих
уцелевших особей есть и беременные. Возможно, в Соединенных Штатах
найдутся дюжины женщин, которые прямо сейчас занимаются любовью. Но
некоторые животные вполне могут окончательно исчезнуть. Если вычесть из
равенства собак, олени - похоже, не обладающие восприимчивостью к болезни
- одичают. Разумеется, не хватит людей для того, чтобы истреблять лишнее
поголовье. На несколько лет охотничий сезон будет отменен.
- Ну, лишнее поголовье просто будет голодать, - сказал Стью.
- Нет, не будет. Не все, далеко не все. Во всяком случае, не здесь.
Не знаю уж, что произойдет в Восточном Техасе, но в Новой Англии много
садов и огородов. В течение лет семи здесь не будет ни одного голодающего
оленя. Если через несколько лет вы окажетесь в этих местах, Стью, то для
того чтобы пробраться к дороге, вам придется отпихивать оленей локтями.
Стью поразмыслил и, наконец, спросил:
- А вы не преувеличиваете?
- Не думаю. Конечно, может быть, я забыл какой-то самый существенный
фактор, но, честно говоря, мне так не кажется. Так что давайте возьмем мою
гипотезу о влиянии полного или почти полного уничтожения собак на
популяцию оленей и распространим ее на взаимоотношения других видов.
Огромное число кошек. Что это значит? Ну, я уже говорил, что на какое-то
время крысы исчезли, но сейчас они вернулись. Но если число кошек будет
неконтролируемо возрастать, ситуация может снова измениться. Мир без кошек
- звучит поначалу неплохо, но кто знает.
- Как вы думаете, сможет ли человечество выжить?
- Существует две возможности, - сказал Бэйтмен, - способные ему в
этом воспрепятствовать. Во всяком случае, в настоящий момент я вижу только
