Он объявил, что когда сознание мага застревает под тяжестью его
перцептуально-вводимой информации - именно это и происходило со мной -
самым лучшим и, возможно, единственным средством является использование
идеи смерти, которая создает эту встряску "выслеживания".
- Следовательно, идея смерти монументально важна в жизни мага, -
продолжал дон Хуан. - я показал тебе массу вещей о смерти, пытаясь убедить
тебя, что наше знание нашего предстоящего и неизбежного конца дает нам
трезвость. Наиболее дорогостоящей ошибкой обычного человека является
индульгирование на чувстве бессмертия. Мы как бы верим, что, не думая о
смерти, мы тем самым защищаем себя от нее.
- Ты должен согласиться, дон Хуан, что, не думая о смерти, мы тем
самым защищаем себя от волнений по поводу нее.
- Да, это служит той же цели, - признался он. - но эта цель
недостойна обычных людей, а для магов вообще является пародией. Без ясного
взгляда на смерть не будет ни порядка, ни трезвости, ни красоты. Маги
борются для достижения этого критического понимания для того, чтобы на
самом глубочайшем уровне они могли признать, что у них нет уверенности,
что их жизнь продлится хоть на миг дольше. Это признание дает магам
мужество быть терпеливыми, и, тем не менее, совершать поступки, мужество
быть покорными, не превращаясь в глупцов.
Дон Хуан смерил меня взглядом. Он улыбнулся и покачал головой.
- Да, - продолжал он, - идея смерти - это единственная вещь, которая
дает магам мужество. Странно, не правда ли? Она дает магам мужество быть
хитрыми, не становясь самодовольными, и прежде всего, она дает им мужество
быть безжалостными без потакания собственной важности.
Он снова улыбнулся и подтолкнул меня. Я сказал ему, что меня
бесконечно пугает идея моей смерти и то, что я должен думать о ней
постоянно, причем она совершенно не давала мне мужества и не вдохновляла
меня на совершение поступков. Единственно, она делала меня циничным или
заставляла впадать в состояние глубокой меланхолии.
- Твоя проблема очень проста, - сказал он. - ты легко становишься
одержимым. Я уже говорил тебе, что маги "выслеживают" самих себя, чтобы
разрушить силу своих навязчивых идей. Есть много способов "выслеживать"
себя. Если ты не хочешь использовать идею своей смерти, используй для
"выслеживания" себя стихи, которые ты читаешь мне.
- Прости, не расслышал?
- Я говорил тебе уже, что есть много причин, по которым я люблю
стихи, - сказал он. - с помощью их я "выслеживаю" себя. С помощью них я
даю себе встряску.
Он объяснил, что поэты подсознательно тоскуют по миру магов. Но
поскольку они не являются магами на пути знания, их тоска - единственное,
что они имеют.
- Давай посмотрим, сможешь ли ты ощутить то, о чем я говорю, - сказал
он, передав мне сборник стихов Жозе Геростиса.
Я открыл его на закладке, и он указал мне стихотворение, которое ему
понравилось....
Это непрерывное, упорное умирание,
Это проживание смерти,
Которое убивает тебя, о боже,
В твоих строгих ваяниях,
В розах, в камнях,
В неукротимых звездах,
И во плоти, которая сгорит,
Как костер, зажженный песней,
Как сон, как оттенок,
Который бросился в глаза,
И ты, сам по себе,
Возможно, умер навсегда,
Не поставив нас в известность об этом,
Мы отбросы, крошки, пепел тебя,
Ты, который все еще существуешь
Как звезда, обманувшая нас своим светом,
Пустым светом без звезды,
Который идет к нам,
Предлагая свою бесконечную катастрофу.
- Пока я слушал слова, - сказал дон Хуан, когда я кончил читать. - Я
чувствовал, что этот человек "видел" суть вещей, и я благодаря ему тоже
мог "видеть". Меня не волнует, о чем это стихотворение. Меня волнует
только чувство, которое страстное желание поэта донесло до меня. Я
заимствовал его страстное желание и, благодаря ему, заимствовал красоту. И
чудесно то, что он, как истинный воин, потратил ее на получателей и
зрителей, сохранив для себя только свое страстное желание. Эта встряска,
это потрясение красотой является "выслеживанием".
Я был очень тронут. Объяснение дон Хуана задело во мне необычную
струну.
- Ты хочешь сказать, дон Хуан, что смерть - единственный реальный
враг, которого мы имеем? - спросил я его минутой позже.
- Нет, - убежденно возразил он. - смерть - не враг, хотя она им и
кажется. Смерть не является нашим разрушителем, хотя мы и думаем о ней
таким образом.
- Что же она собой представляет тогда? - спросил я.
- Маги говорят, что смерть - единственный достойный оппонент,
которого мы имеем, - ответил он. - смерть - это то, что посылает нам
вызов. Мы рождены, чтобы принять этот вызов - и обычный человек, и маг. Но
маги знают об этом, а обычный человек - нет.
- Лично я скажу, дон Хуан, что жизнь, а не смерть, является вызовом.
- Жизнь - это процесс, с помощью которого смерть бросает нам вызов, -
сказал он. - смерть - активная сила. Жизнь
- Это арена. И на этой арене есть только два соперника - ты и смерть.
- А я думаю, дон Хуан, что именно мы, люди, бросаем вызов, - сказал
я.
- Вовсе нет, - возразил он. - мы пассивны. Подумай об этом. Если мы и
начинаем шевелиться, то только тогда, когда чувствуем давление смерти.
Смерть задает темп нашим действиям и чувствам и неумолимо толкает нас до
тех пор, пока не ломает нас и не выигрывает схватку, или наоборот - мы
поднимаемся выше всех возможностей и побеждаем смерть.
- Маги побеждают смерть, и смерть признает свое поражение, позволяя
магам следовать свободно, и никогда она уже не бросит вновь свой вызов.
- И значит, эти маги становятся бессмертными?
- Нет. Не это имеется в виду, - ответил он. - смерть перестает
бросать им вызов, и это все.
- Но что это означает, дон Хуан? - спросил я.
- Это значит, что мышление делает кувырок в невообразимое, - ответил
он.
- А что является кувырком мышления в невообразимое? - спросил я,
пытаясь не показаться воинственным. - наша с тобой проблема в том, что мы
не разделяем одних и тех же значений слов.
- Ты говоришь неправду, - перебил меня дон Хуан. - ты понимаешь то,
что я имею в виду. Ты разыгрываешь пародию, требуя рационального
объяснения "кувыркания мышления". Ты точно знаешь, чем оно является.
- Нет, не знаю, - возразил я.
А потом я понял, что действительно знаю или, скорее, интуитивно
догадываюсь о том, что имеется в виду. Была какая-о часть меня, которая
превосходила пределы моей рациональности и могла понять, и могла объяснить
выше уровня метафор кувыркание мышления в невообразимое. Но беда состояла
в том, что эта часть меня была недостаточно сильной, чтобы выходить на
поверхность по желанию.
Все это я и сказал дон Хуану. Он захохотал и заметил, что мое
сознание подобно чертику на резинке. Иногда оно поднимается очень высоко,
и мое управление им оказывается проницательным, в другой же раз оно
спускается, и я становлюсь рациональным идиотом. Но большую часть времени
оно снует по недостойной медиане, где я ни рыба, ни мясо.
- Кувыркание мышления в невообразимое, - объяснил он со смиренным
вздохом. - является нашествием духа, разрушением наших перцептуальных
барьеров. Это момент, когда восприятие человека достигает своих пределов.
Маги, практикуя искусство следопыта, подвинутого курьера, зондируют наши
перцептуальные пределы. Это еще один аспект того, почему мне нравятся
стихи. Я воспринимаю их как продвижения курьеров. Но как я уже тебе
говорил, поэты, в отличие от магов, не знают, что эти продвижения могут
быть достигнуты.
Ранним вечером дон Хуан сказал, что мы обсудили уже массу вещей, и
спросил, хочу ли я пойти погулять. У меня было своеобразное состояние ума.
Я и раньше замечал в себе странную отрешенность, которая приходила и
уходила. Сперва мне подумалось, что это физическая усталость омрачает мои
мысли. Но мысли были кристально чисты. Это убедило меня, что моя странная
беспристрастность являлась продуктом моего перехода в повышенное сознание.
Мы вышли из дома и прогуливались вокруг городской площади. Я
постарался побыстрее расспросить дон Хуана о своей отрешенности, пока он
не начал говорить о чем-то еще. Он объяснил ее как перемещение энергии. Он
сказал, что когда энергия, используемая обычно для поддержания
фиксированного положения точки сборки, освобождается, она автоматически
фокусируется на связующем звене. Он заверил меня, что у мага нет ни
техники, ни способов научиться заранее тому, как перемещать энергию с
одного места на другое. Скорее это мгновенное перемещение имеет место,
когда достигается определенный уровень сноровки.
Я спросил его, чем же был уровень сноровки. "Чистым пониманием" -
ответил он. Чтобы добиться этого мгновенного перемещения энергии,
необходима четкая связь с "намерением", а четкая связь достигается только
намеренно и благодаря чистому пониманию.
Естественно, я попросил его объяснить чистое понимание. Он засмеялся
и сел на скамейку.
- Я расскажу тебе нечто фундаментальное о магах и их актах мышления,
- продолжал он. - кое-какие вещи о кувыркании их мышления в невообразимое.
Он сказал, что некоторые маги были рассказчиками и сказочниками.
Рассказывание историй для них было не только продвижением курьера, которое
зондировало их перцептуальные границы, но и путем к совершенству, силе и
духу. Он на секунду замолчал, очевидно, подыскивая подходящий пример.
Потом он напомнил мне, что индейцы яки имеют набор исторических событий,
которые они называют "памятными датами". Я знал, что памятные даты были
устным пересказом их истории, как нации, в то время, когда они вели войну
против захватчиков их отечества: сначала испанцев, затем мексиканцев. Дон
Хуан, сам будучи яки, решительно заявил, что памятные даты были пересказом
поражений и раскола его народа.
- А что ты, образованный человек, скажешь о том маге, который,
основываясь на памятных датах, создаст рассказ - к примеру, сказки об
истории Калисто Муни - но изменит окончание так, что вместо описания того,
как Калисто Муни был разорван и четвертован испанскими палачами, что и
было на самом деле, получится история победоносного бунтаря Калисто Муни,
которому удалось освободить свой народ? - спросил он меня.
Я знал историю Калисто Муни. Это был индеец яки, который, согласно
памятным датам, много лет плавал на пиратском судне в карибском море,
обучаясь стратегии войны. Потом он вернулся в родную Сонору. Ему удалось
организовать восстание против испанцев и провозгласить войну за
независимость, но затем он был предан, схвачен и казнен.
Дон Хуан уговорил меня прокомментировать этот вопрос. Я рассказал ему
о своем предположении, что изменение фактического изложения событий в той
манере, о которой говорил он, будет психологическим приемом, типом
желанных мечтаний мага в роли рассказчика. Или, возможно, это будет
персональным, стилевым способом облегчения своего неудовлетворения. Я
добавил, что даже могу назвать такого мага-рассказчика патриотом,
поскольку он не может смириться с горьким поражением.
Дон Хуан смеялся до тех пор, пока не поперхнулся.
- Но вопрос упирается не только в одного мага-рассказчика, - возразил
он. - они все поступают так.
