очень доволен.
Вот сейчас я все узнаю, подумал К. и оживленно закивал головой,
словно вызывая этим коммерсанта на полную откровенность в самом важном
вопросе.
- Мой процесс, - продолжал коммерсант, - не двигался с места. Правда,
велось следствие, я бывал на всех допросах, собирал материал, представил в
суд все свои конторские книги, что, как я потом узнал, было совершенно
излишне, все время бегал к адвокату, он тоже подавал многочисленные
ходатайства...
- Как? Многочисленные ходатайства? - переспросил К.
- Ну конечно, - сказал коммерсант.
- Для меня это чрезвычайно важно, - сказал К. - Ведь по моему делу он
все еще составляет первое ходатайство. Он ничего не сделал. Теперь я вижу,
как безобразно он запустил мои дела.
- То, что бумага еще не готова, может быть вызвано всякими
уважительными причинами, - сказал коммерсант. - Да и, кроме того,
впоследствии выяснилось, что для меня эти ходатайства были совершенно
бесполезны. Одно я даже прочел - мне его любезно предоставил один из
служащих в суде. Правда, составлено оно было по-ученому, но, в сущности,
без всякого смысла. Прежде всего - уйма латыни, в которой я не разбираюсь,
потом - целые страницы общих фраз по адресу суда, потом - лестные слова об
отдельных чиновниках - он их, правда, не называл по имени, но каждый
посвященный легко догадывался, о ком шла речь, - затем самовосхваление,
причем тут адвокат подлизывался к суду хуже собаки, и, наконец,
исследования всяких судебных процессов прошлых лет, якобы схожих с моим
делом. Слов нет, эти исследования, насколько я мог понять, были проведены
очень тщательно. Но я ни в коем случае не хочу в чем бы то ни было
осуждать адвоката за его работу. К тому же та бумага, которую я прочитал,
только одна из многих, во всяком случае - и это я должен оговорить сейчас
же, - никакого продвижения в моем процессе я тогда не видел.
- А как вы представляете себе это продвижение? - спросил К.
- Ваш вопрос вполне разумен, - с улыбкой сказал коммерсант. Эти дела
очень редко двигаются с места. Но тогда я этого еще не знал. Ведь я
коммерсант - прежде я еще больше занимался коммерцией, чем сейчас, - и мне
хотелось видеть ощутимые результаты, дело должно было двигаться к концу
или по крайней мере достигнуть какого-то развития. А вместо этого шли
бесконечные допросы, почти всегда одного и того же содержания; ответы на
них я выучил наизусть, как молитву; но несколько раз в неделю ко мне
являлись посыльные из суда и в контору и домой, всюду, где могли меня
застать; конечно, это очень мне мешало (теперь по крайней мере в этом
отношении стало лучше, телефонные вызовы мешают гораздо меньше), а то
среди моих деловых знакомых и особенно среди моих родственников начали
распространяться слухи о моем процессе, так что вреда это мне принесло
достаточно, а вместе с тем не было видно ни малейшего признака того, что в
ближайшее время будет назначено хотя бы первое слушание дела. Тогда я
обратился к адвокату с жалобой. Он дал мне пространные объяснения, однако
решительно отказался сделать какие-то шаги в том направлении, как я
предполагал: ускорить слушание дела все равно никто не может, а настаивать
на этом в заявлении, как того требовал я, было бы просто неслыханно и
могло погубить и его и меня. Я и подумал: то, чего не может или не хочет
этот адвокат, захочет и сможет другой. И я стал искать других адвокатов.
Сразу забегу вперед: никто никогда не требовал назначения дела к слушанию,
никто этого не мог добиться, да и вообще с одной оговоркой, о чем я скажу
позже, это действительно никак невозможно, значит, в этом отношении
адвокат меня не обманул, но в остальном мне не пришлось жалеть, что я
обратился к другим адвокатам. Вероятно, вы уже слыхали от доктора Гульда о
подпольных адвокатах. Должно быть, он говорил о них с большим презрением,
да они этого и заслуживают. Однако когда он о них говорит и сравнивает с
собой и своими коллегами, то совершает небольшую ошибку, и я вам попутно
разъясню, какую именно. Обычно, говоря об адвокатах своего круга, он в
отличие от подпольных называет их крупными адвокатами. Это неверно:
конечно, каждый может называть себя крупным, если ему заблагорассудится,
но в данном случае судебная терминология установлена твердо. Если
руководствоваться ею, то кроме подпольных адвокатов существуют еще
адвокаты крупные и мелкие. Так вот этот адвокат и его коллеги принадлежат
к мелким адвокатам, а крупные адвокаты - о них я только слышал, но никогда
их не видел, те стоят по рангу неизмеримо выше мелких адвокатов, куда
выше, чем "мелкие" стоят над презренными подпольными.
- Что же это за крупные адвокаты? - спросил К. - Кто они такие? Как к
ним попасть?
- Значит, вы о них нигде никогда не слыхали, - сказал коммерсант, - а
ведь нет ни одного обвиняемого, который, узнав о них, не мечтал бы попасть
к ним. Лучше не поддавайтесь этому соблазну. Кто эти крупные адвокаты, я
понятия не имею, и попасть к ним, по-видимому, невозможно. Не знаю ни
одного случая, когда с уверенностью можно было бы говорить об их
вмешательстве. Кого-то они защищают, но по своему желанию этого нельзя
добиться: защищают они только тех, кого им угодно защищать. Должно быть,
то дело, за которое они берутся, уже выходит за пределы низших судебных
инстанций. Вообще же лучше о них и не думать, потому что иначе все
переговоры с другими адвокатами, все их советы и вся их помощь покажутся
жалкими, никчемными; я сам это испытал: хочется просто бросить все, лечь
дома в постель и ни о чем не слышать. Но, конечно, глупее этого ничего
быть не может, да и в постели тебе все равно не будет покоя.
- Значит, вы и прежде о крупных адвокатах не думали? - спросил К.
- Думал, но недолго, - сказал коммерсант и опять усмехнулся. -
Совершенно забыть о них невозможно, особенно ночью приходят всякие мысли.
Но когда-то мне больше всего хотелось добиться ощутимых результатов,
потому я и обратился к подпольным адвокатам.
- Как вы тут хорошо сидите вдвоем! - сказала Лени, она вернулась с
тарелкой и остановилась в дверях.
И действительно, они сидели, почти прижавшись друг к другу; при
малейшем повороте их головы могли столкнуться, а так как коммерсант при
своем малом росте еще весь сгорбился, К. был вынужден наклоняться к нему
совсем близко, чтобы слышать все как следует.
- Погоди минутку! - остановил девушку К., и его рука, все еще
лежавшая на руке коммерсанта, нетерпеливо дрогнула.
- Он просил, чтобы я ему рассказал о своем процессе, - обратился
коммерсант к Лени.
- Ну рассказывай, рассказывай! - сказала та.
Она говорила с коммерсантом ласково, но очень свысока, и К. это не
понравилось; он уже понял, что это был человек вполне достойный; во всяком
случае, он много пережил и прекрасно обо всем рассказывал. Очевидно, Лени
судила о нем неверно. К. смотрел, как Лени с раздражением отняла у
коммерсанта свечу - тот все время крепко держал ее в руке, обтерла его
пальцы своим фартуком и опустилась перед ним на колени, чтобы счистить
воск, накапавший ему на брюки.
- Вы ведь хотели рассказать мне про подпольных адвокатов! - сказал К.
и без всяких околичностей отодвинул руку Лени.
- Ты это что? сказала Лени и, слегка хлопнув К. по руке, продолжала
свою работу.
- Да, да, про подпольных адвокатов, сказал коммерсант и провел рукой
по лбу, как бы обдумывая, что говорить.
Желая ему помочь, К. подсказал:
- Вы хотели добиться немедленных результатов и потому обратились к
подпольным адвокатам.
- Совершенно верно, сказал коммерсант, но ничего не добавил.
Видно, не желает говорить при Лени, подумал К., и, хотя ему очень
хотелось все услышать, он поборол нетерпение и больше настаивать не стал.
- Ты доложила обо мне? - спросил он Лени.
- Конечно, - ответила та. - Он тебя дожидается. Оставь Блока, с ним
ты и потом успеешь поговорить, Блок побудет тут.
К. решился не сразу.
- Вы останетесь тут? - спросил коммерсанта.
Ему хотелось, чтобы тот сам подтвердил это, и не нравилось, что Лени
говорит о Блоке как об отсутствующем. Да и вообще сегодня К. испытывал
какое-то затаенное раздражение против Лени.
Но ответила опять она:
- Он здесь часто ночует.
- Ночует здесь? - воскликнул К.
А он-то надеялся, что Блок просто дождется, пока он как можно скорее
закончит переговоры с адвокатом, а затем они вместе выйдут и основательно,
без всяких помех все обсудят.
- Ну да, сказала Лени. Не каждого пускают к адвокату в любой час, как
тебя, Йозеф. Ты как будто и не удивляешься, что адвокат, несмотря на
болезнь, принимает тебя в одиннадцать часов ночи. Все, что ради тебя
делают друзья, ты принимаешь как должное. Конечно, твои друзья, во всяком
случае я сама, все делают с удовольствием. Никакой благодарности я и не
требую! Лишь бы ты меня любил.
Тебя любить? - подумал в первую минуту К., но сразу мелькнула мысль:
ну, конечно, я ее люблю.
Однако вслух он сказал, обходя эту тему:
- Меня адвокат принимает, потому что я его клиент. А если и тут не
обойтись без чужой помощи, значит, на каждом шагу только и придется, что
клянчить и благодарить.
- Какой он сегодня нехороший, - сказала Лени коммерсанту.
Вот теперь и про меня говорит, будто меня нет, подумал К. и даже
рассердился на коммерсанта, когда тот так же бесцеремонно, как Лени,
сказал:
- Адвокат его принимает еще и по другой причине: его процесс много
интереснее моего. Кроме того, его процесс только что начался и, значит, не
очень запутан, потому адвокат и занимается им так охотно. Потом все
изменится.
- Да, да! - со смехом сказала Лени, глядя на коммерсанта. - Ишь
разболтался! А ты ему не верь, - это она сказала, уже обращаясь к К. - Он
ужасно милый, но и ужасно болтливый. Может быть, адвокат его за это и не
выносит. Во всяком случае, принимает он его, только когда ему вздумается.
Я и то сколько раз старалась заступиться, и все зря. Представь себе,
иногда я докладываю о Блоке, а он его принимает только на третий день. Но
если в ту минуту, как его позовут, Блок не явится, значит, все пропало,
нужно сызнова о нем докладывать. Поэтому я разрешила Блоку ночевать тут:
бывает, что адвокат ночью звонит и требует его к себе. А теперь Блок и
ночью наготове. Правда, иногда он узнает, что Блок тут, и отменяет свой
вызов.
К. вопросительно посмотрел на коммерсанта. Тот кивнул головой и
сказал так же откровенно, как говорил до того с К. (видно, он растерялся
только от смущения):
- Да, постепенно начинаешь очень зависеть от своего адвоката.
- Он только для виду жалуется, - сказала Лени, - а сам любит тут
ночевать, он мне сколько раз говорил. - Она подошла к маленькой дверце и
открыла ее. - Хочешь взглянуть на его спаленку? - спросила она.
К. подошел и заглянул с порога в низкую каморку без окон, целиком
занятую узенькой кроватью. Забираться в кровать можно было только через
спинку. У изголовья в стене виднелась небольшая ниша, там с педантичной
аккуратностью были расставлены свеча, чернильница, ручка с пером и пачка
бумаг - очевидно, документы процесса.
- Значит, вы спите в комнате для прислуги? - спросил К., обращаясь к
коммерсанту.
- Мне ее уступила Лени, - сказал коммерсант. - Это очень удобно.
К. пристально посмотрел на него. Очевидно, первое впечатление,
которое произвел Блок, было правильней: опыт у него был большой, потому
что его процесс тянулся давно, но стоил ему этот опыт недешево. И вдруг
