вкопанному почти перед дверью, и сказал, чтобы я сел рядом с ним слева. Я
сел рядом. Он пододвинул меня за руку поближе, пока я не коснулся его. Он
сказал, что это время ночи опасно для меня, особенно в данном случае.
Очень спокойным голосом он дал мне ряд наставлений. Мы не должны были
сдвигаться с этого места, пока он не увидит, что это сделать можно. Мы
должны были поддерживать разговор без перерывов. И я должен дышать и
моргать, как если бы я видел перед собой нагваль.
- Разве нагваль поблизости? - спросил я.
- Конечно, - сказал он и усмехнулся.
Я практически навалился на дона Хуана. Он начал говорить и
практически вытягивал из меня каждый вопрос. Он даже вручил мне блокнот и
карандаш, как если бы я мог писать в темноте. Он заметил, что я должен
быть настолько спокоен и нормален, насколько это возможно, и нет лучшего
способа укрепить мой тональ, как делая заметки. Все это дело он повернул
на особый уровень. Он сказал, что делать заметки - мое предрасположение, а
раз так, то я должен быть способен их делать в полной темноте. В его
голосе был оттенок вызова, когда он сказал, что я могу превратить делание
заметок в задачу воина, а в этом случае темнота никак не будет
препятствием.
Каким-то образом он, должно быть, убедил меня, потому что я ухитрился
записать часть нашего разговора. Основной темой был дон Хенаро как мой
бенефактор. Мне было любопытно узнать, когда дон Хенаро стал моим
бенефактором. И дон Хуан предложил мне вспомнить предположительно
необычное событие, которое произошло в тот день, когда я встретил дона
Хенаро, и которое послужило правильным знаком. Я ничего не мог вспомнить
подобного рода. Я начал пересказывать события. Насколько я мог помнить,
это была ничем не замечательная и случайная встреча, которая произошла
весной 1968 года. Дон Хуан прервал меня.
- Если ты достаточно туп, чтобы не вспомнить, мы лучше оставим все
так. Воин следует указаниям силы. Ты вспомнишь это, когда придет
необходимость.
Дон Хуан сказал, что иметь бенефактора это очень трудное дело. Он
использовал как пример случай своего собственного ученика элихио, который
был с ним много лет. Он сказал, что элихио не смог найти бенефактора. Я
спросил, найдет ли элихио когда-нибудь, и он ответил, что нет возможности
предсказывать повороты силы. Он заметил мне, что однажды, несколькими
годами ранее, мы встретились с группой молодых индейцев, бродящих по
пустыне северной Мексики. Он сказал, что видел, что никто из них не имел
бенефактора, и что общая обстановка и настроение момента были совершенно
правильными для того, чтобы протянуть им руку и показать им нагваль. Он
говорил об одной ночи, когда четверо юношей сидели у огня в то время, как
дон Хуан, по моему мнению, показал интересное представление, в котором он
явно виделся каждому из нас в различной одежде.
- Эти парни знали очень много, - сказал он. - ты был единственным
новичком среди них.
- Что случилось с ними потом? - спросил я.
- Некоторые из них нашли бенефактора, - ответил он.
Дон Хуан сказал, что долгом бенефактора является отдать долг силе, и
что бенефактор передает новичку свое личное прикосновение в той же мере,
если не в большей, чем учитель.
Во время короткой паузы в нашем разговоре я услышал странный шуршащий
звук позади дома. Дон Хуан прижал меня книзу. Я почти встал, как реакция
на него. Прежде чем раздался шум, наш разговор был обычным для меня. Но
когда произошла пауза и последовал момент молчания, странный звук прыгнул
сквозь него. В этот момент у меня была уверенность, что наш разговор
является необычным событием. У меня было ощущение, что звук слов моих и
дона Хуана был подобен листу, который разорвался, и что шуршащий звук
намеренно ожидал удобного шанса, чтобы прорваться сквозь этот лист.
Дон Хуан скомандовал мне сидеть неподвижно и не обращать внимания на
окружающее. Шуршащий звук напомнил мне звук, который производит суслик,
копая сухую землю. Как только я подумал о похожести, у меня сразу возникло
зрительное изображение грызуна вроде того, которого мне дон Хуан показал
на ладони. Я как бы заснул и мои мысли превращались в видение снов.
Я начал дыхательные упражнения и удерживал эго сцепленными руками.
Дон Хуан продолжал говорить, но я его не слушал. Мое внимание было
приковано к мягкому шуршанию чего-то змееподобного, скользящего по сухой
листве. Я испытал момент паники и физического отвращения при мысли, что ко
мне подкрадывается змея. Невольно я запихал свои ноги под дона Хуана и
стал отчаянно дышать и моргать.
Я услышал звук так близко, что он, казалось, находился в полуметре от
меня. Моя паника росла. Дон Хуан спокойно сказал, что единственный способ
отразить нагваль - это остаться неизменным. Он приказал мне вытянуть ноги
и не концентрировать внимания на звуке. Повелительно он потребовал, чтобы
я писал или задавал вопросы и не делал никаких попыток поддаться страху.
После большой борьбы я спросил его, дон Хенаро ли это делает звук. Он
сказал, что это нагваль, и я не должен их смешивать. Хенаро был именем
тоналя. Затем он сказал что-то еще, но я не понял его. Что-то кружило
вокруг дома, и я не мог сконцентрироваться на нашем разговоре. Он
скомандовал мне сделать высшее усилие. В какой-то момент я обнаружил, что
бормочу какие-то идиотские фразы о своей непригодности. Я ощутил толчок
страха и вырвался в состояние огромной ясности. Затем дон Хуан сказал мне,
что теперь можно слушать. Но звуков больше не было.
- Нагваль ушел, - сказал дон Хуан и, поднявшись, пошел внутрь дома.
Он зажег керосиновую лампу дона Хенаро и приготовил еду. Мы поели в
тишине. Я спросил его, не вернется ли нагваль.
- Нет, - сказал он с серьезным выражением. - он просто испытывает
тебя. В это время ночи, сразу после сумерек, ты всегда должен вовлекать
себя в занятие чем-нибудь. Подойдет все, что угодно. Это только короткий
период, один час, может быть. Но в твоем случае, самый опасный час.
Сегодня нагваль старался заставить тебя споткнуться, но ты был
достаточно силен, чтобы отразить его нападения. Однажды ты поддался ему, и
я вынужден был поливать воду на твое тело. На этот раз ты прошел отлично.
Я заметил, что слово "нападение" дает всему этому событию очень
опасное звучание.
- Опасное звучание? Это неправильный способ выражаться, - сказал он.
- Я не стараюсь испугать тебя. Действия нагваля смертельно опасны. Я уже
говорил тебе об этом, и это не означает, что дон Хенаро старается
повредить тебе. Наоборот, его забота о тебе неуязвима. Но если у тебя
достаточно силы, чтобы отразить нападение нагваля вне зависимости от моей
помощи или участия Хенаро.
После того, как мы закончили еду, дон Хуан сел рядом со мной и
заглянул через мое плечо в блокнот. Я заметил, что мне пожалуй потребуются
годы, чтобы рассортировать все то, что произошло со мной в течение этого
дня. Я знал, что был захлестнут восприятиями, которые я даже не могу
надеяться понять.
- Если ты не можешь понять, то ты в прекрасной форме, - сказал он. -
это когда ты понимаешь, ты находишься в каше. Конечно, это точка зрения
мага. С точки зрения среднего человека, если ты не можешь понять, то ты
идешь ко дну. В твоем случае я сказал бы, что средний человек подумал бы,
что ты распался или что ты начинаешь распадаться.
Я засмеялся его выбору слов. Я знал, что он бросает концепцию распада
мне назад. Когда-то я упоминал ее в связи с моими страхами. Я заверил его,
что на этот раз я не собираюсь ничего спрашивать о том, через что я
прошел.
- Я никогда не ставил запрета на разговор, - сказал он. - мы можем
говорить о нагвале, сколько душе угодно. Если ты точно помнишь, я сказал,
что нагваль только для того, чтобы свидетельствовать его. Поэтому мы можем
говорить о том, чему мы были свидетели, и о том, как мы это
свидетельствовали. Однако ты хочешь найти объяснение тому, как это все
возможно, а это отвратительно. Ты хочешь объяснить нагваль при помощи
тоналя, а это глупо, особенно в твоем случае, поскольку ты больше не
прячешься за своим невежеством. Ты очень хорошо знаешь, что в нашем
разговоре есть смысл только потому, что мы остаемся в определенных
границах, а эти границы неприложимы к нагвалю.
Я попытался объяснить свою точку зрения. Я не просто хотел объяснить
все с разумной точки зрения, но моя необходимость объяснить проистекала из
необходимости поддерживать порядок при проходе через все эти поразительные
и громадные хаотические стимулы восприятия, которые у меня были.
Дон Хуан заметил, что я пытаюсь защитить точку зрения, с которой не
согласен.
- Ты чертовски хорошо знаешь, что ты индульгируешь, - сказал он. -
поддерживать порядок - значит быть совершенным тоналем, а быть совершенным
тоналем означает осознавать все, что происходит на острове тоналя. Но ты
им не являешься. Поэтому твое возражение насчет поддержания порядка не
имеет внутри истины. Ты пользуешься им только для того, чтобы отвоевать
довод.
Я не знал, что сказать. Дон Хуан вроде бы как успокоил меня, сказав,
что требуется гигантская борьба, чтобы очистить остров тональ. Затем он
попросил пересказать меня все то, что я ощутил во время своей второй
встречи с нагвалем. Когда я закончил, он сказал, что то, что я наблюдал
как мохнатого крокодила было вершиной чувства юмора дона Хенаро.
- Жалко, что ты такой тяжелый, - сказал он. - тебя всегда
останавливает ошеломление, и ты не видишь настоящего искусства Хенаро.
- А ты осознавал его внешний вид, дон Хуан?
- Нет. Представление было только для тебя.
- Что ты видел?
- Сегодня все, что я видел, было движением нагваля, скользящим между
деревьями и кружащим вокруг нас. Любой, кто видит, может быть свидетелем
этого.
- А как насчет того, кто не видит?
- Он не заметит ничего. Может быть, только что деревья сотрясаются
бешеным ветром. Мы истолковываем неизвестное проявление нагваля как что-то
такое, что мы знаем. В этом случае нагваль может быть истолкован как
ветер, потрясающий листья, или даже как какой-то непонятный свет, может
быть светящийся жук необычных размеров. Если на человека, который не
видит, поднажать, то он скажет, что, по его мнению, он видел что-то, но не
может вспомнить, что. И это естественно. Человек будет хвататься за смысл.
В конце концов его глаза не могут заметить ничего необычного. Будучи
глазами тоналя, они должны быть ограничены миром тоналя, а в этом мире нет
ничего поразительного нового, ничего такого, что глаза могли бы
воспринять, а тональ не мог бы объяснить.
Я спросил его о непонятных восприятиях, которые произошли в
результате того, что они шептали мне в уши.
- Это было лучшей частью всего события, - сказал он. - остальное
можно опустить, но это было венцом дня. Закон требует, чтобы бенефактор и
учитель сделали эту последнюю настройку. Самое трудное из всех искусств.
Оба - и учитель, и бенефактор, должны быть неуязвимыми воинами даже для
того, чтобы попытаться расщепить человека. Ты не знаешь этого потому, что
это все еще за границами твоего царства, но сила опять была благосклонна к
тебе. Хенаро самый безупречный воин из всех, какие тут есть.
- Почему расщепление человека такая большая задача?
- Потому что это опасно. Ты можешь умереть, как маленький жучок. Или
еще хуже. Мы могли не смочь собрать тебя опять, и ты так бы и остался на
том плато чувства.
- Зачем нужно было это делать со мной, дон Хуан?
- Есть определенный момент, когда нагваль должен шептать в ухо
