делается дурно
Я рассказал ей о моем мимолетном восприятии, что она вышла из своего
тела под действием моего удара. Я намеревался прощупать ее не без причины.
Мне показалось, что причиной, лежащей позади всего этого события, было
вынудить нас извлечь источники, которые обычно закрыты для нас. Я,
несомненно, нанес ей смертельный удар, я нанес глубокое повреждение ее
телу, и все же я не мог сделать этого сам. Я действительно ощущал, что я
ударил ее своим левым кулаком - об этом свидетельствовала огромная красная
шишка у нее на лбу, - и тем не менее, суставы мои не опухли и я не
чувствовал в них ни малейшей боли или неприятного ощущения. Удар такой
силы мог бы сломать мне руку.
Услышав мое описание того, как я видел ее прижавшейся к стенке, она
пришла в полное отчаяние. Я спросил ее, было ли у нее какое-нибудь
ощущение того, что я видел, такое, как чувство выхода из своего тела, или
мимолетное восприятие комнаты.
- Я знаю теперь, что я обречена, - сказала она. - очень немногие
остаются в живых после касания дубля. Если моя душа уже вышла, я не
останусь в живых. Я буду делаться все слабее и слабее, пока не умру.
Ее глаза дико блестели. Она поднялась, и по-видимому, была на грани
того, чтобы ударить меня, но упала обратно.
- Ты забрал мою душу, - сказала она. - ты, должно быть, держишь ее
теперь у себя в кармане. Хотя, разве ты должен был говорить мне все это?
Я поклялся ей, что не имел намерений причинить ей вред, что я
действовал любым способом исключительно ради самозащиты и поэтому не таил
зла против нее.
- Если моей души нет у тебя в кармане, это еще хуже, - сказала она. -
она, должно быть, скитается бесцельно поблизости. Тогда я никогда не
получу ее обратно.
Донья Соледад казалась лишенной энергии. Ее голос стал слабее. Я
захотел, чтобы она пошла и легла. Она отказалась покинуть стол.
- Нагваль сказал мне, что если я потерплю полную неудачу, я должна
тогда передать тебе его сообщение, - сказала она. - он велел мне сказать
тебе, что он давно заменил твое тело. Ты теперь являешься им самим.
- Что он хотел этим сказать?
- Он маг. Он вошел в твое старое тело и заменил его светимость.
Теперь ты сияешь, как сам Нагваль. Ты больше не сын твоего отца. Ты - сам
Нагваль.
Донья Соледад встала. Она нетвердо держалась на ногах. Она,
по-видимому, хотела сказать что-то еще, но издавала ужасные звуки. Она
пошла в свою комнату. Я помогал ей до двери. Она не хотела, чтобы я
входил. Она сбросила одеяло, которое покрывало ее, и легла на свою
постель. Она спросила очень мягким голосом, не могу ли я сходить недалеко
на холм и понаблюдать оттуда, чтобы узнать, не приближается ли ветер. Она
добавила самым небрежным тоном, что я должен взять ее пса с собой. Ее
требование показалось мне неуместным. Я сказал, что я лучше взберусь на
крышу и посмотрю оттуда. Она повернулась ко мне спиной и сказала, что
самое лучшее, что я смогу сделать для нее, это взять собаку на холм, чтобы
она смогла приманить ветер. Я сильно рассердился на нее. Ее комната в
полутьме производила самое жуткое впечатление. Я пошел в кухню, взял две
лампы и пошел обратно. При виде света она истерически завопила. Я тоже
издал вопль, но по другой причине. Когда свет попал в ее комнату, я
увидел, что пол свернулся, как кокон, вокруг ее постели. Мое восприятие
было таким мимолетным, что в следующий момент я мог поклясться, что эту
призрачную сцену вызвала тень проволочных защитных сеток ламп. Это
иллюзорное восприятие привело меня в ярость. Я встряхнул ее за плечи. Она
заплакала, как ребенок, и обещала больше не устраивать своих трюков. Я
поставил лампы на комод и она мгновенно уснула.
Утром ветер изменился. Я ощущал сильные порывы, бьющие в северное
окно. Около полудня донья Соледад снова вышла. Она, казалось, немного
пошатывалась. Краснота в ее глазах исчезла, и припухлость на лбу
уменьшилась, там была едва заметная шишка.
Я почувствовал, что мне пора уезжать. Я сказал ей, что хотя я записал
сообщение, которое она передала мне от дона Хуана, оно не прояснило
ничего.
- Ты больше не сын своего отца. Ты теперь сам Нагваль, - сказала она.
Со мной творилось что-то невообразимое. Несколько часов тому назад я
был беспомощным и донья Соледад действительно пыталась убить меня, но в
этот момент, когда она говорила мне, я забыл ужас этого происшествия. И
тем не менее, была другая часть меня, которая могла проводить целые дни,
обдумывая бессмысленные конфронтации с людьми относительно моей личности и
моей работы. Эта часть казалась реальным мной, которого я знал всю свою
жизнь. А та часть меня, которая прошла через схватку со смертью этой
ночью, а затем забыла об этом, не была реальной. Она была мною и все же
мною не была. В свете таких несообразностей заявления дона Хуана не
казались такими надуманными, но были пока еще неприемлемыми.
Донья Соледад казалась рассеянной. Она мирно улыбалась.
- О, она здесь! - сказала она внезапно. - какая удача для меня. Мои
девочки здесь. Теперь они позаботятся обо мне.
Она, казалось, изменилась к худшему. Она выглядела такой же сильной,
как прежде, но ее поведение было раздвоенным. Мои страхи возросли. Я не
знал, оставить ее здесь или взять ее в больницу в город в нескольких
сотнях миль отсюда.
Внезапно она вскочила, как маленьких ребенок, и побежала через
переднюю дверь и вниз по подъездной дороге по направлению к шоссе. Ее пес
побежал за ней. Я поспешно забрался в свою машину, чтобы догнать ее. Я
должен был ехать вниз задним ходом, потому что не было места развернуться.
Когда я достиг шоссе, я увидел через заднее окошко, что донья Соледад
окружена четырьмя молодыми женщинами.
2. СЕСТРИЧКИ
Донья Соледад, казалось, что-то объясняла четырем женщинам, которые
окружали ее. Она делала драматические жесты руками и держала свою голову в
руках. Было очевидно, что она рассказывала им обо мне. Я поехал вверх по
подъездной дороге к месту прежней стоянки. Я собирался ждать их там. Я
взвешивал, оставаться ли мне в машине или небрежно сесть на левое крыло. Я
решил стоять около дверцы машины, готовый вскочить в нее и уехать, если
будут намеки на повторение чего-либо вроде происшествия предыдущего дня.
Я был уставшим. Я не смыкал глаз более 24 часов. Я планировал
раскрыть молодым женщинам сколько возможно об инциденте с доньей Соледад,
чтобы они могли принять необходимые меры для помощи ей, а затем я
собирался уехать. Их присутствие произвело определенную перемену. Все
казалось заряженным новой мощью и энергией. Я ощутил эту перемену, когда
увидел донью Соледад, окруженную ими.
Откровение доньи Соледад, что они были ученицами дона Хуана, придало
им такую мучительную притягательность, что я с трудом мог ожидать, чтобы
встретиться с ними. Я задавал себе вопрос, были ли они подобны донье
Соледад. Она сказала, что они были подобны мне самому, и что мы шли в
одном и том же направлении. Это легко можно было бы интерпретировать в
положительном смысле. Я хотел верить в это больше, чем во что-либо еще.
Дон Хуан обычно называл их "лас эрманитас", сестрички, - Самое
подходящее наименование, по крайней мере, для двух, которых я встречал,
Лидии и Розы, - двух легких, похожих на фей, очаровательных молодых
женщин. Я вычислил, что им должно было быть чуть больше двадцати, когда я
впервые встретил их, хотя Паблито и Нестор всегда отказывались говорить об
их возрасте. Две другие, Жозефина и елена, были полной загадкой для меня.
Я обычно слышал, как их имена упоминались время от времени, всегда в
каком-то неблагоприятном контексте. Из случайных замечаний, сделанных
доном Хуаном, я заключил, что они были какими-то причудливыми, одна была
помешанной, другая - тучной, вследствие этого их держали в изоляции.
Однажды я столкнулся с Жозефиной, когда шел в дом вместе с доном Хуаном.
Он представил меня ей, но она закрыла лицо и убежала прочь прежде, чем я
успел поздороваться с ней. В другой раз я застал елену, стиравшую белье.
Она была огромных размеров. Я подумал, что она, должно быть, страдает
расстройством желез. Я приветствовал ее, но она не обернулась. Я никогда
не видел ее лица.
После рекламы, которую им сделала донья Соледад во время своих
разоблачений, я ощущал желание побеседовать с загадочными "эрманитас" и в
то же самое время почти боялся их.
Я вскользь глянул вниз на подъездную дорогу, собираясь с силами,
чтобы сразу встретиться со всеми ими. На дороге было пусто. Там не было
никого приближающегося, а только минуту тому назад они были не больше, чем
в 30 ярдах от дома. Я взобрался на крышу машины, чтобы посмотреть. Там не
было никого идущего, даже собаки. Я запаниковал. Я соскользнул вниз и был
готов вскочить в машину и уехать, как вдруг я услышал, как кто-то сказал:
"эй, посмотри, кто здесь".
Я быстро обернулся и оказался лицом к лицу с двумя девушками, которые
только что вышли из дома. Я сделал вывод, что они, должно быть, прибежали
впереди меня и вошли через заднюю дверь. Я вздохнул с облегчением.
Две молодые девушки подошли ко мне. Я должен был признаться самому
себя, что раньше я никогда по-настоящему не замечал их. Они были красивые,
темные и очень худощавые, но не тощие. Их длинные черные волосы были
завязаны лентой. Они были одеты в незамысловатые юбки, синие
хлопчатобумажные жакеты и коричневые башмаки и с низким каблуком и мягкой
подошвой. Они были без чулок, их ноги были стройные и мускулистые. Их
рост, должно быть, был 5 футов и 3-4 дюйма. Они казались физически очень
развитыми, они двигались с большим изяществом. Одна из них была Лидия,
другая - Роза.
Я приветствовал их, и тогда они в унисон протянули мне руки для
рукопожатия. Они встали по обе стороны от меня. Они выглядели здоровыми и
бодрыми. Я попросил их помочь мне достать пакеты из багажника. Когда мы
несли их в дом, я услышал сильное рычание такое сильное и близкое, что оно
больше походило на рык льва.
- Что это такое? - спросил я Лидию.
- Ты не знаешь? - спросила она недоверчиво.
- Это должно быть пес, - сказала Роза, когда они побежали в дом,
практически увлекая меня за собой.
Мы разместили пакеты на столе и сели на две скамейки. Обе девушки
были обращены лицом ко мне. Я сказал им, что донья Соледад очень больна и
что я готовился забрать ее в больницу в город, т.к. я не знал, что еще
сделать, чтобы помочь ей.
Когда я говорил, я осознал, что вступил на опасную почву. У меня не
было никакого способа оценить, сколько информации я должен раскрыть им о
подлинном характере моего сражения с доньей Соледад. Я начал наблюдать,
чтобы найти ключ к этому. Я думал, что если буду внимательно наблюдать, их
голоса или выражение их лиц обнаружит как много они знают. Но они
продолжали молчать и предоставили мне самому вести весь разговор. Я начал
сомневаться в том, должен ли я вообще выдавать какую-либо информацию по
своей инициативе. Пытаясь рассчитать, что мне делать, чтобы не допустить
промах, я кончил тем, что стал говорить чепуху. Лидия оборвала меня. Сухим
тоном она сказала, что мне нечего беспокоиться о здоровье доньи Соледад,
потому что они уже приняли меры, чтобы оказать ей помощь. Это утверждение
заставило меня спросить ее, знает ли она, что случилось с доньей Соледад.
- Ты забрал ее душу, - сказала она обвиняюще.
Моей первой реакцией было защищать себя. Я начал горячо говорить, но
кончил тем, что запутался в противоречиях. Они пристально смотрели на
