время, размышляя о существовании действительного прохода в другой мир. Он
считал это ошибкой, которую следует избегать, во всяком случае, чтобы
уберечь меня от нее, он позволил, чтобы требуемое взаимодействие с членами
его группы проходило тогда, когда я был защищен присутствием Горды или
любого другого ученика.
В моем случае встреча с воинами дона Хуана была конечным результатом
длительного процесса. Они никогда не упоминались в случайных разговорах с
доном Хуаном.
Я знал об их присутствии единственно из требований правила, которые
дон Хуан открывал мне по частям. Позднее он признал, что они существуют и
что в должное время мне будет нужно встретиться с ними. Он подготовил меня
к столкновению с ними, дав общие инструкции и указания.
Он предупредил меня против общей ошибки в переоценке левостороннего
осознания - в ослеплении его ясностью и силой. Он сказал, что находиться в
левостороннем осознании совсем не означает немедленного освобождения от
собственной глупости. Оно означает только расширенную способность
воспринимать, большую легкость понимания и обучения и превыше всего
большую возможность забывать.
Когда приблизилось мое время встретиться с воинами дона Хуана, он дал
мне общее описание партии своего бенефактора, опять в виде вех, которые я
мог бы использовать сам. Он сказал, что для внешнего наблюдателя мир его
бенефактора казался бы временами состоящим из четырех домов.
Первый был образован южными женщинами и курьером нагваля, второй -
восточными женщинами, ученым и мужчиной-курьером, третий - северными
женщинами, человеком действия и другим мужчиной-курьером, четвертый -
западными женщинами, человеком за сценой и третьим мужским курьером.
В другое время этот мир мог бы казаться состоящим из групп. Там была
группа совершенно непохожих друг на друга пожилых мужчин, которыми были
бенефактор дона Хуана и его три мужские воина. Затем была группа четырех
очень похожих друг на друга мужчин, которые были курьерами, группа,
состоящая из двух пар внешне идентичных женщин-близнецов, которые жили
вместе и являлись южными и восточными женщинами, и две другие пары, по
внешности сестер, которые были северными и западными женщинами.
Эти женщины не были родственниками - они просто выглядели одинаково
из-за того огромного количества личной силы, которой обладал бенефактор
дона Хуана.
Дон Хуан описывал южных женщин как двух мастодонтов пугающего вида,
но очень дружелюбных и теплых.
Восточные женщины были очень красивы, свежи и забавны - истинное
наслаждение для глаз и ушей.
Северные женщины были исключительно женственными, пустыми,
кокетливыми, озабоченными своим возрастом, но в то же самое время ужасно
прямыми и нетерпеливыми.
Западные женщины временами бывали безумны, но в другое время были
воплощением жесткости и целенаправленности. Именно они больше всего
беспокоили дона Хуана, потому что он не мог совместить тот факт, что они,
будучи столь трезвы, добры и дружелюбны, могут в любой момент потерять
свою выдержку и буквально обезуметь.
Мужчины, с другой стороны, ничем не запомнились дону Хуану. Он
считал, что в них не было ничего столь замечательного. Он, казалось, были
целиком поглощены потрясающей силой устремленности женщин и всеподавляющей
личностью его бенефактора.
Насколько это касалось его собственного пробуждения, дон Хуан
говорил, что, будучи брошенным в мир своего бенефактора, он осознал,
насколько легко и удобно ему было идти по миру без всяких ограничений. Он
понял, что его ошибкой было считать, будто его цели являются единственно
стоящими из всех, какие может иметь человек. Всю свою жизнь он был
марионеткой и поэтому его всепоглощающая амбиция состояла в том, чтобы
иметь материальные блага, чтобы быть кем-нибудь. Он был настолько занят
своим желанием вырваться вперед и своим отчаянием, оттого, что это не
удается, что у него не было времени осмотреться и проверить хоть
что-нибудь. Он с радостью примкнул к своему бенефактору, потому что понял,
что ему предоставляется возможность что-то сделать из самого себя. Он
думал, что тут по крайней мере есть возможность научиться быть магом, если
уж ничего нет иного.
Он признался, что погружение в мир своего бенефактора для него было
подобно эффекту воздействия испанского завоевания на индейскую культуру -
оно разрушило все, но в то же время заставило сделать перепроверку самих
себя.
Моей реакцией на подготовку к встрече с партией воинов дона Хуана
были, как это ни странно, не благоговение и страх, а мелочная
интеллектуальная озабоченность по двум вопросам. Первое было заявление,
что в мире существует только четыре типа мужчин и четыре типа женщин. Я
возражал дону Хуану, что размах индивидуальной изменчивости в людях
слишком велик для такой простой схемы. Он не согласился со мной.
Он сказал, что правило окончательно и что в нем нет места для
определенного числа типов людей.
Вторым вопросом была культурная подоплека знания дона Хуана. Он и сам
не знал ее. Он рассматривал это знание как продукт своего рода
всеиндейский. Его предположение относительно происхождения этого знания
было то, что в какое-то время в мире индейцев, задолго до завоевания,
ожило искусство управления вторым вниманием. Оно, вероятно, развивалось в
течение тысячелетий без всяких помех и развилось до такой точки, что
потеряло свою силу.
Практики того времени не могли испытывать надобности в контроле и,
таким образом, не имея препятствия, второе внимание, вместо того, чтобы
становиться сильнее, становилось слабее в силу своей возросшей
усложненности. Затем явились испанские завоеватели и своей превосходящей
технологией уничтожили индейский мир. Дон Хуан сказал, что его бенефактор
был убежден, что лишь горстка этих воинов выжила, смогла вновь собрать
свое знание и изменить свою тропу. Все, что дон Хуан и его бенефактор
знали о втором внимании, было лишь реставрированной версией, новой
версией, которая имеет встроенные ограничения, потому что она выковывалась
в условиях жесточайшего угнетения.
10. ПАРТИЯ ВОИНОВ НАГВАЛЯ
Когда дон Хуан решил, что мне пришло время впервые столкнуться с его
воинами, он изменил у меня уровень осознания, затем он дал мне ясно
понять, что он сам никак не будет влиять на то, как меня встретят. Он
предупредил меня, что если они решат меня избить, то он не сможет их
остановить. Они могут делать все, что хотят, только не могут меня убить.
Он вновь и вновь подчеркивал, что воины его партии являются точной копией
тех, что были у его бенефактора, с тем исключением, что некоторые женщины
более свирепы, а все мужчины уникальны и могущественны, поэтому моя первая
встреча с ними может походить на падение вниз головой.
Я был встревожен и нервничал с одной стороны, но с другой меня
одолевало любопытство. У меня в уме бешено сменяли друг друга мысли,
главным образом о том, как будут выглядеть эти воины.
Дон Хуан сказал, что у него есть выбор: или направить меня на
запоминание ритуала, как было сделано с ним самим, или сделать встречу
предельно произвольной. Он ожидал знака, чтобы решить, какой выбор
принять. Его бенефактор делал нечто подобное, только он настоял, чтобы дон
Хуан научился ритуалу раньше, чем показался знак. Когда дон Хуан открыл
свои мечты о том, как он будет спать с четырьмя женщинами, его бенефактор
истолковал это как знак, избрал ритуал и кончил тем, что торговался, как
свиноторговец, из-за жизни дона Хуана.
В моем случае дон Хуан хотел получить знак прежде, чем он научит меня
ритуалу. Этот знак пришел, когда мы с доном Хуаном проезжали пограничный
городок в аризоне и полицейский остановил машину. Полицейский решил, что я
незаконно въехавший иностранец. Лишь после того, как я показал ему свой
паспорт, который он заподозрил в подделке, и другие документы, он разрешил
мне ехать дальше. Все это время дон Хуан находился на переднем сиденье
рядом со мной, и полицейский не уделил ему ни одного взгляда. Он был занят
только мной. Дон Хуан решил, что этот случай и есть тот знак, которого он
ждал. Его интерпретацией было то, что для меня будет очень опасно
привлекать к себе внимание, и он заключил, что мой мир должен быть миром
совершенной простоты и открытости. Сложный ритуал и помпезность должны
быть в данном случае изъяты. Он заметил, однако, что минимальное
соблюдение ритуальных правил будет в порядке вещей при моем знакомстве с
его воинами. Я должен начать с приближения к ним со стороны юга, потому
что именно в этом направлении идет непрекращающийся поток энергии.
Жизненная сила течет к нам с юга и оставляет нас, уходя на север. Он
сказал, что единственный вход в мир нагваля идет с юга и что ворота
образованы двумя женскими воинами, которые будут приветствовать меня и
позволят мне пройти, если они того захотят.
Он привел меня к дому на окраине городка в центральной мексике. Когда
мы приблизились к нему пешком со стороны юга, я увидел двух массивных
индианок, стоящих в полутора метрах от дверей дома, стоя на твердой,
спекшейся почве грунтовой дороги.
Эти две женщины были необыкновенно мускулисты и крепко сбиты. У обеих
были длинные иссиня-черные волосы, собранные в одну толстую косу.
Выглядели они как сестры. Они были примерно одного роста и веса, я
прикинул, что их рост был примерно 160 см, а вес около 75 кг. Одна была с
исключительно темным лицом, другая намного светлее. Одеты они были как
типичные индейские женщины из центральной мексики - длинное свободное
платье, шаль и самодельные сандалии.
Дон Хуан остановил меня в метре от них. Он повернулся к женщине слева
от нас и заставил меня повернуться к ней. Он сказал, что ее зовут Сесилия
и что она сновидящая. Затем он резко повернулся, не дав мне времени
что-нибудь сказать и заставил меня обратиться лицом к более темной женщине
он сказал, что ее имя Делия и что она сталкер. Женщины кивнули мне. Они не
улыбались, не двигались пожать мне руку и не сделали ни одного
приглашающего жеста.
Дон Хуан прошел между ними, как если бы они были двумя колоннами,
отмечающими ворота. Он сделал пару шагов и обернулся, как бы ожидая, что
женщины пригласят меня пройти между ними. Женщины секунду спокойно
смотрели на меня, затем Сесилия попросила меня войти, как если бы я был на
пороге настоящего дома.
Дон Хуан показывал дорогу к дому. У передней двери мы обнаружили
мужчину. Он был очень худощав. На первый взгляд он казался исключительно
молодым, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что ему, видимо, около
60. Он казался мне старым ребенком небольшого роста, худощавым, с
проникновенными темными глазами. Он был подобен альфу, подобен тени. Дон
Хуан представил его мне как Эмилито, сказав, что это его курьер и помощник
во всех делах, который будет рад приветствовать меня сам.
Мне казалось, что Эмилито действительно наиболее подходящее существо
для того, чтобы приветствовать кого бы то ни было. Его улыбка излучала
радушие, его мелкие зубы были совершенно ровными. Он пожал мне руку,
вернее он скрестил свои руки, схватив ими обе мои. Казалось, что он был
переполнен удовольствием. Можно было поклясться, что он в экстазе от
радости видеть меня. Его голос был очень мягким, а глаза сверкали.
Мы прошли в большую комнату. Там была еще одна женщина. Дон Хуан
сказал, что ее имя Тереза и что она является курьером Сесилии и Делии.
Ей, вероятно, было слегка за 20 и выглядела она определенно как дочка
