мира. Каждое усилие учителя направлено на то, чтобы доказывать этот момент
своему ученику.
Однако принятие этого является, кажется, самым трудным, что только
можно сделать. Мы полностью захвачены своим частным взглядом на мир,
который заставляет нас чувствовать и действовать так, как если мы знаем о
мире все. Учитель с самого первого поступка, который он совершает,
нацеливается на то, чтобы остановить этот взгляд. Маги называют это
остановкой внутреннего диалога, и они убеждены, что это единственная
важнейшая техника, которой может научиться ученик.
Для того, чтобы остановить вид мира, который поддерживаешь с
колыбели, недостаточно просто желать этого или сделать решение. Необходима
практическая задача. Эта практическая задача называется правильным
способом ходьбы. Она кажется безвредной и бессмысленной. Как и все
остальное, что имеет силу в себе или вокруг себя, правильный способ ходьбы
не привлекает внимания. Ты понял это и рассматривал это по крайней мере в
течение нескольких лет, как любопытный способ поведения. До самого
последнего времени тебе не приходило в голову, что это было самым
эффективным способом остановить твой внутренний диалог.
- Как правильный способ ходьбы останавливает внутренний диалог? -
спросил я.
- Ходьба в этой определенной манере насыщает тональ, - сказал он. -
она переполняет его. Видишь ли, внимание тоналя должно удерживаться на его
творениях. В действительности именно это внимание и создает в первую
очередь порядок в мире. Поэтому тональ должен быть внимательным к
элементам своего мира для того, чтобы поддерживать их и превыше всего он
должен поддерживать взгляд на мир, или внутренний диалог.
Он сказал, что правильный способ ходьбы являлся обманным ходом. Воин
сначала, подгибая свои пальцы, привлекает внимание к своим рукам, а затем,
глядя и фиксируя глаз на любую точку прямо перед собой на той дуге,
которая начинается у концов его ступней и заканчивается над горизонтом, он
буквально затопляет свой тональ информацией. Тональ без своих с глазу на
глаз отношений с элементами собственного описания не способен
разговаривать с собой, и таким образом он становится молчалив.
Дон Хуан объяснил, что положение пальцев никакого значения не имеет,
что единственным соображением было привлечь внимания к рукам сжимая пальцы
разными непривычными способами. И что важным здесь является тот способ,
посредством которого глаза, будучи не сфокусированными, замечали огромное
количество штрихов мира, не имея ясности относительно них. Он добавил, что
глаза в этом состоянии способны замечать такие детали, которые были
слишком мимолетными для нормального зрения.
- Вместе с правильным способом ходьбы, - продолжал дон Хуан, -
учитель должен обучить своего ученика другой возможности, которая еще
более мимолетна - способности действовать не веря, не ожидая наград.
Действовать только ради самого действия. Я не преувеличу, если скажу тебе,
что успех дела учителя зависит от того, насколько хорошо и насколько
гармонично он ведет своего ученика в этом особом отношении.
Я сказал дону Хуану, что не помню, чтобы он когда-нибудь обсуждал
действие ради самого действия как особую технику. Все, что я могу
вспомнить, так это его постоянные, но ни с чем не связанные замечания об
этом.
Он засмеялся и сказал, что его маневр был таким тонким, что прошел
мимо моего внимания до сего дня. Затем он напомнил мне о всех тех
бессмысленных шутливых задачах, которые он мне обычно задавал каждый раз,
когда я бывал у него дома. Абсурдные работы, типа аранжировки дров особым
образом, окружения его дома непрерывной цепью концентрических кругов,
нарисованных моим пальцем, переметание мусора с одного угла в другой и
тому подобное. В эти задачи входили также поступки, которые я должен был
выполнять дома сам, такие как носить белую шапку или всегда в первую
очередь завязывать свой левый ботинок, или застегивать пояс всегда справа
налево.
Причина, по которой я никогда не воспринимал ни одно из этих заданий
иначе как шутку, состояла в том, что он всегда велел мне забыть о них
после того, как я выводил их в регулярный распорядок.
После того, как он пересказал все те задания, которые давал мне, я
сообразил что заставляя меня придерживаться бессмысленных распорядков, он
пришел к тому, что воплотил в меня идею действовать действительно не
ожидая ничего взамен.
- Остановка внутреннего диалога является, однако, ключом к миру
магов, - сказал он. - вся остальная деятельность только зацепки. Все, что
они делают, так это ускоряют эффект остановки внутреннего диалога.
Он сказал, что имеются два основных вида деятельности или техники,
используемые для ускорения остановки внутреннего диалога: стирание личной
истории и сновидение. Он напомнил мне, что на первых этапах моего
ученичества он дал мне целый ряд особых методов для изменения моей
"личности". Я занес их в свои заметки и забыл о них на несколько лет, пока
не понял их важности. Эти особые методы были на первый взгляд крайне
эксцентричными способами соблазнить меня изменить мое поведение.
Он объяснил, что искусство учителя состоит в том, чтобы отклонить
внимание ученика от основных моментов. Наглядным примером такого искусства
был тот факт, что я не понимал до этого дня важнейшего момента того, что
он трюком завлек меня в учение - действовать не ожидая наград. Он сказал,
что параллельно с этим он переключил мой интерес на идею "видения",
которая, если ее правильно понять, была действием непосредственно
связанным с нагвалем. Действием, являющимся неизбежным результатом учения,
но недостижимой задачей, как задача сама по себе.
- Какой был смысл такого трюка со мной? - спросил я.
- Маги убеждены, что все мы являемся грудой никчемности, - сказал он.
- мы никогда не сможем по своей воле отдать свой бесполезный контроль.
Поэтому с нами нужно действовать путем трюков. Он рассказал, что заставив
меня сконцентрировать свое внимание на псевдозадаче обучения "видеть", он
успешно выполнил две вещи. Во-первых он наметил прямое столкновение с
нагвалем, не упоминая о нем, а во-вторых, он трюком заставил меня
рассмотреть реальные моменты его учения как несущественные. Стирание
личной истории и сновидения никогда не были для меня настолько важными как
"видение". Я рассматривал их как очень развлекательную деятельность. Я
даже считал, что эта такая практика, которая дается мне с наибольшей
легкостью.
- Наибольшая легкость, - сказал он насмешливо, когда он услышал мое
замечание. - учитель ничего не должен оставлять случаю. Я тебе говорил,
что ты прав в том смысле, что тебя надувают. Проблема состояла в том, что
ты был убежден, что надувательство было направлено на то, чтобы одурачить
твой разум. Для меня этот трюк означал отвлечь твое внимание или уловить
его как это требовалось.
Он взглянул на меня, скосив глаза и указал на окружающее широким
движением руки.
- Секрет всего этого - это наше внимание, - сказал он.
- Что ты имеешь в виду, дон Хуан?
- Все это существует только из-за нашего внимания. Тот самый камень,
где мы сидим, является камнем потому, что мы были вынуждены уделить ему
внимание как камню.
Я хотел, чтобы он объяснил мне эту мысль. Он засмеялся и погрозил мне
пальцем.
- Это пересказ, - сказал он. - мы вернемся к этому позднее.
Он убедительно объяснил, что из-за его обходного маневра я стал
заинтересованным в стирании личной истории и сновидении. Он сказал, что
эффекты этих двух техник были совершенно разрушительными, если они
практикуются полностью, и что тут его забота, как забота каждого учителя,
была не дать своему ученику сделать что-либо такое, что бросит его в
сторону или в мрачность.
- Стирание личной истории и сновидения должны быть только помощью -
сказал он. - для смягчения каждому ученику необходимы сила и умеренность.
Вот почему учитель вводит путь воина или способ жить, как воин. Это клей,
который соединяет все в мире мага. Мало-помалу учитель должен выковывать и
развивать его. Без устойчивости и способности держать голову над водой,
которыми характеризуется путь воина, невозможно выстоять на пути знания.
Дон Хуан сказал, что обучение пути воина было таким моментом, когда
внимание ученика скорее улавливалось, чем отклонялось. И что он уловил мое
внимание тем, что сбивал меня с моих обычных обстоятельств жизни каждый
раз, когда я навещал его. Наши хождения по пустыне и горам являлись
средством выполнить это. Его маневр изменения контекста моего обычного
мира путем вождения меня на прогулки и на охоту был другим моментом его
системы, которого я не заметил. Сопутствовавшая перестановка в мире
означала, что я не знал концов, и мое внимание было сконцентрировано на
всем, что делал дон Хуан.
- Каков трюк, а? - сказал он и засмеялся.
Я засмеялся с испугом. Я никогда не подозревал, что он настолько все
осознает.
Затем он перечислил свои шаги в руководстве моим вниманием и
уловлении его. Когда он закончил свой отчет, он добавил, что учитель
должен брать в соображение личность ученика, и что в моем случае он должен
был быть осторожным из-за того, что в моей природе было много насилия, и я
в отчаянии не смог бы ничего лучшего придумать, как убить самого себя.
- Что ты за противоестественный человек, дон Хуан? - сказал я шутя, и
он расхохотался.
Он объяснил, что для того, чтобы помочь стереть личную историю, нужно
было обучить еще трем техникам. Они состояли из потери важности самого
себя, принятия ответственности за свои поступки и использование смерти как
советчика. Идея состояла в том, что без благоприятного эффекта этих трех
техник стирание личной истории вызовет в ученике неустойчивость, ненужную
и вредную двойственность относительно самого себя и своих поступков.
Дон Хуан попросил меня сказать ему, какова была наиболее естественная
реакция, которую я имел в моменты стресса и замешательства, прежде чем я
стал учеником. Он сказал, что его собственной реакцией была ярость. Я
сказал ему, что моей была жалость к самому себе.
- Хотя мы и не осознаем этого, но ты должен отключать свою голову для
того, чтобы это чувство было естественным, - сказал он. - сейчас ты уже не
имеешь возможности вспомнить те бесконечные усилия, которые тебе были
нужны для того, чтобы установить жалость к самому себе как отличительную
черту на своем острове. Жалость к самому себе была постоянным свидетелем
всего, что ты делал.
Она была прямо на кончиках твоих пальцев, готовая давать тебе советы.
Воин рассматривает смерть как более подходящего советчика, которого тоже
можно привести свидетелем ко всему, что делаешь, точно также, как жалость
к самому себе или ярость. Очевидно, после несказанной борьбы ты научился
чувствовать жалость к самому себе. Но ты можешь также научиться тем же
самым способом чувствовать свой нависший конец, и таким образом ты сможешь
научиться иметь идею своей смерти на кончиках пальцев. Как советчик,
жалость к самому себе - ничто, по сравнению со смертью.
Затем дон Хуан указал, что здесь, казалось бы, было противоречие в
идее перемены. С одной стороны, мир магов призывал к полной трансформации.
С другой стороны, объяснение магов говорит, что остров тональ является
цельным, и не один элемент его не может быть передвинут. Перемена в таком
случае не означает уничтожения чего бы то ни было, а скорее изменение в
использовании, которое связано с этими элементами.
- Жалость к самому себе, например, - сказал он. - нет никакого
