знаниям о природе, истории и обществе. Начался процесс "обмирщения" Библии.
Именно по этой причине протестантская теология пытается помешать утверждению
светского восприятия Библии. В период Реформации Библии снова стало
придаваться огромное значение, по некоторым параметрам воссоздавался прежний
взгляд на важность Библии. Одним из основных лозунгов реформаторов стал
лютеровский принцип "sola Scriptura" ("только Писание"). В 1522г. Цвингли
озаглавил свой тракта о Писании "О ясности и определенности Слова Божьего" и
утверждал, что "основанием нашей религии является письменное слово, Писание
Божие". Жан Кальвин выразится еще более определенно: "Пусть это будет
аксиомой: ничто не должно в Церкви признаваться Словом Божиим, что бы не
содержалось, во-первых, в законе и пророках, во-вторых, в писаниях
апостолов; не существует иного метода учения в Церкви, кроме как в
соответствии с предписанием и законом его Слова". И еще: "Я одобряю лишь те
человеческие институты, которые основаны на авторитете Божием и взяты из
Писания". (55,с.174)"Если доктрина оправдания одной верой была материальным
принципом Реформации, то принцип "Scriptura sola" был ее формальным
принципом. Реформаторы низвергали папу и возводили на его место Писание.
Каждое течение Реформации рассматривало Писание как источник, из которого
оно черпало свои идеи и обряды" (55,с.168).
Первая проблема, которую стала рассматривать Реформация, было
определение того, что такое Писание. Для средневековых богословов Писанием
была Вульгата, но реформаторы вслед за гуманистами поставили это утверждение
под сомнение. Лютер, создавший свой перевод Библии, отрицал подлинность
Пятикнижия, каноничность Экклезиаста и Апокалипсиса, аутентичность ряда книг
Ветхого и Нового Заветов. Эта критика вместе с новыми принципами перевода
усиливала, как это ни парадоксально, сомнение в святости текста. "Несмотря
на то, что Лютер придерживался богословского подхода к Писанию, который
контрастировал с недоктринальным отношением Эразма, его считали твердо
стоящим на эразмианском основании" (55,с.174). Поэтому возникла потребность
в разработке принципов новой библеистики. Эта работа была проделана прежде
всего Жаном Кальвином.
Ж. Кальвину принадлежит ряд крупных экзегетических трудов, такие как
комментарий на книги пр. Исайи (1551), "Бытие" (1554), псалмов (1557) , Осии
(1557). 12 Малых пророков (1559), Даниила (1561), остальные четыре книги
Моисея (In quattuor reliquos Mosis libros in formam harmoniae digestus),
вступления к кн. Иеремии и Плач Иеремии (Praelectiones in librum Jeremiae et
Lamentationes,1563). За год до своей смерти он закончил обширное толкование
на кн. Иисуса Навина, которое вышло после его смерти. Им же был осуществлен
перевод Библии на французский язык. Все эти сочинения Кальвина были изданы
по инициативе его учеников и под непосредственным наблюдением автора.
Первым принципом нового отношения к Библии Кальвин объявил уверенность
в Писании. Оно не должно быть подвластным сомнениям. Именно эта уверенность
отличает истинного христианина от неустойчивого, именно она спасает от ереси
и малейших сомнений в вере и учении. Истинный христианин "не сомневается в
том, что Бог поступает правильно, даже если не знает почему". Античная
литература, философия, ереси, патристика, все современные этические и
богословские учения рассматривались реформатором с точки зрения их
соответствия духу и букве Писания.
В отличии от Лютера Кальвин признавал богодухновенным весь комплекс
библейских текстов. Но это предстояло еще доказать. Сам Кальвин указывает на
ряд темных и непонятных мест в Библии. Почему Луна в Пятикнижии названа
светилом, а не планетой, как уже считали в 16в.? Почему поведение некоторых
ветхозаветных персонажей не совсем приглядно с моральной точки зрения?
Откуда в Ветхом Завете скептические мотивы или факты безбожия? Недоверие к
ветхозаветному тексту давало пищу для размышлений о преходящем значении
Писания. Для рассмотрения этих и других подобных вопросов и защиты
аутентичности текста Кальвин использует свою концепцию
культурно-исторического развития общества. Древность, говорил он, была
детством человечества и потому язык Бога подобен речи кормилицы к младенцу,
наставника - к юноше, врача - к больному. (121,р.12-15) Кальвин обращает
внимание на то обстоятельство, что ряд гражданских законов Моисея
установлены вовсе не для сегодняшнего дня, они имели только
конкретно-историческое значение. Таким образом, некоторые противоречия,
имеющиеся в тексте Библии, получали рациональное объяснение.
Кальвин решительно отстаивал цельность Писания. В своем "Наставлении"
он специально анализирует Ветхий и Новый Заветы на предмет сходства и
отличия и доказывает их единство, неделимость и равенство. Это была еще одна
проблема, над которой усердно трудились богословы и гуманисты. Впервые
по-новому ее попытался решить Эразм, переведя ее из богословия в плоскость
философии. Он обратил внимание на отсутствие духовного начала в иудаизме. В
"Энхиридионе" он пришел к выводу, что истина заключена не во обрядах и
церемониях иудаизма, а в самом учении Иисуса Христа. Так ставилась задача
преодоления отживших и устаревших норм Ветхого Завета. Но в результате
проблема сходства и различия текстов двух Заветов трансформировалась в
совершенно иную проблему морали.
Гуманисты не отрицали богодухновенность Священного Писания, но одно то,
что эти тексты стали объектом рационального исследования, приводило к
нежелательным для христианской религии в целом последствиям. С. Кастеллион
считал, что, хотя по содержанию Священное Писание было внушено свыше, но
язык его не обладает божественной субстанцией и является всего лишь его
оболочкой ("жилищем"). Поэтому-де необходимо заполнить лакуны греческого
текста по еврейским источникам, учесть апокрифы для корректировки
канонического содержания и вообще произвести перестановку частей Ветхого
Завета в соответствии с другими древними писателями. Это он и сделал, издав
книгу с многозначительным названием "La Bible nouvellement translatee avec
la suite de l'histoire depuis le temps d'Esdras jusqu'aux les Maccabees et
depuis les Maccabees jusqu'a Christ". Bale, 1553 ("Библия с продолжением
истории от времен Ездры до времен Маккавеев и от Маккавеев до Христа").
Лакуны здесь дополняли тексты Иосифа Флавия.
Против подобного подхода решительно выступили католические библеисты:
"Если гуманисты считают себя христианами, - писал синдик Сорбонны Ноэль Беда
в своем "Возражении Лефевру и Эразму", - они не должны, как Лефевр,
исподтишка упражняться в теологии. Люди, надеющиеся объяснить Писание с
помощью одних человеческих наук и языков, эти теологизирующие гуманисты и
знатоки греческого языка - грецизанты, опасны обществу не менее
невежественных лекарей" (81,с.87).
Кальвин не менее решительно, чем католики, выступает с критикой такого
подхода. Он ставит универсальный вопрос об отношении новой церкви к проблеме
древних текстов в целом и священных текстов в частности. Он заявляет, что
древность книг Библии подтверждена историей. Некоторые читатели, например,
требуют доказательств подлинности записей законов Моисея, ведь в книге
Маккавеев сказано, что тиран Антиох велел их сжечь. На это Кальвин отвечает
вопросом: почему никто не сомневается в существовании Аристотеля, Платона,
Цицерона, но глумится над Моисеем?! Никто из античных авторов ведь не
сомневался в авторстве Моисея. Они, правда, объясняли чудеса Моисея его
искусством магии. Но не большее ли чудо, что после сожжения все иудейские
книги быстро появились снова? Не чудо ли, что варварский еврейский язык
уступил место эллинской речи? Чудо заключается и в том, что Божественное
слово было передано через книги евреев, которые были злейшими врагами
христиан. Аврелий Августин называл их "книгопродавцами церкви". Евреи
сохранили Библию, хотя и не смогли ею воспользоваться. Приводятся и такие
аргументы, Когда Бог ниспосылал людям свое откровение, это каждый раз
сопровождалось сверхъестественными знамениями и чудесами. Когда возвещалось
о Христе, свершалось его Рождество или Воскресение, этому сопутствовали
знамения и чудеса. Кроме того, Библия рассказывает о вещах, которые ведомы
только Богу: сотворение мира, грядущие события. Несмотря на то, что Библию,
состоящую из 66 книг, писало около 40 авторов на протяжении 16 веков, она
поражает своим удивительным единством. Для Кальвина авторитет Писания
основывался на том, что библейские писатели были "секретарями Святого Духа"
("notaires authentiques" во французской версии "Наставления"). Ни одна из
книг в истории человечества не оказывала такого влияния на нравственное
развитие общества - и это тоже не случайно.
Многие читатели Библии говорили о "посредственной эрудиции" и "грубом и
как бы варварском языке" ее авторов по сравнению Гомером, Цицероном,
Вергилием и Плутархом. Кальвин провел скрупулезный стилистический анализ
текстов и обнаружил совершенно новые, отличные от художественных средств
классической античной литературы, стилистические приемы. Он назвал это
"простотой": "Многие презирают эту простоту потому, что они совсем не поняли
ее сущности". По его мнению, стиль евангелий даже превосходит античное
красноречие, которое холодно и не может тронуть сердце необразованного
человека. Это действительно так: "вообще христианский взгляд на
действительность до предела наполнен...борьбой чувственно-конкретного
явления и аллегорического истолкования реальности" (6,с.68), "эффект
художественного воздействия Библии определяется как эффект овладения
вниманием читателя за счет нагнетания психологической напряженности" (81,с.
90). Надо заметить, однако, что Ж. Кальвин не любит проводить параллели
между библейскими персонажами и классическими античными героями. Любые
подобные сравнения он воспринимает как оскорбительные по отношению к Богу.
Теодора Беза, сравнивавшего талант апостола Павла с талантами Демосфена и
Платона, он упрекнул в подражании художнику, который изобразил богородицу
королевой. Красоту Божьего слова невозможно сравнить с ухищрениями риторики,
как привлекательность честной женщины с презренными красотами куртизанки.
Рациональные, "человеческие" доказательства должны приниматься только в
том случае, если они подчинены главному свидетелю богодухновенности - вере.
Если даже будет доказана подлинность библейских текстов, но сделано это
будет без опоры на веру, то это станет уделом неверующих. "В то время как
все философские системы начинаются с допущений или гипотез, христианин
отправляется в путь, вооруженный истинами Откровения Божия как своими
исходными предпосылками. Метод кальвинизма не есть обоснование Библии
философией, но обоснование христианской философии Библией" (60,с.27). Любые
коррективы, интерпретации и дополнения библейских текстов, которые
отклоняются от буквального смысла изложенного, - ересь оскорбления
Евангелия. А это и аллегорические толкования, и построения мистиков, и
гуманистическая филология. Католики сделав Библию текстом только для
"докторов", недооценили универсальные качества откровения и презрели
евангельскую простоту. По авторитету Библии тем самым был нанесен удар со
