степени неэффективно.
Дон Хуан сказал, что хотя и есть значительные различия среди этих
четырех сфер интересов, каждая из них так же искажена, как и другие.
Поэтому в конце концов маги занялись сами собой, исключительно
способностью звена, связующего их с "намерением", которая позволяла им
зажигать огонь изнутри.
Он утверждал, что все современные маги свирепо добиваются достижения
здравости ума. Нагваль делает особенно мощные усилия, поскольку он
обладает большей силой, огромным господством над энергетическими полями,
которые определяют восприятие, и большей подготовленностью, можно сказать
освоенностью, относительно сложностей безмолвного знания, которое является
ничем иным, как прямым контактом с "намерением".
При подобном пересмотре магия становится попыткой восстановить наше
знание "намерения", усилием вернуть его использование, не поддаваясь ему.
Абстрактные же ядра магических историй являются оттенками реализаций,
ступенями нашего осознания "намерения".
Я понимал объяснение дон Хуана с изумительной ясностью. Но чем больше
я понимал, и чем яснее становились его утверждения, тем громаднее
поднималось чувство потери и подавленности. Один момент я искренне желал,
чтобы моя жизнь закончилась прямо здесь. Я чувствовал себя осужденным.
Почти со слезами я сказал дон Хуану, что не вижу смысла в продолжении его
объяснений, так как я знаю, что вскоре потеряю свою ясность ума, и,
возвратившись в свое обычное состояние сознания, я не смогу вспомнить
ничего из того, что я "видел" или слышал. Моя мирская внимательность
навяжет свою приобретенную привычку повторения и разумную предсказуемость
своей логики. Вот почему я чувствовал себя осужденным. Я сказал ему, что
негодую на свою судьбу.
Дон Хуан ответил, что даже в повышенном сознании я преуспеваю в
повторении, и что периодически я стараюсь надоесть ему, описывая свои
приступы бессмысленных чувств. Он сказал, что если я не выдержу, сражаясь
с этим, мне не надо извиняться перед самим собой и чувствовать сожаление,
не имеет значения то, какова наша определенная судьба, пока мы встречаем
ее с крайней несдержанностью.
Его слова вызывали во мне чувство блаженного счастья. Я повторял их
снова и снова, слезы катились по моим щекам, так я был согласен с ним. Во
мне бурлила такая глубокая радость, что я даже боялся, как бы нервы не
выскочили из моих рук. Я призвал все свои силы, чтобы приостановить ее, и
вдруг ощутил отрезвляющий эффект моих ментальных тормозов. Но это было так
радостно, что моя ясность ума начала рассеиваться. Я молча сражался,
пытаясь стать менее трезвым и менее нервозным. Дон Хуан не издал ни звука,
оставив меня наедине с самим собой. Когда я восстановил свое равновесие,
почти рассвело. Дон Хуан встал, вытянул руки над головой и напряг свои
мышцы, его суставы затрещали. Он помог мне встать и прокомментировал то,
на что я потратил большую часть ночи: я испытал то, чем был дух, и смог
вызвать скрытую силу для выполнения того, что на поверхности казалось
успокоением моей нервозности, а на глубочайшем уровне являлось очень
удачным волевым движением моей точки сборки.
Затем он дал знак, что пришла пора начать наш обратный путь.
КУВЫРКАНИЕ МЫШЛЕНИЯ
Мы пришли в его дом около семи утра, к завтраку. Я умирал от голода,
но усталым себя не чувствовал. Мы покинули пещеру и начали спускаться в
долину на рассвете. Дон Хуан, вместо того, чтобы избрать более прямой
маршрут, сделал большой крюк, чтобы пройтись вдоль реки. Он объяснил, что
нам надо собраться с нашими мыслями, прежде чем мы пойдем домой.
Я спросил, о каких "наших мыслях" он говорит, когда я здесь
единственный, у кого мысли были в беспорядке. Но он ответил, что действует
не по велению доброты, а по велению тренировки воина. Воин, сказал он,
постоянно находится настороже относительно грубости человеческого
поведения. Воин магичен и безжалостен, это скиталец с отточенным вкусом и
манерами, чьи дела точны, но замаскированы, он обрезает концы так, что
никто не может заметить его безжалостность.
После завтрака я подумал, что разумнее всего пойти поспать, но дон
Хуан заявил, что мне нельзя тратить время попусту. Он сказал, что я
слишком тороплюсь потерять ту небольшую ясность, которую еще имею, и что
если я отправлюсь спать, я потеряю ее наверняка.
- Не нужно быть гением, чтобы подсчитать, что вряд ли можно говорить
о "намерении", - сказал он быстро, тщательно изучая меня от головы до ног.
- но и это заявление ничего не значит. Вот почему маги вместо этого
полагаются на магические истории. Они надеются, что однажды абстрактные
ядра историй откроют слушающим свой смысл.
Я понимал, о чем он говорил, но не мог представить себе, чем же
является абстрактное ядро, и как оно подходит ко мне лично. Я попытался
подумать над этим, но мысли затопили меня. Образы молнией проносились в
моем уме, не давая времени подумать о них. Не в силах замедлить их поток,
я даже не узнавал их. Наконец, злость пересилила меня, и я грохнул об стол
кулаком.
Дон Хуан встряхнулся с головы до ног, задохнувшись от смеха.
- Делай то, что ты делал прошлой ночью, - подмигнув, посоветовал он
мне. - удержи себя.
Мое недовольство сделало меня агрессивным. Я немедленно пустился в
какие-то бессмысленные доказательства, потом я осознал свое заблуждение и
извинился за потерю сдержанности.
- Не извиняйся, - сказал он. - я должен рассказать тебе то, что ты,
возможно, поймешь только со временем. Абстрактные ядра магических историй
сейчас ничего не значат для тебя. Позже - я думаю, через годы - они
раскроют тебе свой точный смысл.
Я попросил дон Хуана не оставлять меня в потемках и обсудить
абстрактные ядра. Я совершенно не понимал, что мне следует делать с ними.
Я уверял его, что, находясь в данный момент в состоянии повышенного
сознания, я с легкостью пойму его объяснения, и просил поспешить его с
этим делом, так как не было гарантии, что состояние продлится долго. Я
говорил ему, что скоро вернусь в свое обычное состояние и стану еще
большим идиотом, чем сейчас. Я сказал это полушутя. Его смех убедил меня,
что он принял все именно так, но мои собственные слова глубоко повлияли на
меня. Огромное чувство меланхолии застало меня врасплох.
Дон Хуан мягко взял мою руку, подвел меня к удобному креслу и сел
напротив. Он пристально посмотрел мне в глаза, и я некоторое время не мог
разорвать силу его взгляда.
- Маги постоянно "выслеживают" себя, - сказал он ободряющим голосом,
словно пытаясь успокоить меня звучанием своих слов.
Я хотел сказать, что моя нервозность прошла, и что она, вероятно,
была вызвана бессонницей, но он не дал мне сказать ни слова.
Дон Хуан сказал, что уже обучал меня всему, что можно сказать о
"выслеживании", но я все еще не могу вывести свое знание из глубин
повышенного сознания, где оно хранилось. Я рассказал ему о своем досадном
ощущении закупоренности. Я чувствовал, что что-то скрыто внутри меня, и
это что-то заставляло меня хлопать дверьми и стучать по столу, оно
расстраивало меня и делало вспыльчивым.
- Такое ощущение закупоренности переживает каждый человек, - сказал
он. - это напоминание о нашей существующей связи с "намерением". У магов
это ощущение еще более острое, поскольку их целью является увеличение
чувствительности их связующего звена до тех пор, пока они не смогут
использовать его функционирование по своей воле.
- Когда давление их связующего звена слишком велико, маги облегчают
его "выслеживанием" самих себя.
- Мне кажется, я не понимаю значение того, что ты подразумеваешь под
"выслеживанием", - сказал я. - но на каком-о уровне, мне думается, я точно
знаю, что ты хочешь сказать.
- Я попробую помочь тебе прояснить то, что ты знаешь, - сказал он. -
"выслеживание" - это процедура, очень простая сама по себе.
"Выслеживанием" называется особое поведение, которое следует определенным
принципам. Это скрытое, тайное, обманчивое поведение задумано для создания
встряски. И когда ты "выслеживаешь" себя, ты даешь себе встряску,
используя свое собственное поведение безжалостным и хитрым образом.
Он объявил, что когда сознание мага застревает под тяжестью его
перцептуально-вводимой информации - именно это и происходило со мной -
самым лучшим и, возможно, единственным средством является использование
идеи смерти, которая создает эту встряску "выслеживания".
- Следовательно, идея смерти монументально важна в жизни мага, -
продолжал дон Хуан. - я показал тебе массу вещей о смерти, пытаясь убедить
тебя, что наше знание нашего предстоящего и неизбежного конца дает нам
трезвость. Наиболее дорогостоящей ошибкой обычного человека является
индульгирование на чувстве бессмертия. Мы как бы верим, что, не думая о
смерти, мы тем самым защищаем себя от нее.
- Ты должен согласиться, дон Хуан, что, не думая о смерти, мы тем
самым защищаем себя от волнений по поводу нее.
- Да, это служит той же цели, - признался он. - но эта цель
недостойна обычных людей, а для магов вообще является пародией. Без ясного
взгляда на смерть не будет ни порядка, ни трезвости, ни красоты. Маги
борются для достижения этого критического понимания для того, чтобы на
самом глубочайшем уровне они могли признать, что у них нет уверенности,
что их жизнь продлится хоть на миг дольше. Это признание дает магам
мужество быть терпеливыми, и, тем не менее, совершать поступки, мужество
быть покорными, не превращаясь в глупцов.
Дон Хуан смерил меня взглядом. Он улыбнулся и покачал головой.
- Да, - продолжал он, - идея смерти - это единственная вещь, которая
дает магам мужество. Странно, не правда ли? Она дает магам мужество быть
хитрыми, не становясь самодовольными, и прежде всего, она дает им мужество
быть безжалостными без потакания собственной важности.
Он снова улыбнулся и подтолкнул меня. Я сказал ему, что меня
бесконечно пугает идея моей смерти и то, что я должен думать о ней
постоянно, причем она совершенно не давала мне мужества и не вдохновляла
меня на совершение поступков. Единственно, она делала меня циничным или
заставляла впадать в состояние глубокой меланхолии.
- Твоя проблема очень проста, - сказал он. - ты легко становишься
одержимым. Я уже говорил тебе, что маги "выслеживают" самих себя, чтобы
разрушить силу своих навязчивых идей. Есть много способов "выслеживать"
себя. Если ты не хочешь использовать идею своей смерти, используй для
"выслеживания" себя стихи, которые ты читаешь мне.
- Прости, не расслышал?
- Я говорил тебе уже, что есть много причин, по которым я люблю
стихи, - сказал он. - с помощью их я "выслеживаю" себя. С помощью них я
даю себе встряску.
Он объяснил, что поэты подсознательно тоскуют по миру магов. Но
поскольку они не являются магами на пути знания, их тоска - единственное,
что они имеют.
- Давай посмотрим, сможешь ли ты ощутить то, о чем я говорю, - сказал
он, передав мне сборник стихов Жозе Геростиса.
Я открыл его на закладке, и он указал мне стихотворение, которое ему
понравилось....
Это непрерывное, упорное умирание,
Это проживание смерти,
Которое убивает тебя, о боже,
В твоих строгих ваяниях,
В розах, в камнях,
В неукротимых звездах,
И во плоти, которая сгорит,
Как костер, зажженный песней,
