весьма полезное о великой пользе, могущей произойти для христианства, если
бы оно составило перечень всем святым мощам и реликвиям, находящимся как в
Италии, так и во Франции, Германии, Испании и других королевствах и
странах". Первое его издание вышло в Женеве в 1543г. , но задуман он был,
видимо, раньше.
Основной задачей Кальвина и главным содержанием трактата было
перечисление важнейших реликвий и показ обмана и подлога духовенства : "Я не
могу в этой книжке сделать все то, что мне хотелось бы сделать, потому что
потребовались бы документы со всех стран, чтобы знать, какие в каждом месте
имеются реликвии, ради их сопоставления. И тогда можно было бы увидеть, что
каждый апостол имел бы больше четырех тел, а каждый святой - по два или по
три; и то же было бы и со всем прочим" (Там же). Он искусно пользуется
рассказами Библии и раннехристианских авторов, чтобы разоблачить выдумки,
подлоги или простое невежество. Так, в одном месте показывают
архитриклиновое вино и говорят, что Архитриклин - это имя новобрачного в
Кане. На самом же деле, говорит Ж. Кальвин, это не имя, а название должности
распорядителя на пиру. Он удивляется легковерию людей: "Так обстоит дело с
реликвиями; тут все так туманно и запутанно, что нельзя было бы почитать
кости того или иного мученика без того, чтобы не рисковать поклониться
костям какого-либо разбойника или грабителя или, скорее того, осла, или
собаки, или лошади. Нельзя почитать кольцо богородицы или ее гребень, чтобы
не рисковать поклониться украшениям какой-нибудь распутницы. Потому, кто
пожелает, пусть остерегается этой опасности, потому что никто отныне не
будет вправе ссылаться в оправдание на свое незнание"(Там же).
Но Кальвин не только смеется или критикует. Он пытается решить вопрос о
том, откуда взялось почитание реликвий: "Дьявол, видя людскую глупость, не
удовольствовался тем, что в одном отношении обманул людей, но пустил в ход и
другой обман, заключавшийся в том, чтобы придавать значение реликвий святых
и тому, что носило вполне мирской характер. А Бог в наказание настолько
отнял разум и сознание у маловерных, что они без дальнейших расследований
принимали все, что им показывали, не делая различия между белым и черным". И
Кальвин хочет "разбудить спящих": "Вместо того, чтобы искать Христа в его
слове, в его таинствах и в его духовных милостях, люди, по своему
обыкновению, погнались за его одеяниями, рубашками и бельем и, делая это,
пренебрегли главным и увлеклись второстепенным. Точно так же поступили они и
с апостолами, мучениками и прочими святыми. Именно, вместо того, чтобы
размышлять над их жизнью, дабы следовать их примеру, они все свои старания
обратили на то, чтобы созерцать и беречь, как сокровища, их кости, одеяния,
пояса, шапки и тому подобный хлам...Даже и не требуется долго рассуждать
насчет того, хорошо ли, дурно ли иметь реликвии, чтобы только хранить их,
как вещи драгоценные, не поклоняясь им. Ведь опыт нам показывает, что одно
почти никогда не обходится без другого...Я согласен, что люди не доходят
сразу до явного идолопоклонства, но постепенно переходят от одного
заблуждения к другому, пока не падут в пропасть...Нельзя приводить в
оправдание, что здесь было беспорядочное усердие нескольких простецов или
неразумных женщин. Нет, это общее заблуждение, одобряемое теми, которые
держали в своих руках управление и руководительство церковью...Вот как
неразумное желание, бывшее первоначально, - собирать сокровище реликвий -
превратилось в столь очевидную гнусность, что люди не только совсем
отвернулись от Бога, чтобы увлечься вещами тленными и бесполезными, но и
путем отвратительного святотатства стали поклоняться мертвым и
бесчувственным творениям, вместо единого живого Бога"(там же).
Таким образом, в своем трактате, как и в других сочинениях, Жан Кальвин
преследует три основные цели. Он стремится доказать, что католическая
церковь исказила заветы Христа. Он обвиняет ее в кощунстве, поскольку она
заменила единого посредника между Богом и людьми целым сонмом святых.
Наконец, он обвиняет ее в идолопоклонстве, т. к. Она вместо поклонения Богу
стала поклоняться реликвиям святых. Нужно сказать и о большом общекультурном
значении "Трактата": "В этом отношении "Traite des rerliques" может занять
место рядом с крупнейшими критическими работами той эпохи, каковы творения
Эразма, Лоренцо Валлы. Лефевра д'Этапля и др." (76,с.163).
Жан Кальвин о церкви. Протестантские реформаторы столкнулись с двумя диаметрально
противоположными взглядами на церковь. Это были взгляды католиков и
различных ересей. Первые считали церковь видным историческим институтом,
являющимся историческим преемником апостольской церкви, для вторых истинная
Церковь была на небесах и ни одна организация на земле не заслуживала
названия "Церкви Божией".
Новое отношение к церкви рождалось не сразу. Первые реформаторы отнюдь
не собирались разрушать сложившуюся церковь. Сама идея деноминации была еще
неизвестна в 16в. Схизма казалась страшнее любой ереси. М. Лютер в начале
1519г. писал: "Даже если, к сожалению, в Риме и есть вещи, которые нельзя
изменить, нет - и не может быть - никакой причины для ухода из Церкви в
схизму. Напротив, чем хуже становится положение вещей, тем больше ей нужно
помогать и отстаивать ее, ибо с помощью схизмы и неподчинения ничего нельзя
исправить" (55,с.231). В своем 50-м тезисе он писал, что "если бы папа узнал
о злоупотреблениях, совершаемых при продаже индульгенций, он предпочел бы,
чтобы собор святого Петра сгорел дотла, чем строить его из костей и крови
христиан". Не сразу и неохотно он пришел к выводу, что католическая церковь
потеряла право именоваться подлинно христианской церковью и потому именно,
что упустила доктрину оправдания одной верой. Он объявил, что эта доктрина
была "статьей, на которой Церковь стоит или падает" (articulus stantis et
cadentis ecclesiae). Даже в "Аугсбургском вероисповедании" 1530г.,
принадлежащем, в основном, перу Филиппа Меланхтона, отношение к церкви все
еще остается достаточно примирительным, хотя папство как институт было уже
осуждено. Еще в своем трактате "Вавилонском пленении церкви" Лютер обвинил
папство в том, что оно затемнило первоначальное значение таинств и сделало
монополией церковной иерархии то, что принадлежит всем христианам. В своих
работах 1520г. он подводит папство под самое страшное из обвинительных
понятий Евангелия "антихристово установление". Если ереси под это понятие
подводили отдельных пап или, в крайнем случае, римскую курию, то лютеране
обвинили весь институт в том, что он присвоил себе функции Бога прощать
грехи и судить человека. Лютер всерьез обсуждает вопрос о необходимости
крестового похода на Рим, хотя и предпочитает пока массовое ненасильственное
сопротивление Риму: "Я не хотел бы, чтобы Евангелие отстаивалось насилием и
пролитием крови. Слово победило мир, благодаря слову сохранилась церковь,
словом же она и возродится, а антихрист, как он добился своего без насилия,
без насилия и падет" (из письма Францу фон Зиккингену).
Надежды на "примирение" с католиками стали рассеиваться после
Регенсбургского сейма 1541г. и особенно после начала работы Тридентского
собора (1545-1563). Именно этот собор и осудил окончательно основные идеи
протестантизма. Протестантские церкви должны были теперь оправдывать свое
автономное существование наряду с институтом, который основывался на
многовековой традиции.
По этой причине особый всплеск интереса к проблеме церкви в
протестантизме приходится именно на 40-е годы 16в. И именно в сочинениях Ж.
Кальвина эта проблема получила на тот период всестороннее рассмотрение.
Неудивительно, что в этом вопросе Кальвин не только отталкивается от
некоторых положений своего предшественника М. Лютера, но и вступает с ним в
полемику.
Лютер делает акцент на Слове Божьем. Средневековая церковь была
испорчена, а ее доктрина искажена либо отходом от этого Слова, либо
добавлениями к нему, сделанными людьми. Однако везде, где Слово добивается
истинного подчинения Богу, возникает Церковь: "Надежным признаком, по
которому можно узнать христианскую конгрегацию, является то, что там
проповедуют чистое Евангелие. Точно так, как знамя является знаком того,
какой военачальник и какая армия находятся перед вами, так и Евангелие
является знаком, по которому можно определить, где находится лагерь Христа и
Его воинство... Соответственно, где Евангелие отсутствует, а правят лишь
человеческие учения, там нет христиан, а лишь одни язычники, независимо от
их числа и того, какую бы праведную жизнь они не вели" (55,с.233). Поэтому
для существования церкви обязательно не рукоположенное епископами
духовенство, а проповедь Евангелия: "Где есть Слово, там есть вера, а где
есть вера, там есть истинная Церковь". Ни одно человеческое собрание не
может претендовать на звание Церкви Божией, если оно не основано на
Евангелии. Такое понимание церкви является, так сказать, функциональным, а
не историческим, ибо право на существование церкви определяется не
исторической, а богословской преемственностью с апостольской церковью.
Важнее проповедовать то же Евангелие, что и апостолы, чем быть членом
института, который исторически к ним восходит. Аналогичное понимание церкви
можно найти и у Филиппа Меланхтона.
Но здесь встает неожиданный и довольно коварный вопрос: чем отличаются
взгляды Лютера от взглядов разного рода радикалов? Так, Себастьян Франк
писал: "Я верю, что видимая Церковь Христа, включая все ее дары и таинства,
в связи с осквернением антихристом сразу после смерти апостолов была взята
на небеса, где она сокрыта в Духе и истине. Поэтому я вполне уверен, что в
течение последних 1400 лет не существует ни соборной Церкви, ни каких-либо
таинств" (55,с.234). Истинная Церковь находилась на небесах, а на земле
существовало лишь ее подобие, во многом неадекватное небесному. Здесь можно
увидеть в определенной степени возрождение взглядов на церковь Доната и его
сподвижников (5в.). Для них церковь состоит лишь из праведников, а церковь и
мир противостоят друг другу, как свет и тьма. Если принять точку зрения М.
Лютера, что церковь не была установленной, но определялась проповедью
Евангелия, то как отделить его точку зрения от приведенного мнения С.
Франка?! Он сам допускал, что "Церковь свята даже там, где доминировали
фанатики (т. е. радикалы), если они не отвергают Слово и таинства". Исходя
лишь из реалий своего времени, Лютер вернулся от идеи "невидимой церкви" к
идее "видимой церкви". Именно борьба с разрушительными радикальными
толкованиями привела Лютера даже к принятию отчасти католического понимания
церкви: "Со своей стороны, мы исповедуем, что в папстве есть много доброго и
христианского; действительно, все, что есть христианского и доброго,
находится там и пришло к нам из этого источника. Например, мы исповедуем,
что в папской Церкви есть истинное Священное Писание, истинное Крещение,
истинное таинство алтаря, истинные ключи к прощению грехов, истинное
духовенство, истинный катехизис в форме Молитвы Господней, Десяти Заповедей
и статей Символа Веры" (55, с.234).
Лютер столкнулся примерно с теми же проблемами, которые стояли и перед
Августином и потому так или иначе воспроизводит взгляд Августина на
