между моментом потрясающей ясности, когда все вокруг меня кристально ясно,
и провалом в глубокую ментальную усталость, где я не могу понять ничего из
того, что он говорит мне. Он попытался приободрить меня, объяснив, что моя
нестабильность была вызвана незначительными колебаниями моей точки сборки,
которая не могла удержаться в новой позиции, достигнутой несколькими
годами ранее. Колебания были результатом остаточного чувства
самосожаления.
- Что еще за новая позиция, дон Хуан? - спросил я.
- Несколько лет назад - и именно это я хочу, чтобы ты вспомнил - твоя
точка сборки достигла места отсутствия жалости, - ответил он.
- Прости, не понимаю, - признался я.
- Место отсутствия жалости - это положение безжалостности, - сказал
он. - ну да ты все это знаешь. Но до той поры, пока ты вспомнишь, я скажу,
что безжалостность, будучи особым положением точки сборки, проявляется в
глазах мага. Она подобна мерцающей пленке по всей поверхности глаз. Глаза
мага блестят. Чем больше блеск, тем более безжалостен маг. Но сейчас твои
глаза тусклы.
Он объяснил, что когда точка сборки передвигается в место отсутствия
жалости, глаза начинают блестеть. Чем тверже новая позиция схвачена точкой
сборки, тем больше сияют глаза.
- Попытайся призвать назад то, что ты уже знаешь об этом, - побуждал
он меня.
Он немного помолчал, а затем сказал, не глядя на меня:
- Призывать назад - это не то же самое, что вспоминать, - продолжал
дон Хуан. - воспоминание диктуется повседневным типом мышления, в то
время, как призывание назад, восстановление, управляется движением точки
сборки. Пересмотр своей жизни, который совершает каждый маг, является
ключом к движению точки сборки. Маги начинают свой пересмотр через
размышление, вспоминая наиболее важные этапы своей жизни. После простого
размышления о них, они переходят к тому, что действительно было на месте
события. Когда они могут делать это - быть на месте события - они
добиваются передвижения точки сборки именно в то место, где она была в тот
миг, когда происходило событие. Возвращение полного события с помощью
передвижения точки сборки известно как воспоминание магов.
Секунду он смотрел на меня, пытаясь понять, слышал ли я его.
- Наши точки сборки постоянно перемещаются, - объяснил он. - это
незаметное перемещение. Маги верят, что для передвижения точки сборки в
определенные, точные позиции, они должны овладеть "намерением". А так как
нет способа узнать, что является "намерением", маги позволяют своим глазам
приманивать его.
- Все это совершенно непонятно для меня, - сказал я.
Дон Хуан закинул руки за голову и лег на землю. Я сделал то же самое.
Наступила длинная пауза молчания. Ветер гнал облака. От их движения у меня
почти закружилась голова. И головокружение вдруг резко перешло в знакомое
чувство тоски.
Каждый раз, когда я был с доном Хуаном, я чувствовал, особенно в
минуты покоя и тишины, подавляющее чувство отчаяния - тоски о чем-то, чего
я не мог описать. Когда я был один или в обществе других людей, я никогда
не имел этого чувства. Дон Хуан объяснял, что я чувствовал и
интерпретировал как тоску то, что на самом деле было внезапным движением
моей точки сборки.
Когда дон Хуан заговорил, звук его голоса встряхнул меня, и я сел.
- Ты должен вспомнить тот миг, когда твои глаза заблестели в первый
раз, - потому что в тот миг твоя точка сборки достигла места отсутствия
жалости. Вспомни, как безжалостность овладела тобой. Безжалостность
заставляет блестеть глаза магов, и этот блеск выманивает "намерение".
Каждое положение, достигнутое точкой сборки, выражается особым блеском в
глазах мага. А так как глаза мага обладают своей особой памятью, они могут
вызвать воспоминание любого положения через особый блеск, причастный к
этому положению.
Он объяснил, что маги уделяют блеску своих глаз и своему взгляду
огромное внимание, поскольку глаза напрямую соединены с "намерением". Как
бы это ни звучало, но истина в том, что глаза только поверхностно связаны
с миром повседневной жизни. На более глубоком уровне они соединены с
абстрактным. Я не представлял, как мои глаза могут снабдить меня таким
видом информации, и спросил об этом. Ответом дон Хуана было то, что
возможности человека так велики и таинственны, что маги, вместо того,
чтобы думать о них, предпочитают исследовать их, надеясь когда-нибудь
понять хоть что-то.
Я спросил его, влияет ли "намерение" на глаза обычного человека.
- Конечно! - воскликнул он. - ты все знаешь. Но знаешь на таком
глубоком уровне, что это безмолвное знание. У тебя нет достаточной
энергии, чтобы объяснить это даже самому себе.
- Обычный человек знает о своих глазах то же самое, но у него энергии
еще меньше, чем у тебя. Единственным превосходством магов над обычными
людьми является то, что они сберегли свою энергию, а это означает более
точное и чистое звено, связующее с намерением. Естественно, это означает и
то, что они могут вспоминать по своей воле, используя блеск своих глаз для
передвижения их точки сборки.
Дон Хуан остановил рассказ и уставился на меня пристальным взглядом.
Я отчетливо почувствовал, как его глаза подводили, толкали и подтягивали
что-то неопределенное во мне. Я не мог уйти из под его взгляда. Его
концентрация была так сильна, что фактически вызывала во мне физическое
ощущение. Я чувствовал себя так, словно находился в печи. И совершенно
внезапно я заглянул внутрь. Это было ощущение, очень похожее на бытие в
рассеянных мечтаниях, но с необычным сопровождающим ощущением сильного
осознания себя и отсутствия мыслей. Будучи в высшей мере сознательным, я
заглянул внутрь, в ничто.
Огромными усилиями я вытянул себя оттуда.
- Что ты со мной делаешь, дон Хуан?
- Иногда ты совершенно невыносим, - сказал он. - твоя
расточительность может взбесить кого угодно. Твоя точка сборки находилась
в наиболее выгодном месте для того, чтобы вспомнить все, что тебе бы
захотелось, а что сделал ты? Ты позволил всему уйти, а потом спрашиваешь,
что я с тобой делаю.
Он помолчал некоторое время, а потом улыбнулся, когда я вновь сел
рядом с ним.
- Но быть несносным - это, воистину, твой величайший плюс, - добавил
он. - так что же я жалуюсь?
Мы громко рассмеялись. Это была просто шутка.
Годами ранее меня очень трогало и смущало огромное участие ко мне дон
Хуана. Я не мог себе представить, почему он был так добр ко мне. По его
жизни было вполне очевидно, что во мне потребности никакой не было. Он
ничего от меня не ожидал. Но я был обучен через болезненный опыт жизни,
что никто не бывает беспристрастным, и тем не менее, не мог предвидеть
того, что вознаграждение дон Хуана может сделать меня ужасно
встревоженным.
Однажды я спросил дон Хуана в упор, довольно циничным тоном, что ему
дает наше общение. Я сказал, что не могу догадаться об этом.
- Ты ничего не поймешь, - ответил он.
Его ответ разозлил меня. Я воинственно высказал ему, что глупцом себя
не считаю, и что он мог бы по крайней мере попробовать объяснить мне это.
- Отлично, но я должен сказать, что, хотя ты и можешь это понять,
ответ тебе определенно не понравится, - сказал он с той улыбкой, которая
появлялась всегда, когда он хотел подшутить надо мной. - как видишь, я
просто хочу пощадить тебя.
Я был пойман на крючок, и настаивал, чтобы он рассказал яснее, что
имеется в виду.
А ты уверен, что тебе захочется слушать правду? - спросил он, зная,
что я не скажу нет, даже если бы жизнь моя зависела от этого.
- Конечно, я хочу слышать все, что ты можешь выложить мне, - резко
ответил я.
Он захохотал над этим, как над забавной шуткой, и чем дольше он
смеялся, тем большим становилось мое раздражение.
- Я не вижу здесь ничего смешного, - сказал я.
- Иногда основную истину нельзя подделать, - сказал он. - основная
истина в таком случае как глыба на дне огромной кучи вещей, эдакий
краеугольный камень. Если мы жестко посмотрим на нижнюю глыбу, нам может
не понравиться результат. Я предпочел бы избежать этого.
Он снова засмеялся. Его глаза, сверкая озорством, казалось,
приглашали меня продолжать затронутую тему. И я вновь заявил, что хочу
знать, о чем он говорит. Мне хотелось казаться спокойным, но настойчивым.
- Хорошо, если ты и вправду этого хочешь, - сказал он со вздохом
человека, которому надоели бесконечными просьбами. - прежде всего, я
должен сказать, что все, что я делаю для тебя - я делаю бесплатно. Ты
ничего мне не должен. И как ты знаешь, я безупречен с тобой. Причем моя
безупречность с тобой не является капиталовложением. Я не ухаживаю за
тобой в надежде, что когда я стану немощным, ты присмотришь за мной. Но я
все же извлекаю некоторую неисчислимую выгоду из нашего общения, и этот
вид вознаграждения безупречно имеет дело с той нижней глыбой, о которой я
упоминал. Но извлеченная мною вещь наверняка или будет для тебя
непонятной, или просто не понравится тебе.
Он остановился и посмотрел на меня с дьявольским блеском в глазах.
- Расскажи мне об этом, дон Хуан! - воскликнул я, разъяренный его
тактикой проволочек.
- Мне бы хотелось, чтобы ты держал в уме то, что я рассказываю тебе
об этом по твоему настоянию, - сказал он, по-прежнему улыбаясь.
Он сказал правду. Я был просто возмущен.
- Если бы ты судил обо мне по моим действиям с тобой, - начал он. -
ты бы признал, что я образец терпения и последовательности. Но ты не
знаешь, что, достигая этого, я борюсь за безупречность, которую раньше
никогда не имел. Для того, чтобы проводить с тобой время, я ежедневно
трансформирую себя, сдерживая себя благодаря ужасно мучительным усилиям.
Дон Хуан был прав. Мне не понравилось то, что он сказал. Я попытался
сохранить свое лицо и саркастически отпарировал удар.
- Не такой уж я плохой, дон Хуан, - сказал я.
Мой голос прозвучал неожиданно неестественно.
- Да нет же, ты плохой, - сказал он довольно серьезно. - ты мелочный,
расточительный, упрямый, насильственный, раздражительный и самодовольный.
Ты угрюмый, тяжелый и неблагодарный. Твоя способность к
самоиндульгированию неистощима. И что хуже всего, у тебя есть возвышенная
идея о себе самом, которая, кстати, ничем не подкреплена.
- И если говорить честно, одно твое присутствие вызывает во мне
чувство, чем-то похожее на тошноту.
Я хотел рассердиться. Я хотел протестовать и выразить недовольство,
что он не прав, говоря так обо мне, но не мог произнести ни одного слова.
Я был уничтожен. Я оцепенел.
Мой вид, после того, как я выслушал нужную истину, был таким, что дон
Хуана буквально ломало в приступах смеха, и я даже боялся, как бы он не
задохнулся.
- Я же говорил, что тебе это не понравится, или ты вообще ничего не
поймешь, - сказал он. - доводы воина очень просты, но радикально его
ухищрение. Воин считает редчайшей возможностью реализацию подлинного шанса
быть безупречным, несмотря на свои базовые чувства. Ты даешь мне этот
уникальный шанс.
Акт отдавания, свободно и безупречно, омолаживает меня и возобновляет
мое удивление. То, что я извлекаю из нашего общения, имеет неоценимое
значение для меня. Я просто у тебя в долгу.
Когда он посмотрел на меня, его глаза блестели, но уже без озорства.
Дон Хуан начал объяснять то, что он делал.
- Я нагваль, и передвигаю твою точку сборки блеском своих глаз, -
сказал он сухо. - глаза нагваля могут делать это. И это нетрудно. В конце
концов, глаза всех живых существ могут передвигать точку сборки кого-либо
