ми в изучении антропологии и настойчиво приглашал меня
к себе. Я сочинил три длинных письма. Перечитывая, я нахо-
дил их столь банальными и подобострастными, что тут же
рвал их. Я не мог выразить в них глубину своей благодарнос-
ти, глубину своих добрых чувств к нему. Я объяснял себе
отсрочку с ответом своим искренним намерением встре-
титься с ним и рассказать обо всем, что произошло в моей
жизни в связи с доном Хуаном Матусом. Но я не спешил
совершить свое неизбежное путешествие, так как толком не
знал, чем я, собственно, занимаюсь с доном Хуаном. В один
прекрасный день я хотел продемонстрировать моем)' другу
настоящие результаты. Пока что я располагал только неко-
торыми смутными набросками возможностей, которые ни-
как не могли сойти за плоды, собранные на антропологичес-
ком поле деятельности, - по крайней мере, не в глазах моего
требовательного друга.
И вот на какой-то вечеринке я узнал, что он умер. Это
известие спровоцировало во мне одну из тех опасных без-
молвных депрессий, столь знакомых мне по прошлым вре-
менам. Я не мог выразить своих чувств, так как то, что я
чувствовал, еще полностью не оформилось в моем сознании.
Это было смесью подавленности, отчаяния и отвращения к
самому себе за то, что я не ответил на его письмо, за то, что
я не приехал увидеться с ним.
Вскоре после этого я отправился с визитом к дону Хуану,
Подойдя к его дому, я уселся на один из ящиков на крыльце
и попытался подыскать слова, которые бы не звучали ба-
нально и могли выразить то отчаяние, которое я испытываю
из-за смерти своего друга. Каким-то непостижимым обра-
зом дон Хуан знал о причинах моих душевных мук, которые
и привели меня к нему.
- Да, - сухо сказал дон Хуан, - я знаю, что твой друг,
антрополог, направивший тебя ко мне, скончался. По неко-
торой причине я знаю точное время его смерти. Я видел ее.
Его сухое заявление потрясло меня до глубины души.
- Я давно видел ее приближение. Я даже говорил тебе
об этом, по ты пренебрег моими словами. Я уверен, что ты
даже не помнишь их.
Я помнил каждое слово, произнесенное им, но в то вре-
мя я не понимал значения этих слов. Дон Хуан заявил, что
некое событие, тесно связанное с нашим знакомством (но не
часть его), явилось причиной, по которой он видел моего
друга-антрополога как человека, стоящего на пороге смерти.
- Я видел смерть как внешнюю силу, уже открываю-
щую твоего друга, - сказал он мне. - У каждого из нас есть
энергетическая щель, энергетическая трещина ниже пупка.
Эта трещина, которую маги называют просвет, закрыта, ког-
да человек находится в расцвете сил.
- И каково значение всего этого, дон Хуан? - спросил
я механически.
- Значение смертельное, - ответил он. - Дух подал
мне знак, что нечто подходит к концу. Я решил, что моя
жизнь подходит к концу, и принял эту весть со всей благо-
дарностью, на которую был способен. Только позже, гораздо
позже до меня дошло, что это не моя жизнь подходит к
концу, но вся моя линия.
Я не понимал, о чем он говорит. Как же я мог воспри-
нять это всерьез? Насколько я мог судить, это не слишком
отличалось от всего того, из чего тогда состояла моя жизнь,
- от болтовни.
- Твой друг сам рассказывал тебе, и довольно многос-
ловно, о том, что умирает, - сказал дон Хуан. - И ты
сознавал то, что он говорил, так же, как сознаешь то, что я
говорил тебе, но в обоих случаях ты предпочел не придавать
этому значения.
Мне нечего было ответить. Я был раздавлен его словами.
Мне хотелось вдавиться в ящик, на котором я сидел, исчез-
нуть, провалиться сквозь землю.
- Но не твоя вина, что ты не придал этому значения.
Это все молодость, - продолжал он. - Тебе еще надлежит
так много сделать, столько людей окружает тебя! Ты не алер-
тен. Ты никогда не учился быть настороже.
Пытаясь защитить свою последнюю крепость - веру в
собственную наблюдательность, я указал дону Хуану на то,
что попадал в смертельно опасные ситуации, где требова-
лось проявить смекалку и бдительность. Беда была не в том,
что мне недоставало внимания, а в том, что я был недоста-
точно ориентирован, чтобы составить верный список прио-
ритетов. Вот почему все для меня было в равной степени как
важным, так и не важным.
- Быть алертньм - не значит быть наблюдатель-
ным, - сказал дон Хуан. - Для магов проявлять алерт-
ность означает постоянно осознавать ткань обыденного ми-
ра, которая кажется непригодной для взаимодействия в нас-
тоящий момент. Путешествуя со своим другом перед тем,
как познакомиться со мной, ты обращал внимание только на
явные детали. Ты не придал значения тому, как смерть пог-
лощала его, и все же что-то в тебе знало об этом.
Я стал протестовать, утверждая, что все это неправда.
- Не пытайся спрятаться за банальностями, - сказал
он осуждающе. - Встань. Если ты хоть мгновение сможешь
быть со мной. прими ответственность за то, что ты знаешь.
Не старайся затеряться в чужеродной ткани окру/кающего
мира; чужеродной тому, что происходит сейчас. Не будь ты
столь поглощен собственной персоной и своими проблема-
ми, ты бы знал, что это его последнее путешествие. Ты бы
заметил, что он закрывает свои счета, встречается с людьми,
которые помогали ему, и прощается с ними.
- Твой друг-антрополог говорил однажды со мной, -
продолжал дон Хуан. - Я помнил его настолько отчетливо,
что ничуть не был удивлен, когда он привез тебя на эту
автостанцию. Я не мог помочь ему при нашем разговоре. Он
не был тем человеком, которого я искал. Но я желал ему
добра от всей своей магической пустоты, из всего своего
магического безмолвия. Поэтому я знал, что во время своего
последнего путешествия он говорит "прощай" всем тем, кто
что-то значил в его жизни.
Я признавал, что дон Хуан полностью прав. Было мно-
жество деталей, которые я замечал, но которым не придавал
тогда должного значения; взять хотя бы тот экстаз, в кото-
рый приходил мой друг, любуясь окружающими нас видами.
Он останавливал машину, чтобы часами наблюдать за гора-
ми или руслом реки, или пустыней. Я отмахивался от этого,
как от идиотской сентиментальности мужчины средних лет.
Я даже делал тонкие намеки на то, что он, пожалуй, слишком
много выпил. Он отвечал мне, что в минуты отчаяния вы-
пивка приносит человеку мгновения мира и покоя, мгнове-
ния достаточно долгие, чтобы тот успел насладиться чем-то
неповторимым.
- Это было путешествие, предназначенное только для
его глаз, - сказал дон Хуан. - Маги предпринимают подоб-
ные путешествия, в которых значение имеет только то, что
могут впитать в себя их глаза. Твой друг освобождал себя от
всего лишнего.
Я признался дону Хуану, что не обращал внимания на то,
что он говорил о моем умирающем друге, так как на некоем
неведомом мне самому уровне я знал, что это правда.
- Маги никогда не говорят впустую, - сказал он. - Я
подбираю слова исключительно тщательно, когда говорю с
тобой или с кем-либо еще. Разница между тобой и мною
состоит в том, что у меня нет времени, и я должен поступать
соответственно. Ты же, наоборот, уверен, что располагаешь
всем временем этого мира, и тоже действуешь соответствен-
но. Конечным результатом нашего поведения является то,
что я взвешиваю все то, что собираюсь сказать, а ты нет.
Я признал его правоту, но тут же стал убеждать его, что
все сказанное им ни в коей мере не облегчает моей печали и
не рассеивает смятения. Затем я безотчетно высказался о
каждом нюансе моих смешанных чувств. Я заявил, что не
ищу совета. Я хочу получить магические предписания о том,
как избавиться от душевных мук. Я был уверен в том, что
действительно заинтересован в получении от него некоего
естественного успокоительного, органического снотворно-
го, и высказался по этому поводу. Дон Хуан покачал в заме-
шательстве головой.
- Ты хочешь слишком многого, - ответил он. - Сле-
дующее, что ты попросишь, - это будет некое магическое
снадобье, способное удалить все, что раздражает тебя, без
всяких усилий с твоей стороны, если не считать тех усилий,
которые ты затратишь на то, чтобы проглотить эти пилюли.
Чем хуже вкус, тем сильнее эффект, - вот девиз европейцев.
Ты хочешь результатов: одна порция зелья - и ты исцелен.
- Маги смотрят на вещи по-иному, - продолжал дон
^уап. - Поскольку они не располагают свободным време-
нем, то полностью отдают себя тому, с чем встречаются.
Причина твоего смятения состоит в недостатке серьезности.
Тебе не хватило серьезности, чтобы поблагодарить как сле-
дует твоего друга. Это случалось с каждым из нас. Мы никог-
да не выражаем того, что чувствуем. А когда хотим выра-
зить, оказывается, что слишком поздно, так как момент упу-
щен. Ты должен был поблагодарить его как следует еще в
Аризоне. Он позаботился о том, чтобы прихватить тебя с
собой, и понимал ты это или нет, но на автостоянке ты
получил от него все, что мог. Но в тот момент, когда ты
должен был поблагодарить его, ты злился - ты судил его, он
был неприятен тебе. А затем ты откладывал встречу с ним.
На самом деле ты откладывал выражение благодарности. Ты
застрял на месте. Ты никогда не был бы способен возвратить
ему долг.
Я осознал все величие его слов. Никогда я не мог увидеть
свои поступки в подобном свете. По правде говоря, я никог-
да никого не благодарил. Дон Хуан загонял шип мне в сердце
все глубже.
- Твой друг знал, что умирает, - продолжал он. - Он
написал тебе свое последнее письмо, чтобы узнать о твоих
успехах. Возможно, он этого не знал, как не знал и ты, но его
последняя мысль была о тебе.
Тяжесть этих слов была слишком велика для моих плеч,
и я опустился на землю. Я почувствовал, что должен лечь.
Кружилась голова. Возможно, все дело было в окружающем
меня пейзаже. Я сделал ужасную ошибку, прибыв к дону
Хуану в предвечерний час. Предзакатное солнце казалось
немыслимо золотым, и блики на голых скалах, которые воз-
вышались на востоке от дома дона Хуана, были золотыми и
пурпурными. На небе не было ни облачка. Казалось, что все
вокруг застыло. Это было так, как будто весь мир пытался
спрятаться, но его присутствие было всеподавляющим. По-
кой сонорской пустыни был подобен кинжалу. Меня проб-
рало до мозга костей. Я хотел убраться отсюда - сесть в
машину и умчаться. Я хотел оказаться в городе, затеряться в
шуме.
- Ты ощутил вкус бесконечности, - торжественно,
словно приговор, произнес дон Хуан. - Я знаю это, так как
и сам был на твоем месте. Ты хочешь удрать, чтобы погру-
зиться во что-то человеческое, теплое, противоречивое, глу-
пое, кто его знает, какое еще?.. Ты хочешь забыть о смерти
друга. Но бесконечность не позволит тебе сделать это, - его
голос вдруг стал бархатным. - Она ухватила тебя безжалос-
тной рукой.
- Что я могу сделать сейчас, дон Хуан? - спросил я.
- Единственное, что тебе остается, - это сохранить
живую память о своем друге. Хранить ее до конца своей
жизни, а может быть и дольше. Маги выражают таким обра-
зом благодарность, которую уже не могут высказать вслух.
Возможно, ты думаешь, что это глупо, но это лучшее, что
могут сделать маги.
Безусловно, только моя собственная грусть заставила
меня на минуту поверить в то, что неунывающий дон Хуан
был столь же печальным, как и я. Я немедленно отбросил эту
мысль. Такое было невозможно.
- Печаль для магов не является чем-то личным, -
заявил дон Хуан, вновь вторгаясь в мои мысли. - Это не
совсем печать, это энергетическая волна, приходящая из
глубин космоса. Она достигает магов, когда они восприим-
чивы, когда они, как радары, способны ловить радиосигна-
лы.
Маги древности, которые дали нам полную формулу
магии, верили, что во Вселенной существует печаль, подоб-
ная силе, свету, намерению, и что эта вечная сила воздейству-
ет на магов с особой остротой, так как у них уже нет защит-
ных щитов. Они не могут укрыться за спинами своих друзей
или уйти с головой в занятия. Они не могут прятаться за
любовью или ненавистью, за счастьем или несчастьем. Они
це могут укрыться ни за чем.
- Маги отличаются тем, - продолжал дон Хуан, - что
