этого, так как постоянно дымил сам и пребывал в столь же
напряженном состоянии, что и остальные. Их аффектиро-
ванная речь также не резала мой слух, хотя, казалось, эту
манеру говорить трудно было не заметить. Они всегда про-
износили слова с подчеркнуто-гнусавым западно-американ-
ским акцентом, и делали это сознательно. И точно так же я
никогда не обращал внимания на их прозрачные намеки на
их собственную бесчувственность во всех сферах, кроме чис-
то интеллектуальной.
Настоящий конфликт с самим собой у меня возник,
когда я столкнулся с дилеммой моего друга Пита. Он как-то
пришел ко мне совершенно избитый. Его рот распух, а под
подбитым левым глазом явственно проступал синяк. Преж-
де чем я успел спросить, что с ним произошло, он выпалил,
что его жена. Патриция, отправилась на собрание брокеров
по недвижимости, чтобы обсудить там вопросы, связанные
с работой, и с ней там случилось нечто страшное. Судя по
виду Пита, можно было предположить, что произошел нес-
частный случай и Патриция искалечена или даже убита.
- Как она, в порядке? - спросил я, волнуясь по-насто-
ящему.
- Конечно, в порядке, - пролаял в ответ мой друг,
эта шлюха и сука! А со шлюхами и суками ничего не проис-
ходит, кроме того, что их трахают. И им это нравится!
Пит был взбешен. Он дрожал, казалось, он вот-вот
забьется в конвульсиях. Его непокорные темные волосы тор-
чали во все стороны. Обычно он аккуратно причесывал и
приминал каждую вьющуюся прядь. Сейчас он выглядел
диким, как тасманийский дьявол.
- Все шло нормально до сегодняшнего дня, - продол-
жал мой друг. - Это случилось сегодня утром, когда я вы-
шел из душа, а она шлепнула меня полотенцем по голой
заднице. Я сразу же понял, что она по уши в дерьме, что
трахается с кем-то другим.
Меня смутила его логика. Я стал расспрашивать его под-
робнее, пытаясь выяснить, каким образом шлепок полотен-
цем мог явиться откровением в вопросах определенного ро-
да.
- О, конечно, это не было бы откровением для крети-
на! - ответил он с нескрываемым ядом. - Но я знаю Пат-
рицию! И еще в четверг, перед этим злополучным собрани-
ем, она не могла бы хлопнуть меня полотенцем. Чтобы ты
знал, она никогда не способна была хлопнуть меня полотен-
цем за все годы нашего брака! Кто-то научил ее этим штуч-
кам, когда они оба были голыми! Итак, я схватил ее за глотку
и вытряс из нее правду: да, она трахается со своим шефом!
Пит рассказал, как отправился в офис, чтобы погово-
рить по душам с шефом своей жены, но его перехватили
телохранители и вышвырнули обратно на автостоянку. Он
хотел разбить все окна в офисе и стал бросать камнями в
телохранителей, но те пригрозили ему, что если он будет
продолжать в том же духе, то отправится в тюрьму, или еще
хуже - получит пулю в голову.
- Так это они так тебя отделали? - спросил я своего
Друга.
_ Нет, - ответил тот мрачно. - Я отправился в мага-
зин, торгующий запчастями от подержанных автомобилей и
врезал первому продавцу, который подошел, чтобы помочь
мне. Тот был поражен, но не рассердился. Он сказал: "Успо-
койтесь, сэр, успокойтесь. В этой комнате обычно заключа-
ются сделки". Когда я снова дал ему в зубы, он возмутился.
Он был здоровым парнем - врезал мне в челюсть и под глаз,
и я отрубился. Когда я пришел в чувства, - продолжают
Пнт^ - то увидел, что лежу на кушетке в их офисе. Я услы-
шал сирену скорой. Понял, что это за мной. Выскочил оттуда
и побежал к тебе.
Больше не в силах сдерживаться, он разрыдался. Он был
совершенно больным. Он был не в себе. Я позвонил его
жене, и не прошло и десяти минут, как та появилась у меня
в квартире. Она встала возле него на колени и, склонив над
ним лицо, стала клясться, что всегда любила только его и что
все, что она сделала, было с ее стороны чистейшим идиотиз-
мом, а их с Питом любовь - вопрос жизни и смерти. Все
остальные для нее ничего не значили. Она даже не помнит
их. Оба они излили свою душу в плаче и, безусловно, прос-
тили друг другу все. Патриция была в темных очках, чтобы
скрыть синяк под правым глазом, куда попал Питов кулак.
Пит был левшой. Оба совершенно не замечали моего при-
сутствия. И когда они уходили, то даже не знали, что я нахо-
дился там. Они просто ушли, тесно прижавшись друг к дру-
гу,
Казалось, что моя жизнь продолжала идти как обычно.
Мои друзья вели себя со мной так же, как всегда. Мы как
обычно ходили на вечеринки, посещали кинотеатры или
просто валяли дурака, а иногда заглядывали в рестораны,
предлагающие посетителю съесть "сколько угодно чего
'^годно по цене одного блюда". Однако, несмотря на всю эту
кажущуюся нормальность существования, в мою жизнь, ка-
залось, вторгся странный новый фактор. Поскольку я при-
вык наблюдать за собой, мне вдруг показалось, что я стал
исключительно узколобым. Я стал осуждать своих друзей
точно так же, как осудил психиатра и профессора антропо-
логии. И кто я такой, в конце-то концов, чтобы выступать в
роли чьего-то судьи?
Я стал страдать от невероятного чувства вины. Судить
своих друзей - это было что-то новенькое среди моих ка-
честв. Но самым страшным для меня, пожалуй, было то, что
я не только осуждал друзей, но и находил их проблемы и
беды потрясающе банальными. Я был все тем же человеком
Они были теми же друзьями. Раньше я сотни раз выслуши
вал их жалобы и рассказы о различных происшествиях и не
испытывал при этом ничего иного, кроме полного отождес-
твления с их неприятностями. Ужас, который я испытал
теперь, открыв в себе это новое свойство, потряс меня.
Трудно найти лучшее описание моего тогдашнего поло-
жения, чем слова поговорки: "Беда не приходит одна". Пол-
ный крах обычного образа моей жизни наступил, когда мой-
друг Родриго Каммингс пришел ко мне с просьбой прово-
дить его до аэропорта Бербэнк, откуда он собираются выле-
теть в Нью-Йорк. Это был драматический и отчаянный шаг
с его стороны. Он считал, что главное проклятие его жизни
- застрять в Лос-Анджелесе навсегда. Остальные друзья
обожали шутить по этому поводу. Не раз он пытался доб-
раться до Нью-Йорка на машине, и каждый раз она ломалась
по дороге. Однажды ему удалось добраться даже до Солт-
Лейк-Сити, и тут его машина заглохла. Нужно было менять
мотор полностью. Он должен был выбросить его там. Обыч-
но же его машины разваливались в пригородах Лос-Андже-
леса.
- Что приключается с твоими машинами, Родриго? -
как-то спросил я его, движимый искренним любопытством.
- Не знаю, - отвечал он слегка виноватым голосом. А
затем, с интонациями, достойными профессора-антрополо-
га, входящего в роль проповедника-ривайвелиста, он про-
должал:
- Возможно, когда я выезжаю на дорогу, начинаю газо-
вать на полную мощность, почувствовав себя свободным.
Обычно я открываю все окна. Я хочу. чтобы ветер дул мне в
лицо. Я чувствую, словно отправился на поиск чего-то ново-
го.
Для меня не было секретом, что все его машины были
полной рухлядью, не рассчитанной на скоростную езду, и он
попросту сжигал их моторы.
Из Солт-Лейк-Сити Родриго возвратился в Лос-Андже-
лес на попутках. Конечно же, он мог бы с тем же успехом
добраться автостопом и до Нью-Йорка, но это никогда не
приходило ему в голову. Думаю, что Родриго был сражен той
же болезнью, что и я, -бессознательной страстью к Лос-Ан-
джелесу. Но ни в коем случае не хотел в этом сознаться.
Как-то раз, когда его очередная машина была, казалось,
в отличном состоянии и могла выдержать сколь угодно дли-
тельное путешествие, сам Родриго оказался не в состоянии
покинуть Лос-Анджелес. Он доехал до Сан-Бернандино, где
зашел в кинотеатр, чтобы посмотреть фильм "Десять запо-
ведей". Этот фильм (по известным только Родриго причи-
нам), вызвал в нем нестерпимую ностальгию по Лос-Андже-
лесу, Он пришел ко мне и плакал, говоря о том, как этот
чертов город - Лос-Анджелес - окружил его стеной, через
которую ему не перебраться. Его жена была крайне обрадо-
вана этим возращением, но еще больше радовалась его под-
ружка Мелисса, хотя она не могла не испытывать и огор-
чения при мысли о том, что ей придется возвращать слова-
ри, которые Родриго дал ей перед отъездом.
Его последняя попытка отправиться в Нью-Йорк на са-
молете казалась еще более драматичной, так как он занял
денег у своих друзей, чтобы купить билет. Он сказал, что
таким образом он должен обязательно добраться до Нью-
Йорка, так как не собирается возвращать долги.
Я поставил его чемоданы в багажник своей машины и
повез его в аэропорт Бербэнк. Он сказал, что самолет улетает
только в семь часов. До вечера было еще далеко, и )' нас
оставалась уйма времени. Так что мы пошли посмотреть
фильм. К тому же он хотел бросить прощальный взгляд на
Голливудский бульвар -центр, вокруг которого вращались
наши жизни.
Итак, мы отправились в "Техниколор и Синерама" на
просмотр эпической киноленты. Это был восхитительный
фильм, и взгляд Родриго, казалось, не мог оторваться от
экрана. Когда мы вышли из кинозала, уже темнело, и я отп-
равился в аэропорт в самый час пик. Он потребовал, чтобы
мы выехали на окружную трассу, а не ползли по фривею,
который был страшно забит машинами. Когда мы наконец
добрались до чертова аэропорта, самолет уже выруливал на
взлетную полосу. Это было последней каплей. Покорный и
раздавленный Родриго протянул свой билет кассиру, чтобы
получить деньги обратно. Его имя и адрес были записаны, и
Родриго взял чек, по которому должен был получить через
шесть или двенадцать недель свои деньги, когда те прибудут
из Теннеси, где располагалось главное агентство авиалиний.
Мы подъехали к зданию, где находились наши кварти-
ры. На сей раз Родриго не попрощался ни с кем, боясь позо-
ра. Итак, никто даже не заподозрил, что он только что пред-
принял очередную попытку' покинуть город. Единственный
просчет, который допустил мой друг, - была продажа ма-
шины. Он попросил отвезти его к родительскому дому, что-
бы получить у отца деньги, затраченные на билет. Насколько
я помнил, отец Родриго всегда вытягивал своего сына из
любой беды. Его лозунг звучал так: "Не страшись ничего,
Родриго-старший всегда рядом!" Когда он услышал о прось-
бе сына дать ему денег в долг, чтобы возвратить другие
долги, лицо старого джентльмена приняло печальное выра-
жение. В ту пору он сам переживал финансовые затрудне-
ния.
Положив руку на плечи сына он произнес:
- Я не могу помочь тебе в этот раз, мой мальчик. Тебе
есть чего страшиться, так как Родриго-старшего больше нет
рядом.
Я изо всех сил стремился войти в положение своего
друга, пережить его драму так же остро, как всегда, но не мог.
Я только фокусировался на заявлении отца. Оно казалось
столь окончательным, что это встряхнуло меня.
Я жадно стал искать общества дона Хуана. Я оставил все
лос-анджелесские дела недоделанными и отправился в Со-
нору. Я рассказал ему о странном настроении, которое посе-
щает меня в обществе друзей. Всхлипывая от угрызений
совести, я поведают ему, что начал судить их.
- Не изводи себя из-за ерунды, - спокойно сказал мне
дон Хуан. - Ты уже, наверное, и сам догадаются, что целая
эпоха твоей жизни подходит к концу. Но эпоха никогда
реально не закончится, пока не умрет король.
- Что ты подразумеваешь под этим, дон Хуан?
-Ты и есть король, и ты очень похож на своих друзей.
И эта истина заставляет тебя дрожать как лист. Все, что тебе
остается сделать, -это принять все так, как есть, - чего ты,
конечно, сделать не можешь. Но ты еще можешь сделать
Другое-повторять самому себе: "Я не такой, я не такой". И
я обещаю тебе, что, продолжая говорить себе, что ты не
такой, в один прекрасный момент ты осознаешь, что ты
точно такой же.
НЕИЗБЕЖНАЯ ВСТРЕЧА
Одна мысль не отпускала меня ни на минуту: я должен был
дать ответ на очень важное письмо и сделать это любой
ценой. Но свершиться этому мешала смесь обычной моей
лени и желания к удовольствиям. Мой друг-антрополог, бла-
годаря которому я встретился с доном Хуаном, пару месяцев
назад написал мне письмо. Он интересовался моими успеха-
