которые живо обсуждались в его время. Реформатор при этом исходил из того,
что всякая власть установлена богом и служит к его прославлению. Монархи -
это "земные боги, наместники бога"(43,23). Неподчинение им - величайшее
святотатство: "власть от бога, даже если король - разбойник", "все те, кто
имеет право меча и общественную власть, - рабы божьи, даже если они тираны и
разбойники" (там же). Но если правитель перестает быть защитником церкви и
не выполняет ее предписаний, то автоматически становится простым тираном и в
"Комментарии на книгу пр. Даниила" Кальвин прямо рекомендует: "Лучше плюнуть
в лицо безбожному королю, чем повиноваться его велениям" (43,27). "В вопросе
о повиновении, которое, как мы учили, должно быть оказываемо высшим,
существует одно исключение, или лучше сказать, правило, которое мы должны
соблюдать прежде всего. Оно состоит в том, чтобы это повиновение не
отвращало нас от покорности тому, воля которого должна ограничивать все
желания государей, перед чьим величием должно меркнуть их величие. Если люди
прикажут нам что-нибудь противное воле бога, это не должно иметь для нас
никакого значения, и мы не должны обращать при этом внимание на звание этого
лица". "Наставление" Кальвина заканчивается четкими словами: "Лучше
повиноваться богу, чем людям" (43,27).
Однако неповиновение и сопротивление - вещи разные. Сопротивляться и
мстить тирану нельзя: "если нас жестоко угнетает бесчеловечный государь,
если нас грабит и разоряет жадный или расточительный государь, если нас
презирает и плохо защищает небрежный правитель, даже в том случае, если
нечестивый и богохульный правитель будет преследовать нас за веру, то прежде
всего вызовем в памяти те обиды, которые мы причинили господу, они
несомненно исправляются этими бедствиями. Это породит в нас чувство смирения
и сломит наше терпение. А затем будем помнить, что не наше дело исправлять
такое зло, нам остается только молить бога о помощи, в его руке сердца
королей и судьбы королевств"(43,23).
Тем не менее, если нельзя оказывать тирану сопротивлением отдельным
людям, это вменяется в обязанность представителям местных властей: "Если
существуют должностные лица, установленные для защиты народа и сдерживания
чрезмерной жадности и произвола государей, - таковы были некогда эфоры,
поставленные против лакедемонских царей, или народные трибуны, поставленные
против римских консулов, или демархи, поставленные против сената в Афинах;
если, как в настоящее время, возможно, пользуются этой властью в отдельных
государствах три сословия, когда они собираются, - то я не запрещаю,
устроенным таким образом властям выступать против неумеренности и жестокости
государей согласно долгу своих должностей, и если они смотрят сквозь пальцы
на то, что государи незаконно притесняют бедный народ, я полагаю, что их
следуют обвинить за это потворство, которым они преступно изменяют свободе
народа, защитниками которой они поставлены богом" (43,28). И все же никаких
мятежей, насилий и резких демонстраций. Только, когда не помогают реформы и
сопротивление на конституционной основе, можно призвать христиан к открытому
неповиновению вплоть до свержения тирана.
"Безбожных тиранов" наказывает промысел Божий: "Утешимся же примерами
милости и предусмотрительности бога в этом отношении". Формы божьей кары
могут быть разными - внешние вторжения или народные восстания: иногда бог
"открыто выдвигает кого-либо из числа слуг своих и снабжает своим приказом
явных мстителей, наказующих преступных властителей и освобождающих
несправедливо порабощенный народ от злой участи, или же направляет к тому же
результату ярость людей, преследующих в сущности другую цель. Эти мстители
не действуют сознательно и по доброй воле. Некоторые из этих орудий божьих
замышляли преступление, другие думали о благе, но, каковы бы ни были их
замыслы, бог через их посредство равным образом выполняет свою цель,
сокрушая кровавые скипетры дурных государей и низвергая оскорбительные для
него власти. Внемлите, правители, и устрашитесь". При этом очень
симптоматична оговорка Кальвина: Хотя исправление расстроенной власти есть
божья месть, но отсюда вовсе не следует, чтобы она была дозволена и вручена
тем, кто не имеет иного повеления, кроме как повиноваться и терпеть" (71,
245).
Кальвинистское понимание абсолютного предопределения непосредственно
связано и с учением о "мирском призвании" и "мирском аскетизме". Человеку не
дано знать своего предопределения, ибо это - тайна и величие бога. Но люди
могут догадываться об ожидающей их участи, ибо профессиональная деятельность
есть "божье предначертание" и успех в делах , в профессиональной
деятельности, обогащение служат признаком избранности к спасению. В то же
время праздность, лень, склонность к удовольствиям, все, что ведет человека
к порокам и бедности, - явные симптомы его печальной участи. Благодать
нисходит на человека от бога в виде особых способностей, таланта,
благоприятного стечения обстоятельств, жизненной удачи и др. Психологической
основой деятельности верующего Жан Кальвин считает убежденность верующего в
том, что он является "божьим избранником". Таким образом, Кальвин не только
разрешает человеку целиком заниматься земными делами, но и ставит ему это в
обязанность. Человек своей практической деятельностью свое избрание и все
свои силы посвящать трудовой деятельности, всеми силами добиваться успеха
своих начинаний.
В результате, следовательно, обогащение, накопление возводится в ранг
служения богу. Прибыль - дар божий, хотя и испытание для человека.
Необходимые при таком служении строжайшая бережливость, расчет, энергичность
- типичные добродетели предпринимательства. Капитал должен расти, а не
умаляться. Бездеятельность и непроизводительная трата капитала и времени
осуждаются. Большой грех - растрата капитала и праздность.
Богатство - божий дар и обращать его на личные нужды грешно. Оно должно
пускаться в оборот. Кальвин говорит о нелепости мнения Аристотеля, Амвросия
Медиоланского и Иоанна Златоуста о бесплодии денег. На них можно приобрести
собственность, приносящую доход. Однако в письме к Эколампадию и в своих
проповедях Кальвин ограничивает допущение процента. Процент допустим, если
не превышает легального максимума, но даже при наличии законной ставки
процента займы бедным должны происходить без взимания процента. Кальвин
требует также, чтобы должник получал от займа такую же пользу, как и
заимодавец, чтобы от должника не брали непомерного залога. Если уж процент
допустим в отдельных случаях, то безусловно недопустимо делать себе
регулярную профессию из отдачи денег под проценты, неэтично получать выгоды
от нужды ближнего. Любопытно, что при Кальвине в Женеве была установлена
легальная ставка в 5%, что было крайне низко для того времени.
Взгляд Кальвина на торговлю виден из его переписки: "Почему доходу от
торговли не быть больше дохода от земледелия? Прибыль торговца происходит от
его забот, прилежания и труда" (43,18). В другом месте о торговцах он
отзывается, однако, иначе. В своем "Наставлении" он называет их
"откармливаемыми животными", говорит, что они "чувствуют себя хорошо в своем
хозяйстве и сердятся когда их побеспокоят". Двум жителям Лозанны он советует
взяться за денежные операции, выступает за долговую тюрьму в интересах
поддержания кредита в Женеве, защищает идею займа в пользу изгнанных
еретиков. Одному гугеноту дает совет требовать проценты с точки зрения
естественного и божественного права. Сам из своих средств и средств своих
друзей устраивает заем в 10.000 франков королеве Наварры Жанне д'Альбре. В
своей переписке он мотивирует необходимость добрых отношений с лютеранами
интересами торговли Женевы с городами Германии. По его предложению в Женеве
вводится в качестве домашней промышленности и с помощью государственного
кредита производство сукна и бархата, с целью дать работу бедным и
безработным. Когда это ремесло не выдержало конкуренции с Лионом, в Женеве
наладили производство часов. Духовный дисциплинарный суд в Женеве карал
купцов за обман, наказывал недобросовестных продавцов древесного угля,
наказал одного фабриканта за то, что его бархат имеет ширину на дюйм меньше
предписанной, наказал портного за обман иностранцев.
Кальвин оправдывает и рабство там, "где это необходимо", хотя более
совершенным считает наемный труд.
Педагогические идеи Жана Кальвина Говорить о существовании цельной и универсальной педагогической
системы у Жана Кальвина нет никаких оснований. Тем не менее отдельные его
педагогические идеи не просто интересны, но и ясно и четко иллюстрируют
особенности его религиозно-философских взглядов.
Прежде всего надо отметить, что он достаточно критично относится к
античной и средневековой системам образования и предлагает свои
рекомендации. Античное образование построено на идеях самосовершенствования,
суверенности личности. Но Кальвин подчеркивает, что добродетели человеческие
не обязаны своим происхождением природе, они - проявления особой милости
творца, которыми он наделяет по своему усмотрению также и недостойных
(80,81), их содержание зависит от бога. Поэтому развитие добродетелей перед
богом оказывается пустой видимостью. Светское определение добродетели
противоречит религиозным критериям морали, основанной на смирении.
Дохристианская эра рассматривается Кальвином как сумерки истории, блуждание
в потемках. Многочисленные пороки потомков Адама, которые были лишены страха
божьего, - показатель не только юного возраста человека, но и плотского его
состояния. Все язычники - не религиозные, а светские люди ("профаны").
Религия для них - всего лишь "более убедительное мнение", бог - всего лишь
"творец мира". Язычники "заблуждаются" в том, что мир может иметь объяснение
в себе. Они претендуют на истину и пытаются понять бога с помощью разума.
Они не имеют представления о "первородном грехе". Тем не менее имеют свои,
довольно развитые, представления о боге, "бессмертии души", религиозном
долге, хотя эти понятия, по мнению Кальвина, выходят за пределы
человеческого познания. Эти проблемы не содержат в себе никакой "пользы" и
являются ни чем иным, как "пустыми фантазиями мозга".
Языческие авторы верят, что философия, медицина и другие науки имеют
божественное происхождение и уделяют их изучению большое внимание. Но эти
науки, с точки зрения Кальвина, - порождения "телесного" человека, они
относятся к "вещам легковесным, перед богом не имеющим никакого значения,
поскольку они вовсе не связаны с обоснованием истины". По этой причине
творения "неправедных и неверующих" мудрецов древности лишаются права на
формирование христианской души. Все наследие античной культуры, по мнению
Кальвина, относится к категории "низких и мирских" вещей. У античного
образования великое достоинство, ибо оно было направлено на прославление
человека, но спасти его оно не смогло и не может.
Столь же критически относится Кальвин и к средневековой системе
образования. В средние века уделялось большое внимание рациональному
подтверждению веры . Философия и богословие считались этапами постижения
истины. Марциан Капелла, Северин Боэций , Алкуин , Петр Дамиани и Фома
