Они могли затем закрыть глаза и представить объект, корректировать это
визуальное представление, сравнивая с самим объектом, до тех пор, пока не
видели его с закрытыми глазами полностью завершенным.
Следующим пунктом в их развивающейся схеме было сновидение с объектом
и создание в сновидении полной материализации объекта с точки зрения их
собственного ощущения.
- Этот акт, - сказала женщина, - называется первым шагом к
абсолютному восприятию.
От простых объектов эти маги переходили к более сложным конструкциям.
Конечной целью для всех них являлось визуальное представление в сновидении
всего мира, и воссоздания таким образом абсолютно вероятной реальности, в
которой они могли бы существовать.
- Когда кто-либо из магов моей линии приобретал способность делать
это, - продолжала женщина, - он запросто мог забирать кого-либо в свое
намерение, в свое сновидение. Это именно то, что я сейчас проделала с
тобой, и то, что я делала со всеми нагвалями твоей линии.
Женщина захихикала.
- Ты лучше поверь в это, - сказала она так, словно я не верил. -
Целые народы исчезли в таких сновидениях. Вот почему я сказала тебе, что
эта церковь и этот город являются одной из тайн намерения,
сконцентрированного во втором внимании.
- Ты сказала, что целые народы исчезли таким образом. Как это было
возможно? - спросил я.
- Они создали визуальный образ, а затем воссоздали такую ситуацию в
сновидении, - ответила она. - Ты никогда не создавал подобных визуальных
образов чего-либо, поэтому тебе очень опасно входить в мое сновидение.
Затем она предупредила меня, что пойти через четвертые врата и
продвигаться по местам, которые существуют лишь в чьем-то воображении -
весьма рискованно, так как каждый момент такого сна должен быть абсолютно
личным моментом.
- Ты все еще хочешь идти? - спросила она.
Я сказал, что да. Потом она еще кое-что рассказала мне о сдвоенных
позициях. Суть ее объяснения сводилась к тому, что, к примеру, я сновижу
мой родной город, и мое сновидение началось, когда я лежал на правом боку
и видел сон, что я заснул. Второе сновидение не должно быть обязательно
сном о моем родном городе, но быть наиболее конкретным сном, какой только
можно вообразить.
Она была уверена, что в своей практике сновидения я получал
бесчисленное. Множество конкретных деталей, но заверяла меня, что каждая
из них скорее всего была случайностью. Потому что единственным способом
полностью контролировать сны является использование техники сдвоенных
позиций.
И не спрашивай меня, почему, - добавила она. - Это просто происходит.
Как и все остальное.
Она заставила меня встать и снова предостерегла меня, чтобы я не
разговаривал и не отставал от нее. Она нежно взяла меня за руку так,
словно я - ребенок, и повела к скоплению домов, казавшихся темными
силуэтами. Мы шли по булыжной мостовой. Массивные речные камни были вбиты
остриями в землю. Казалось, что рабочие нарочно оставили все неровности
поверхности, и не пытаясь ее выровнять.
Дома представляли собою большие побеленные одноэтажные грязные
строения с черепичными крышами. Внутри бесцельно бродили люди. Тени внутри
домов вызывали у меня такое впечатление, словно любопытные, но напуганные
соседи шушукаются за дверьми. Я видел также невысокие холмы вокруг города.
В отличие от происходившего со мной в моих сновидениях, мои
ментальные процессы оставались ясными. На мои мысли не влиял ход событий в
сновидении. Мой разум подсказывал мне, что я находился в приснившейся
версии города, в котором жил дон Хуан, но в другое время. Мое любопытство
разгорелось. Я находился вместе с бросившей вызов смерти в ее сновидении.
Но был ли это сон? Сама она говорила, что это был сон. Я хотел видеть все,
быть сверх бдительным. Я хотел проверить все, видя энергию. Я чувствовал
себя смущенным, но женщина еще крепче сжала мне руку, так, словно подавала
мне знак, что согласна со мной.
Все еще чувствуя себя до абсурда робко, я машинально громко заявил о
своем намерении видеть. В практике моего сновидения я использовал фразу "я
хочу видеть энергию". Иногда я должен был говорить ее вновь и вновь до тех
пор, пока не получал результат. На сей раз, как только я по своему
обыкновению начал повторять это в городе сновидения этой женщины, она
начала смеяться. Ее смех был похож на смех дона Хуана: глубокий
непринужденный смех.
- Что тебя так развеселило? - спросил я, несколько обескураженный ее
смехом.
- Хуан Матус не любит древних магов вообще и меня в особенности,
сказала женщина в перерыве между приступами смеха. - Все, что мы должны
сделать для того, чтобы видеть в наших снах, - показать своим маленьким
пальцем на то, что мы хотим увидеть. Заставить тебя кричать в моем сне -
это его способ направить мне свое послание. Ты должен признать, что он
действительно умен.
Она на мгновение остановилась, затем продолжила с оттенком
откровения:
- Ты вопишь, как дурной осел во время случки.
Чувство юмора магов привело меня в крайнее замешательство. Она
смеялась так, что, казалось, уже не в состоянии была продолжать прогулку.
Я чувствовал себя в глупом положении. Когда она успокоилась и к ней
вернулось самообладание, она вежливо сказала мне, что я могу указать на
все, что я хочу видеть в ее сновидении, включая ее саму.
Я указал мизинцем левой руки на дом. В этом доме не было энергии.
Этот дом был как любой другой фрагмент в обычном сне. Я указывал на все
остальное вокруг меня, результат был тот же.
- Укажи на меня, - предложила она. - Ты должен получить
подтверждение, что именно этим методом сновидящие достигают видения.
И она была абсолютно права. Это был способ. В тот момент, когда я
указал своим пальцем на нее, она стала сгустком энергии. Могу добавить,
очень своеобразным сгустком. Ее энергетическая форма точно соответствовала
тому, какой описывал ее дон Хуан; она выглядела как огромная морская
раковина, закручивающаяся вовнутрь вдоль раскола, идущего по всей ее
длине.
Я единственное существо, генерирующее энергию в этом сне, - сказала
она. - Так что самым правильным для тебя будет просто за всем наблюдать.
В этот момент я впервые был поражен глубиной шутки дона Хуана. Он
ухитрился сделать так, чтобы я выучился кричать в своем сне для того,
чтобы я сумел крикнуть в плену сновидения, принадлежавшего бросившей вызов
смерти. Это показалось мне настолько смешным, что я буквально задохнулся в
приступе смеха.
Давай продолжим нашу прогулку, - мягко произнесла женщина, когда я
перестал смеяться.
Там были лишь две улицы, которые пересекались; в каждой - по три
квартала домов. Мы прошлись по всей длине обеих улиц. И не раз, а
четырежды. Я смотрел на все и своим слухом сновидения внимал каждому шуму.
Шумов было мало, только где-то далеко лаяли собаки или шепотом
разговаривали люди, когда мы проходили мимо.
Собачий лай вызвал во мне незнакомое и сильное чувство. Я должен был
остановиться. Я облегченно вздохнул, прислонившись плечами к стене.
Прикосновение к стене было шокирующим, не потому что стена была
необычная, а потому, что то, к чему я прикоснулся, было настоящей твердой
стеной, как любая другая стена, до которой я когда-либо дотрагивался. Я
почувствовал это своей свободной рукой. Я провел пальцами по ее грубой
поверхности. Это действительно была стена.
Ее ошеломляющая реальность немедленно заставила меня забыть об этом
необычном ощущении, и ко мне вернулся интерес к продолжению наблюдения. В
особенности я искал те черты, которые соотносились бы с городом моего дня.
Тем не менее, как я ни пытался, соответствий не находилось. В этом городе
тоже была площадь, но она находилась перед церковью. На площадь выходила
галерея.
В лунном свете холмы вокруг города были ясно видны и почти узнаваемы.
Я пытался сориентироваться, наблюдая за Луной и звездами так, словно я
находился в реальной повседневной жизни. Месяц был на ущербе, вероятно,
был первый день после полнолуния. Он находился высоко над горизонтом.
Должно быть, было между восемью и девятью часами вечера. Я видел Орион
справа от Луны; две главные звезды - Бетельгейзе и Ригель - находились на
одном уровне с Луной. Я определил начало декабря. Мое время было - май. В
мае Орион нигде в это время суток не виден. Я смотрел на Луну очень долго.
Ничего не изменилось. Это была Луна, насколько я мог судить.
Несоответствие во времени очень меня взволновало.
Обследовав горизонт на юге, я подумал, что смогу различить
колоколообразную вершину, которую было видно из внутреннего дворика дона
Хуана. Затем я пытался определить, где может быть его дом. На мгновение
мне показалось, что я нашел. Я так увлекся, что отпустил руку женщины. Тут
же меня охватило невероятное волнение. Я знал, что должен возвращаться в
церковь, потому что если я этого не сделаю, мне грозит умру. Я повернулся
и бросился к церкви. Женщина быстро схватила мою руку и последовала за
мной.
Пока мы быстрым шагом приближались к церкви, я понял, что в этом
сновидении мы находились в той части города, которая была позади церкви.
Если бы я принял это во внимание, возможно, я бы смог сориентироваться. Но
у меня уже не хватало внимания сновидения. Я сосредоточил его остаток
целиком на деталях архитектуры и орнамента задней части церкви. Я никогда
не видел эту часть строения в мире обыденной жизни и подумал, что если я
зафиксирую в своей памяти ее детали, то смогу сравнить их с деталями
реальной церкви.
Этот план экспромтом возник в моей голове. Но что-то внутри меня
презирало эти мои попытки все обосновать. На протяжении моего ученичества
меня постоянно беспокоила потребность объективности, которая заставляла
меня проверять и перепроверять все, что касалось мира дона Хуана. Это была
не то чтобы возведенная в ранг закона необходимость, но скорее потребность
использовать стремление к объективности как опору в моменты наиболее
сильных противоречий в познании. Когда появлялось время, чтобы проверить
то, что я намечал, - я никогда не доводил этого до конца.
В церкви мы с женщиной опустились на колени перед небольшим алтарем
на левой стороне, там, где мы были раньше. И в следующее мгновение я
поднялся в хорошо освещенной церкви моего дня.
Женщина перекрестилась и встала. Я машинально проделал то же. Она
взяла меня за руку и пошла к двери.
- Подожди, подожди, - сказал я, удивившись, что могу говорить.
Я не мог четко сформулировать свои мысли, но хотел задать ей
непростой вопрос. Я хотел спросить, каким образом кто-либо может обладать
энергией в такой степени, чтобы создать визуальный образ каждой детали
целого города.
Улыбаясь, женщина ответила на мой невысказанный вопрос. Она сказала,
что у нее очень хорошо получается воспроизведение визуального образа,
потому что после того, как она занималась этим на протяжении всей своей
обычной жизни, у нее было еще много-много жизней, чтобы
совершенствоваться.
Она добавила, что город, в котором я побывал, и церковь, в которой мы
говорили, были примерами ее недавних опытов в создании зрительных образов.
Церковь была той самой церковью, где был пономарем Себастьян. Она
поставила перед собой задачу запомнить мельчайшие детали каждого угла этой
церкви и этого города - просто для тренировки, безо всякой на то жизненной
необходимости.
Она завершила свою речь последней, самой беспокоящей мыслью:
- Поскольку ты кое-что знаешь об этом городе, - хотя ты никогда не
